МАРИЯ ТЕМРЮКОВНА КУЧЕНЕЙ

МАРИЯ ТЕМРЮКОВНА КУЧЕНЕЙ ( ГОШАНЕЙ, ИДАР ГУЭЩЕНЕЙ, ГУАЩАНЭ. ВТОРАЯ ЖЕНА ЦАРЯ ИВАНА IV ГРОЗНОГО )
( 1545—1569 г. )

Через восемь дней после кончины Анастасии «Митрополит, Святители, Бояре торжественно предложили ему искать невесты: законы пристойности были тогда не строги». В ходатайстве этом было сказано, чтобы царь женился, «а себе бы нужи не наводил». В этом, понятное дело, скрывался политический расчет, ведь при дворе было много людей, недовольных засильем Захарьиных, и все они надеялись, что родня новой царицы вытеснит из окружения государя семейство умершей Анастасии.

Поначалу решили искать невесту в Польше, но у тамошнего короля Сигизмунда II Августа, последнего мужчины – представителя династии Ягеллонов, были другие планы относительно замужества своей сестры Екатерины Ягеллонки (сам он был женат три раза, но ни в одном из браков не имел детей).

Безусловно, «польский брак» был бы очень выгоден для Руси в политическом отношении, и бояре поспешили принять меры к его осуществлению. В Варшаву отправилось особое посольство, которое должно было передать польскому королю предложение московского царя.

Сигизмунд II Август тоже был заинтересован в дружбе с Москвой, но польский король никак не мог решиться пожертвовать сестрой ради политических интересов. Кроме того, самые эти интересы выглядели довольно сомнительными. Иван Васильевич вел войну с Ливонией, русские войска побеждали, а польский король, в свою очередь, мечтал захватить часть Ливонии и вел об этом переговоры с Ливонским орденом. После перехода Ливонии во власть московского царя о возможности захвата нечего было и мечтать. А посему Сигизмунд II Август решительно отказал московским послам.

Вернее, не совсем так. Польский король не дал решительного отказа, но заявил, что не может согласиться на замужество сестры до тех пор, пока не урегулирует несколько пограничных дел. Требования его были непомерны: царь должен оставить Новгород, Псков, Смоленск и землю Северскую. Ну и запросы! Приходится отказаться от мысли стать зятем Сигизмунда II Августа, вздыхает государь. Раз он не может взять в жены эту соблазнительную девушку, придется воевать с ее страной. А раз так, Иван Васильевич написал королю, что приказал вырыть в земле яму, куда положат голову Сигизмунда после того, как ее отрубят.

В то время Иоанн уже присоединил к русскому государству Казанское и Астраханское ханства. Так Россия вплотную приблизилась к Кавказским горам. Однажды делегация из Кабарды прибыла ко двору Ивана IV с богатыми дарами и с целым табуном великолепных кабардинских коней. Кабардинские мурзы (князья) просили царя принять их самих и их народ в российское подданство. Русские бояре, в свою очередь, тоже обратились к государю с просьбой закрепить союз с кавказскими народами царской женитьбой на одной из знатных кабардинок. И поехали государевы гонцы в Шемаху, и в Дербент, и в другие местности Северного Кавказа в поисках подходящей невесты для царя Московского и Всея Руси к тамошним властителям - шамхалам.

Главный же смысл поисков жены-иностранки был практическим: если не снять, то хотя бы облегчить одну из военных угроз – на западе или на юге. На западе не получилось, поэтому Иван Васильевич и решил породниться с сильнейшим кабардинским князем. Надо сказать, что некоторые знатные Адыгеи уходили к недругам России: много черкесов служило турецкому султану; как раз в это время в Краков прибыли пять адыгских князей со своими знатными земляками, и польский король принял их на службу, даровав всем шляхетство.

В 1560 году царь послал сватов Ф. В. Вокшерина и С.Мякинина на Кавказ «у Черкаских князей дочерей смотрети». Черкасами на Руси именовались выходцы из Кабарды. Позднее многие из них по свойству с новой царицей получат имя князей Черкасских, оставивших заметный след в русской истории.

