С. А. ТУЧКОВ: ЗАПИСКИ. 1766-1808

ПРОИЗВОДСТВО ТУЧКОВА В ГЕНЕРАЛ-МАЙОРЫ И ЖЕНИТЬБА. – КОЛОНИИ СЕРБОВ. – ЗЕМЛЯ ДОНСКИХ КАЗАКОВ: СТАНИЦА АКСАЙСКАЯ, ГОРОД СТАРЫЙ ЧЕРКАССК. – ВОЙСКОВОЙ КРУГ. – ИСТОРИЯ ВОЙСКА ДОНСКОГО. – ДОНСКАЯ СТЕПЬ. – МОСКОВСКАЯ КРЕПОСТЬ.–ДОНСКАЯ КРЕПОСТЬ. – ГОРОД СТАВРОПОЛЬ.– КАВКАЗСКАЯ ЛИНИЯ. – НАЧАЛЬНИК КАВКАЗСКОЙ ЛИНИИ ГЕНЕРАЛ КНОРРИНГ. – КАВКАЗСКИЕ МИНЕРАЛЬНЫЕ ВОДЫ. – ГРУЗИЯ И РОССИЯ. – ПОХОД ТУЧКОВА В ГРУЗИЮ. ЧЕРКЕСЫ. – ОСЕТИНЫ.– ТЕРЕК. – ДАРЬЯЛ. – ИЗВЕСТИЕ О КОНЧИНЕ ПАВЛА I. – ГЕНЕРАЛ ЛЕОНТЬЕВ. – КАЗБЕК. – МОНАСТЫРЬ НА КАЗБЕКЕ. – ПЕРЕХОД ВОЙСКА ЧРЕЗ КАВКАЗСКИЙ ХРЕБЕТ. – АНАНУР. – МЦХЕТ. – ТИФЛИС. – ГРУЗИНСКИЙ ