Скромность и сдержанность

Как характерные для адыгов, эти свойства часто упоминаются в историко-этнографической литературе. О «врожденной скромности черкесов», об отсутствии у них «хвастовства и самохвальства» с восхищением писали Ф. Торнау, К. Ф. Сталь, Тебу де Мариньи.
Но мы понимаем, что скромность могла быть лишь итогом определенной системы вос¬питания, следствием ее высокой общественной значимости. Скромность, деликатность и сдержанность считались социальной обязанностью личности и первым украшением человека.
С другой стороны, эти качества составляют психологическую база почтительности и разумности. Смещено в силу данного обстоятельства представление о гордости. Эпитет «гордый» - пагэ воспринимается как отрицательная характеристика личности, как указание на высокомерие, тщеслвие, заносчивость, претенциозность, глупость. Подчеркивается, что чрезмерная гордость разрушает, подавляет, ослабляет разум: Пагагъым акъылыр е1уб. Положительным свойством считается только чувство собственного достоинства - щхьэлъытэж, щхьэм и пщ1э; лишь бы оно не переходило определенную грань, не превращалось в гордыню.
Как величайший порок воспринимают хвастовство. Сложилось мнение, что человек, открыто и демонстративно заявляющий о своих достоинствах и заслугах, вольно или невольно умаляет или ставит под сомнение заслуги и честь окружающих и одновременно теряет свой собственный авторитет. Говорят: Уи псалъэ гъэ1эси, уи нэмыс гъэбыдэ - «Ограничь свою речь и укрепи намыс». Идеальный черкес скромен и немногословен.
Эти образы и представления нашли прямое отражение в этикете. Предпочтение отдается некоторому, пусть даже показному умалению собственной значимости, на фоне которого особенную яркость и выразительность приобретают отзывы других людей о выдающихся качествах и славных делах данного человека. Обычно, если человека хвалят за что-либо в его присутствии, он считает необходимым вежливо, но достаточно настойчиво отметить, что это неуместное преувеличение. В то же время рекомендуется спокойно и терпимо относиться к тому, что ваши достоинства и заслуги не замечены или недостаточно отмечены. Высказывать в данной связи недовольство, требовать к себе внимания, уважения, домогаться званий, чинов, наград, лестных отзывов неприлично. Общее мнение таково, что человек не должен жаловаться на судьбу.
Строго следовали этим принципам в среде адыгского рыцарства. Боясь прослыть нескромными, воины даже самые яркие и драматичные страницы жизни пытались представить кратко, без аффектации. Когда знаменитого воина Магомета Атажукина спросили, привел ли он в исполнение приговор хасэ о смертной казни братьев Шовгуровых, предательство которых послужило причиной гибели большого кабардинского аула на реке Лабе, Магомет ответил так: Ержыбыжъыр гъуэхъуашъ, Шогъуыр йыкъуэжьит1ыр гъуэгашъ - «Ержиб прогремел, сыновья Шовгура взревели». Тем самым даже употребление таких слов как «я», «застрелил» «убил» и т.п. удалось избежать скромному воину.
И это не единичный случай, таким было общее правило, в соответствии с которым о победах над противником следовало сообщать, используя специально для этого созданные вежливо-скромные выражения. Вместо того, чтобы сказать: «Я выстрелил из ружья и противник упал», говорили: Ружье, что было в моей руке, выстрелило, и человек упал» - Си 1эм 1эщ1элъ фочыр уэри л1ыр джэлащ. Неприличным считалось сказать о подвергнутом сопернике: «Я выхватил кинжал и поразил (убил, ранил) его». Взамен таких выражений этикет предлагал эвфеместические и куртуазные высказывания здесь типа: «Кинжал, что был в моей руке, опустился и ранил человека» - Си 1эм 1эщ1элъ къамэр ехуэхри, л1ыр у1эгъэ хъуащ. Когда речь заходит о соперниках, адыги особенно деликатны. Хан-Гирей приводит в данной связи пример князя Бекмурзы Бгажиноко, потребовавшего выбросить из песни, сложенной в его честь, слова, унижающие достоинство одного из поверженных им противников. Этих традиций придерживаются часто и в современном быту. Однажды я встретил знаменитого в 50-60-х гг. борца-тяжеловеса Анатолия Кодзокова и напомнил ему о его славных победах, о той популярности, которой он пользовался во всей Кабарде. Упомянул в разговоре и о его победах над любимцем публики, ныне покойным Сефом Кардановым. Мой собеседник, смущенно улыбнувшись, сказал на это: «Что ты, разве я победил этого богатыря, просто я оказался более удачлив». Выражение « Я оказался более удачлив» - Си нэсып тек1уащ очень распространено и используется во всех случаях, когда человек из скромности не хочет сказать «Я его победил», «Я оказался сильнее», «Я оказался умнее». Всякий намек на превосходство перед другим человеком коробит адыгов.
