Изгнание черкесов
Последние годы войны Черкесии за независимость прошли в две фазы. Первая — 1856–1859 годах, когда Кавказский корпус сосредоточился на Левом фланге, и черкесы слабо ощущали присутствие русских в своей стране. Тогда наместничество отправляло основные силы и средства на войну Чечне и Дагестане. И пока русские держали оборонительные позиции на подступах к Черкесии, не имея много сил на Правом фланге, западно-кавказское сопротивление могло перехватить инициативу тут. Но зерно внутреннего раздора между хекагским князем и черкесским наибом выступил камнем преткновения, не позволявшим непокорным обществам Черкесии соединить свои силы для серьезного наступления. Непонятие итогов Крымской войны горцами стало дополнительным фактором уменьшения активность черкесов против российского командования на Кавказе. После замирения Северо-Восточного Кавказа и пленения Шамиля в 1859 году настала вторая фаза, закончившаяся уничтожением Черкесии в 1864 году. Когда полномасштабные боевые действия восстановились на Северо-Западном Кавказе, основной элемент централизации в системе черкесского сопротивления — наибство Магомед-Амина в Абадзехии уже перестало существовать. Черкесы не отчаялись и перешли к консолидации сил, пользуясь опытом прошлых лет. Кроме того, они сумели направить дипломатическую миссию в Европу, что хоть и не привело к желаемым сдвигам, тем не менее, подтверждает политическую зрелость черкесского сопротивления. Изменение характера войны толкало черкесов на использование всего своего политического потенциала и опыта для заручения поддержкой третьих стран. Но международные обстоятельства сыграли не в их пользу. После срыва переговоров черкесских старшин с императором в 1861 году для всех становилось очевидно, что целью войны в Черкесии Российская империя видит не замирение непокорных племен, а «очищение» Закубанского края от них. Боясь потерять стратегически важное Кавказское Причерноморье российское командование на Кавказе при одобрение своего императора принимается за осуществление плана по изгнанию закубанских горцев. И царские силы вытравливают западно-кавказских туземцев из их страны, отводя ее под колонизацию верноподданному царизму населению. Под страхом истребления сотни тысяч человек стали изгнанниками, принудительно покинув берега Черкесии, обреченными на болезни, голод и смерть в пути. Не более 10 % коренного населения Закубанского края поселяется в укрупненных аулах на отведенных им по царскому рескрипту территориях посреди болот Черномории и под надзором казачьих станиц. Столь радикальное разрешение Черкесского вопроса стало следствием того, что Черкесию отдали на откуп царизму еще на Пражской конференции. После ни британское, ни османское правительства не имели ни инструментов, ни мотивации для оказания давления на Россию в контексте Черкесского вопроса. Солидарные горскому сопротивлению силы в лице уквартистов (сторонники Дэвида Укварта), польских националистов, русских революционеров были слишком ничтожны, чтобы изменить исход российско-черкесской войны, не говоря об их собственных проблемах.
Когда еще не все общества принесли покорность, и пока еще шли экспедиции в горах, на берегу уже ютились десятки, а-то и сотни, тысяч черкесов, ожидая переселения в Османскую империю. В течение 1861–1864 годов волна за волной новых переселенцев наводняла узкое пространство причерноморских бухт. Чаще всего месяцами в страшной тесноте прибывали черкесы на побережье, где гибли от голода, холода, дизентерии и болезней: «Даже на берегу, где горцы находились уже под нашим надзором, массы умирающих закапывали поспешно и без внимательного подсчета». Самый разгар смертности пришелся на последнюю зиму переселения. Суда не успевали забирать одну партию прибывших изгнанников, как появлялась новая, пополненная представителями недавно замиренных обществ или плененными скитальцами из горных трущоб, что приводились к прибрежным российским кордонам от Тамани до Гагр: «Население аулов, если удавалось захватить его врасплох, немедленно было уводимо под военным конвоем в ближайшие станицы и оттуда отправляемо к берегам Черного моря и далее, в Турцию». Самая страшная сцена происходила у Новороссийской бухты, где собралось одновременно более 17 тысяч человек: «Позднее, ненастное и холодное время года, почти совершенное отсутствие средств к существованию и свирепствовавшая между горцами эпидемия тифа и оспы, делали положение их отчаянным». Десятки тысяч западно-кавказских эмигрантов погибли от всякого рода лишений, так и не выйдя в моря. Приуменьшение численности закубанских горцев перед изгнанием и недостаток финансирования представляются основными причинами гибели уже ожидавших своего отплытия изгнанников.