Несмотря на то, что царь начал думать о новой возлюбленной через несколько недель после смерти прежней жены, от потери Анастасии Захарьиной он вряд ли оправился. В итоге была выбрана Мария Темрюковна (до крещения княжна Кученей) – дочь кабардинского князя Темрюка, шестнадцатилетняя красавица. Иван Грозный всегда выбирал красивых женщин, но историки отмечают, что Мария Черкасская обладала удивительной, особенной красотой.

«Под черными изогнутыми бровями сияли огромные темные очи с длинными ресницами, на щеках играл румянец, губы алели, точно спелые вишенки. К тому же девушка была совсем юна, не больше шестнадцати лет, очень скромна и застенчива».

15 июля 1561 года княжна Кученей, «из черкас пятигорских девица», приехала в Москву вместе с братом Салтанкулом (в крещении Михаилом). Им отвели хоромы вблизи Кремля. В Москве дочь князя Темрюка – Кученей поселили в тереме около Кремля, чтоб она могла отдохнуть после длинной и сложной дороги. Вскоре её пригласили во дворец на смотрины, которые прошли успешно: царю Ивану Васильевичу княжна очень понравилась. Поначалу она не знала ни слова по-русски, правда через какое-то время выучила язык. Вскоре, царь «княжне Черкасской велел быть на своем дворе, смотрел ее и полюбил».

«Господине Теврюге! Аще сицевая доброта дщери твоея, а нашия великия государыни Марии Теврюговны, то государю нашему царю и великому князю Ивану Васильевичу любима будетъ, а нас онъ, государь, за сие великое дѣло жаловать станетъ, а сия дщерь твоя с нимъ, государемь, царствовать въ велицй славе станетъ» .

Вскоре в дворцовом Благовещенском соборе собравшимся боярам и духовенству объявили, что Гошаней готовится к обряду крещения и будет наречена Марией — во имя святой Марии Магдалины. В тот же день царь назвал ее своей невестой и по древнему русскому ритуалу вручил своей суженой кольцо и платок, унизанный жемчугом. Была крещена под именем «Мария» митрополитом Макарием. После завершения обряда крещения Иван Васильевич по обычаю преподнес Марии золотой крест-складень, а царевичи Иван и Федор вручили будущей мачехе кресты, украшенные алмазами и жемчугом.

21 августа состоялось венчание в Успенском соборе. Молодых венчал митрополит Макарий. Видимо, свадебным подарком было блюдо из Оружейной палаты (диаметр — 42,3 см, вес — почти 3 кг), декорированное чернью, на котором, вероятно, ей поднесли свадебный головной убор. Изготовленное из трехкилограммового куска золота свадебное блюдо Марии Темрюковны считается одним из шедевров, сделанных русскими мастерами золотого дела.

В этот августовский день с утра раздался переливчатый звон всех пяти тысяч колоколов московских церквей и соборов. Перезвон стоял такой, что «люди в разговоре не могли слышать друг друга».

Историки утверждают, что когда молодая царица вышла после венчания из церкви, и взглядами, и тоном, и манерами Мария всем дала понять, что теперь она царица, и «никто, кроме её мужа, не смеет становиться на одну ступеньку с нею».

Новая царица оказалась прямой противоположностью доброй Анастасии. Выросшая среди кавказских гор, привыкшая к охоте и опасностям, она жаждала бурной жизни. Тихая теремная жизнь ее не удовлетворяла. Мария охотно появлялась в стольной палате, с восторгом присутствовала на медвежьих травлях и даже, к ужасу бояр, с высоты кремлевских стен наблюдала за публичными казнями. Она не только не удерживала Иоанна от кровавых расправ, но сама толкала его на них. Понятно, что бояре невзлюбили новую царицу.

Некоторые из них, наиболее смелые, даже говорили царю, что не пристало московской царице присутствовать на забавах и лазить на крепостные стены. Заканчивалось для них это плохо, Иван Грозный хулителей своей новой жены не щадил: все они обвинялись в «злом умысле» и заканчивали жизнь кто в ссылке, а кто и на плахе.

