Что же означает слов черкесы?

 Черкесы, как их называли некогда турки или персияне, значит разбойники; сами же себя черкесы именуют словом адиге, что означает благородные.

И действительно, их ни в каком случае нельзя назвать разбойниками; они отстаивали свою свободу и свою независимость, но отстаивали, как рыцари. Свобода для них была священной, неприкосновенной. Все иноземное, иноплеменное черкес ненавидел с детства; он считал себя человеком не последним; он с гордостью и важностью говорил: — я адиге. Первая песня, которая раздавалась у его колыбели, была: “Баю-баюшки баю, вырастешь велик, будь молодцом, отбивай коней и всякую добычу от чужеземца", а год спустя после рождения, ребенку подносили оружие, и, если он брал его в руки, то это, как признак воинственности и храбрости, служило большой радостью для родителей, и они устраивали пир.

По своей наружности черкесы принадлежат к самым красивым народам не только Кавказа, но и всего света. Они среднего роста, прекрасно сложены, отличаются правильными и мужественными чертами лица, сквозь которые, вследствие их бывшей воинственной жизни, проглядывают некоторая свирепость и страсть. Лазая постоянно по горам и узким, длинным ущельям, черкесы ловки, отличаются быстрой, смелой походкой; костюм же их и вооружение вполне были приспособлены к их бродячей жизни и к неустанной борьбе за сохранение своего отечества с сильным неприятелем. Бритая голова черкеса покрыта мохнатой бараньей шапкой (папахой), обшитой серебряным голуном, на самом черкесе — бешмет, то-есть армяк из какой-нибудь материи, даже шелковой, застегнутый от шеи до пояса на крючки; сверх бешмета суконная черкеска, то-есть казакин, но открытый во всю грудь и застегнутый только у пояса; на ногах — сафьяновые ноговицы (это нечто вроде камашей или чулок без носков); по преимуществу они кроеные, без подошв; сафьяновые также и чевяки — башмаки, которые так узки, что при первом надевании на ноги размачиваются и натягиваются, как перчатки. Все это отличается хорошим вкусом, прекрасным покроем и все, как костюм, так и вооружение, приноровлено к походной, бродячей жизни и к наездничеству, или к драке на коне. Винтовка у черкеса всегда была скрыта от нечистоты и сырости в мохнатом войлочном чехле и перекинута на легком ремне за спину так, чтобы наездник мог свободно поворачивать и заряжать ее на всем скаку, а перебрасывая ее на левое плечо, мог бы так же свободно обнажить свое любимое оружие — шашку, которая остра у него, как бритва, и удар которой смертелен. За поясом у черкеса два пистолета и неразлучный его спутник — острый кинжал. На груди черкески газыри или деревянные гильзы в кожаных патронах, которые пришиты к самой черкеске. Кроме того, к нему привешаны необходимые для чистки оружия, не слезая с лошади, такие вещи, как жирница, отвертка и небольшая, наполненная всякими другими предметами, сумка. Несмотря, однако, на такое множество разнообразного оружия, оно так хорошо пригнано, что одно не мешает другому, не брянчит, не стучит, не болтается, даже не блестит, спрятанное в чехлы и ножны, а мягкий и гибкий, как лапа тигра, чевяк способствует к подкрадыванью, к ползанью по скользкой траве, по голым скалам; в заключение же и шипящие звуки черкесского языка как бы и в этом последнем случае способствовали наклонностям и целям воинственного черкеса. Черкес даже и происки свои за добычею производил всегда ночью, пробираясь по лесам и оврагам, когда повсюду тихо и темно; а днем он отдыхал и кормил себя и лошадь.

К особенностям содержания лошади надо главным образом отметить то обстоятельство, что черкесы и тут не забывали своих воинственных целей. Конюшни у них устраивались темными, и черкесы объясняли это таким образом: “пусть лошадь привыкает к темноте; она, как кошка, должна видеть в темноте лучше, чем днем, потому что человек, для которого она создана, лучше видит днем, чем ночью". И в быстрых своих налетах на наши казацкие станицы, когда черкес не разбирал дня и ночи, это условие становилось для него необходимым. У черкеса всегда все было с собою, все налицо, и все его незатейливое походное хозяйство было при нем.

Он отыщет где либо в лесу полянку, огороженную непролазным терновником, прорубит своим седельным топориком тропинку в чаще леса, которую тут же и тем же терновником заберет или заставит, а потом, проворно соскочив с лошади, стреножит и разседлает ее, что дело одной минуты, так как покойное седло так легко и просто, что не только не тяжело для спины лошади, но она может оставаться с ним по целым неделям. Огнивом для добычи огня служит у него отвертка винтовки; кремень и трут висят у него на поясе, серные нитки и куски смолистого дерева — в одной из патронных гильз, а рукоять плети и конец шашки обмотаны бумажною материей, пропитанной воском, скрутив которую, он сооружает и свечку. Кроме того, у него при нападениях и в битвах, чтобы не сбиться с пути или дороги, была всегда при себе и бусоль, или компас, который был ему необходим и для того, чтобы знать направление, куда обращаться лицом во время молитвы.