Общее мнение таково, что все люди равны перед Богом, но одни более, а другие менее удачливы. Это своего рода философская база адыгской скромности и учтивости.
Отсюда своеобразное отношение к похвале. Выслушивать похвалу в свой адрес или в адрес близких считается нескромным. В таких случаях рекомендуется вежливо, но решительно прервать говорящего. К примеру, если заходит речь о способностях или достоинствах даже взрослого сына, присутствующий при этом отец говорит: «Вы имеете в виду этого мальчишку? Оставьте, пожалуйста, он не дорос до того, чтобы о нем так отзывались». Однажды на свадебном пиру зашел разговор о столетнем старце Карашае Макоеве, сидевшем во главе стола. Говорили о его мудрости, богатом жизненном опыте, об отличном знании Кабарды и кабардинцев, а также Осетии, Чечни, Балкарии. Но тхамада положил конец этому, и весьма своеобразно, в духе традиционного красноречия: «Я познал Кабарду не более, чем муравей, оставьте эти разговоры».
Это типичная реакция, и нужно заметить, что у адыгов в этом плане много общего с японцами: вежливость и скромность требуют отзываться о своих достоинствах и о достоинствах близких в умеренных тонах. В то же время о других людях говорят с почтением, и если они того заслуживают - не скупясь на похвалу.
Надо заметить, что родителям вообще запрещалось вести какие-либо разговоры о своих детях и особенно с посторонними людьми, не являющимися членами семейно-родственного коллектива. Если же обстоятельства заставляли упомянуть о детях, то обычно сначала извиня¬лись перед собеседником: Уинэмыс нэхъ лъагэ уыхъу - «Твоя честь да будет еще выше». Так поступает и по сей день каждый, кто претендует на высокое воспитание и хорошее знание правил адыгской вежливости. Проявлять на людях свои чувства по отношению к детям считается не вполне удобным, противоречащим принципу скромности и сдержанности.
Еще в начале XIX в., обращая внимание на этот странный и суровый запрет, французский ученый Тебу де Мариньи с удивлением писал: «Создается такое впечатление, что черкесы избегают всего, что напоминает им об их привязанностях и удовольствиях... у них даже считается неучтивым говорить о детях, особенно маленьких» (24, с. 314).
С необходимой в повседневном общении скромностью, сдержанностью и терпимостью связаны многие другие нормы и ограничения, о которых мы частично уже упоминали. Например, запрещается очень громко и подолгу говорить, смеяться, спорить. Неприлично жаловаться на голод, холод, жару, недосыпание, длительное ожидание кого-либо или чего-либо. Спокойное перенесение неудобств и всякого рода лишений, отсутствие суеты, спешки, излишней озабоченности в любых даже самых экстремальных ситуациях было одной из первых заповедей рыцарского этикета. '«По черкесским понятиям, - писал Ф. Ф. Торнау, - опрометчивость и нетерпеливость простительны только детям и женщинам (31, с. № 10, с. 392).
Стремились по возможности сдерживать или скрывать даже проявление таких чувств, как удивление и любопытство. К примеру, запрещалось, как было отмечено, расспрашивать гостя о том, кто он, откуда и куда держит путь, в связи с чем Л. Я. Люлье счел нужным подчеркнуть: «Горцы также любопытны, как и все вообще люди, но они почитают нарушением прав гостеприимства всякий вопрос, на который было бы или трудно или неприятно отвечать» (23, с. 33).
Это общее правило, обусловленное «боязнью излишним любопытством уронить себя в глазах незнакомых людей» и необходимостью поддерживать в контактах высокий уровень тактичности и деликатности, взаимного уважения и признания.