Если правду говорят, что души покойных могут иногда посещать места прежних обиталищ, то душа царицы Анастасии Романовны должна была с великой тоской взирать на свою любимую светлицу, уставленную некогда ткацкими и вышивальными станами, пяльцами, изумляющую взор множеством искусных изделий. Черкешенка Кученей, которую после крещения звали Марией Темрюковной, не была приучена ни к какому женскому рукоделью, поскольку воспитывалась вместе с братом по-мужски. Ей нравились, конечно, красивые богатые ковры, но только восточные, с цветами и узорами, а покровы церковные и шитые жемчугом иконы наводили на нее тоску. Боярыня Воротынская, старшая над светличными девками и боярышнями, была ныне удалена с мужем-воеводою в ссылку, на Белоозеро, прежние умелицы разогнаны, станы вышивальные и пяльцы вынесены вон за ненадобностью. По стенам развесили чучела птиц, и на самом почетном месте красовался белый кречет, умерший недавно от старости.

Царица Мария Темрюковна успешно осваивала русскую речь, манеры и обряды российского царского двора. Более того, у неё с царём было сходство в характерах и манерах поведения. По мнению царя Ивана, надменность и некоторая жестокость Марии Темрюковны с подчинёнными, безжалостность и презрение ко всем, кто ниже родом, являлось доказательством её высокого происхождения. Это должно было быть присущим, по его представлениям, людям царской крови. Царю нравилась молодая жена, именно такой и должна быть его жена-царица.

Брак Ивана, заключённый вскоре после кончины его первой жены Анастасии Романовны, привёл к возвышению родственников Марии — князей Черкасских, в дальнейшем игравших большую роль в русской истории. Один из её племянников — Хорошай-мурза, во св. крещении Борис Камбулатович, был женат на родной сестре патриарха Филарета Никитича, Марфе.

В первый же год брака она поставила перед Иваном Васильевичем ряд условий, которые он обязан был выполнить. Одно из них – сделать стольником ее восемнадцатилетнего брата. На отказ царя Мария пообещала удавиться. Царь рассмеялся. Но в ту же ночь ее полумертвое тело вынули из петли, которую, черкешенка изготовила из длинного полотенца. Решительно настроенную царицу едва удалось спасти от смерти, и этот ее поступок настолько поразил Ивана Грозного, что он пошел почти на все уступки.

Английский дипломат Джером Горсей писал: «После этого (смерти Анастасии) он (Иван) женился на одной из черкесских княжен, от которой, насколько известно, у него не было потомства. Обряды и празднества, сопровождавшие эту женитьбу, были столь странными и языческими, что трудно поверить, что все это происходило в действительности».

Царица Мария Темрюковна с восторгом разделяла интересы мужа-царя, и в досуге, и в государственных делах. Она наблюдала за соколиной охотой, медвежьими потехами. Царица Мария с пониманием относилась к насаждению опричнины, для наведения порядка в стране. Мария не осуждала царской жестокости, когда карали и казнили непокорных врагов царя.
Она легко скакала верхом на коне, участвовала в царской охоте. Марии, по мнению царя, было дано постигнуть мудрость охотника – не жалеть свою добычу, стрелять и поражать, ради своих высоких целей и задач. Женское умиление и сострадание к кошечкам, собачкам, птичкам в клетках – всё это было ей чуждо. В её крови были гены предков, которые веками устанавливали власть и порядок, уничтожая противников.

Тем временем польский король Сигизмунд II Август, видя, что Ливония как никогда слаба, решил завладеть ею. А в мае – июле 1561 года жители Ревеля (современного Таллина) отдали себя на милость королю Швеции Эрику XIV из династии Васа. Потом, согласно договору от 21 ноября 1561 года, подписанному в Вильно ливонским ландсмейстером Тевтонского ордена Готхардом Кетлером и королем Польши, Ливонский орден был ликвидирован, а Ливония стала польским вассальным государством. После этого король Сигизмунд II Август поспешил заключить со Швецией матримониальный союз: его сестра Катерина Ягеллоника была отдана в жены сводному брату Эрика XIV Юхану, герцогу Финляндскому, позднее ставшему шведским королем под именем Юхана III.