И, уверившись в том, что скрытое убежище в лесу черкесов, никто не обнаружит, они устраивались таким образом: один заботился о приготовлении пищи, другой шел с кожаным ведром за водой, третий косил кинжалом траву для лошадей, и затем, насытившись иногда одним чуреком (хлеб-лепешка), все ложились спать, кроме караульных, из которых один стерег лошадей, откуда-нибудь с высоты наблюдал за окрестностью и по полету птиц заключал довольно верно о том, что происходило в непроницаемой глубине лесов. Этих примет по полету птиц было вполне достаточно, чтобы узнать, не приближаются ли люди и откуда?..

О защите своих аулов (деревень) черкесы не заботились, их забота заключалась не в защите, а в нападении на неприятельские земли и имущества. Черкес строил свой аул так, чтобы можно было спокойно передвигаться с ним с места на место, когда это понадобится. В домах окна, двери и столбы, подпирающие крышу, черкес укладывал вместе с своим незатейливым имуществом на свою арбу (двухколесная повозка) и с женами и детьми отправлялся ночью в путь, переселялся таким образом на новое избранное им сухое лесное место, где тотчас же и пускались в дело топоры — рубился лес и строились незатейливые дома (сакли). Это делалось быстро: устанавливался ряд столбов, промежутки между которыми забирались плетнем и обмазывались глиной, а для крыши утверждались на балках стропила, и самая крыша покрывалась соломой или камышом. Разумеется, и тут, на новом месте, черкесы так же чувствовали себя хорошо, как и в старом. Если кому случалось видеть вдали кучу сероватых бугров, приподымающихся от земли не более, как на сажень, а иногда и сливающихся с нею едва заметными соломенными крышами, — это был аул. Сакли (дома) в аулах ставились, как попало, без всяких улиц и лепились либо по крутому, обрывистому берегу какой-нибудь речки, либо же в дремучем лесу между деревьями. Они строились обыкновенно больше всего по одной, или небольшими группами, так как черкес любит жить уединенно, отдельно; одна сакля сложена из земли и камня, другая из турзука, третья из одного камня, но все они с крышами, а крыши с большими, выдающимися камышевыми навесами. В каждой сакле несколько комнат с маленькими дверями и окнами, запертыми изнутри ставнями, сквозь щелки которых, а также и полуоткрытых ставней, черкес высматривает, что делается на дворе. Главный свет проникает в саклю через открытые настежь и летом и зимою двери, в которых никогда не было ни замков и никаких особых запоров, вследствие чего вечером по аулу всюду подымался стук от деревянных клиньев, которыми заколачивались изнутри двери. Внутреннее устройство сакли заключалось в следующем: около одной из стен главной комнаты делалось посредине углубление в земле для очага, а над очагом висела дымовая труба. Возле очага, как и вдоль стен, прикреплены были палки, среди которых виднелся иногда и висячий шкапик, установленный разною утварью и посудою, среди которой, как признак зажиточности, выделялась колонка тарелок и европейская посуда. Одним словом, это, казалось, живут не кочевники, а благоустроенные люди, а их комнаты также выглядывали некоторой зажиточностью и уютностью благоустройства. По комнате в разных местах стояли круглые, низенькиe столики, у стен же — низенькие кровати, покрытые войлоком и коврами; оружие же и одежда вешались на гвоздях. Хозяин, его жены и взрослые дети имели отдельное помещение, посвященное исключительно для семейной жизни, куда посторонний глаз не мог проникнуть. От постороннего же глаза обносилась забором и вся хозяйская половина, к которой принадлежали и другие хозяйские постройки, как кладовые и хлев для овец. Вне забора отдельно стояла кунакскя, — это так называлась сакля для npиемa гостей или кунаков (приятелей). Кунакская тоже огораживалась частоколом, или же плетнем, возле которого стоял столб (коновязь) с навесом над ним для предохранения седла от дождя и лошади от зноя. Кунакская строилась по преимуществу на лучшем или более возвышенном месте; и тут гостеприимный хозяин заботился о наивозможно больших удобствах и даже роскоши; сюда отбиралась самая незначительная и лучшая часть имущества. Здесь все свидетельствовало о заботливости, об удобстве, и некотором aзиатском комфорте, который привился черкесам, конечно, от турок. Здесь пол был устлан камышевыми узорчатыми циновками, а кое-где и коврами; у одной из стен ставился низкий диван с подушками, как это и делалось у турок, над диваном торчало несколько гвоздей, или колышков, на одном из которых висела скрипка или балалайка о двух струнах, а остальные предназначались для развешиванья на них седла, оружия и другого имущества кунака. Кроме этого в кунакской находилась и длинная дубовая скамья для сиденья, и медный кувшин с тазом для омывания перед намазом (молитвой) и намазлык, то-есть небольшой коврик из шкуры дикой козы. В углу же кунакской наваливались грудою разные стеганые, более всего ситцевые, одеяла, подушки, а также и ковры, и кунакская в большинстве случаев с помощью занавеси из верблюжьего сукна разделялась пополам.

Освещались сакли плошками с жиром, которые коптели и давали очень слабый мерцающий свет.

АЛЕКСАНДРОВ Н. А.
КАВКАЗ

Текст воспроизведен по изданию: Кавказ // Литературно-художественный сборник"На трудовом пути". К тридцатипятилетию литературно-педагогической деятельности Д. И. Тихомирова. М. 1901