Согласно данным учетной комиссии по переселению «…общий итог переселенцев через порты Черного моря 470 703» человек за 1858–1865 года (по османским данным — свыше миллиона горцев прибыло в Турцию за этот же срок). И это только официальные данные. Часть черкесов отправлялись своим ходом и прошли мимо царской комиссии. Стоит учесть, что 30 650 человек из приведенного числа, зафиксированного комиссией, относится к прикубанским ногайцам, остальные — черкесы и вольные собратства абхазов. Часть адыгов и абазин, оставшихся в пределах кубано-лабинской резервации, насчитывала около 65 тысяч, оттуда сохранялась тенденция к эмиграции. И при желании черкесы не смогли бы разместиться все на отведенной им территории. К примеру, «…земли, назначенной под поселение натухайцев, оказалось 68 тыс. десятин, в том числе до 10 тыс. земли болотистой, прилегающей к Кубани, и, сверх сего, горы и лес, не способные под поселение». Оттого почти все натухайцы отправились в Турцию, а за ними и остальные. Единственное закубанское общество, большая часть которого осталась в российской резервации — бжедуги, около половины — темиргоевцы, других не более пары тысяч, натухайцев сотен, убыхов единицы. Но учесть оставшихся на Кавказе закубанцев не была благоприятной: «От безнаказанных убийств до мелких оскорблений, побоев, захватов отведенной им земли, — им пришлось много вытерпеть…В народе укореняется мнение, что он беззащитно предан насилию соседей-русских, может найти спасение только в переселении в Турцию». Они не могли рассчитывать на добросовестное отношение к себе царской администрации, видевшей в них побежденных и сломленных, но все-таки врагов. И после 1865 года переселение еще понемногу шло до конца 19 века.
Империю не заботила судьба черкесов, она собиралась занять их страну, буквально вытравив коренное население под видом мухаджирства (добровольного переселения мусульман в единоверную страну — не уместно для данного контекста). Царская забота о положении переселенцев носила цель обеления самого акта народоубийства, нежели проявляла настоящую щедрость и сострадание. Подтверждением тому может служить затянувшийся договор Военного министерства с Русским обществом пароходства и торговли, касательно перевозки горцев. Медлительность определялось торгами. Пароходы компании приняли участия только в мае 1864 года. То, что об этой акции доброй воли говорили в Петербурге — было достаточным для царских чиновников. А большая часть черкесов переселялась морем на турецких кочермах.
Принимающая сторона — Османская империя, тоже заинтересованная в проводившейся эмиграции, пошла на соглашения с Российской, касательно размещения у себя горских переселенцев. Если царь хотел видеть Западный Кавказ без воинственных черкесов, то султан проявлял интерес к горцам именно с милитарной стороны. Османское правительство намеревалось пополнить боеспособными воинами недоукомплектованные части своей армии, расселить горцев на окраинах империи и укрепить там государственную власть с помощью их иррегулярных подразделений. Магометанское духовенство развернуло на Северном Кавказе агитационную кампанию, не возбранявшуюся царской властью. От имени султана распространялись прокламации с призывами к переселению в единоверную страну под покровительство халифа, обещавшего хорошие условия.
Во время всего апофеоза изгнания черкесы сами пытались получить помощь через британских дипломатов на содержание себя в Турции. Часть прибывших в Стамбул горцев обратилась к английскому консулу: «Английский посланник в Константинополе Сир-Бульвер (Sir Bulwer) сам сообщил нашему поверенному Новикову, что вожди горцев старались заинтересовать его участью своих соплеменников, но он отказался принять их просьбу». Отказ черкесам Бульвера больше нигде не встретился. Тем не менее, предсказуемо, что британское правительство не хотело ухудшать отношения с российским из-за черкесов, чье геополитическое значение потеряло всякую ценность. Морская империя уже не могла воспользоваться положением горцев в своих интересах, а оказывать материальную помощь на бескорыстной основе — не соответствует политике ни одной империи их времени. Однако газеты сообщали по всей Европе о страшной участи черкесов, и это привело к сборам средств для обеспечения нужд изгнанников неравнодушной общественностью. К тому же, на содержание черкесских беженцев английский посол Рассел выбивал для Османской империи кредит от правительства ее величества, но процесс затянулся. И внутреннее расселение черкесов по Азии и Балкан произошло раньше, чем было получено выбиваемое финансирование. Из лагерей «мухаджиров» османы разместили в области, где считали их присутствие эффективным и не находили возбраняемым Россией. Когда горцы еще находились на берегу, их лагеря посещали европейские врачи, нанятые Портой. Один из таких джентльменов — англичанин Хамфри Сэндвит, увидев толпы вооруженных и статных людей этой мужественной горской расы, задался вопросом, касательно того, как они могли проиграть России, на что получил ответ одного из старшин черкесов: «Каждый человек — испытанный воин, но у нас нет организации. Каждый человек готов защищать свою избу, каждое село — свои усадьбы; но у нас нет дисциплины, нет комиссариата, нет верховного вождя, и, следовательно, мы никогда не сможем вести великую битву, как это могут франки. В особых случаях мы можем в определенной степени объединиться, как это делают горные потоки во время шторма.»
Пожалуй, в этих проницательных своим самоанализом словах отмечены все основные причины неудач черкесского сопротивления.
Исраилов В. Т.