Все эти события заставили Ивана Васильевича поторопиться с началом военных действий. При этом он решил сосредоточить все силы на борьбе с Великим княжеством Литовским, установив пока мирные отношения с другими претендентами на ливонское наследство.

Биограф Ивана Грозного Б.Н. Флоря рассказывает: «Цель эта была успешно достигнута благодаря дипломатическому искусству дьяка Ивана Висковатого и боярина Алексея Даниловича Басманова, который к этому времени как руководитель русской внешней политики занял при царе то место, которое ранее занимал Адашев. Летом 1561 года было заключено соглашение о долгосрочном перемирии со шведским королем Эриком XIV».

С датским королем Фредериком II, другим претендентом на ливонское наследство, также был заключен мирный договор.

Целью похода Иван Васильевич объявил не только возвращение под власть законного монарха его старых «вотчин», незаконно захваченных когда-то рыцарями Тевтонского ордена, но и освобождение православных, живших в Великом княжестве Литовском, от власти иноверцев-еретиков. По сути, предстоящий поход царя на Литву задумывался как некий Крестовый поход, подобный походам русской армии на Казань.

План похода был хорошо продуман. Он поставил во главе войска князя Владимира Андреевича Старицкого и Андрея Курбского.

В результате, прекрасная армия численностью в 280 тысяч человек, значительную часть которой составляли черкесы и татары, обрушилась на Великое княжество Литовское. Впереди по его приказу несли пустой гроб, предназначенный для Сигизмунда II Августа.

Родственник короля Николай Радзивилл выступил навстречу Ивану Грозному с 40 тысячами солдат и двадцатью пушками, но неравенство в живой силе было столь велико, что после первых же столкновений литовцы обратились в бегство.

Потом русская армия двинулась на Полоцк – древний русский город, некогда захваченный врагами и превращенный в мощную пограничную крепость, закрывавшую дорогу на литовскую столицу Вильно.

Полоцк в то время был крупнейшим и богатейшим городом Великого княжества Литовского, и там армия Ивана Грозного могла рассчитывать на приличную добычу.

8 февраля 1563 года начался обстрел Полоцка тяжелой артиллерией. Огромные ядра в нескольких местах пробили стены, и в городе начался большой пожар, в котором сгорело около трех тысяч дворов. Передовые войска Ивана Грозного ворвались в город, и среди страшного пожара завязался упорный бой, шедший с переменным успехом, пока не подошло подкрепление. В конечном итоге, 15 февраля Полоцк пал.

Н.М. Пронина по этому поводу пишет: «Капитуляцию Полоцка принял лично сам царь. Рядом стояли двоюродный брат государя князь Владимир Андреевич Старицкий и бывший казанский хан Александр Сафа-Киреевич, также принимавшие участие в походе. Мы не беремся представить, какие чувства переполняли душу Ивана в тот миг, когда перед ним торжественно склонили знамена разгромленного противника, когда поднесли ключи от древнейшего русского города, вновь возвращаемого Отечеству. Вспоминал ли он прошлое? Думал ли о будущем? Лучше всего говорят об этом его собственные строки, в те же дни адресованные им владыке Макарию: Исполнилось, – писал царь, – пророчество русского угодника, чудотворца Петра Митрополита, о городе Москве, что взыдут руки его на плещи врагов его: бог несказанную милость излиял на нас недостойных, вотчину нашу, город Полоцк, в наши руки нам дал. Он был счастлив. Он был горд».

В самом деле, Иван Васильевич имел право гордиться этой победой.

В Москву тут же были отправлены повозки, груженные золотом и серебром, отобранными у самых богатых жителей Полоцка. Это был большой торговый город, город евреев – и их насильно крестили. А тех, кто отказывался, недолго думая, утопили в холодных водах Двины. Больше всех лютовали воины-татары, которые предали смерти нескольких католических священников, а их храмы разграбили и стерли с лица земли.

Так Иван Васильевич стал еще и великим князем Полоцким. После этого он предложил польскому королю мир при условии, что тот отдаст ему всю Ливонию и свою сестру в придачу. Последнее выглядит просто дико, ведь она была замужем, да и Грозный тоже был женат. Но царь сказал, что сестру короля можно держать в качестве заложницы, оказывая ей всяческое уважение.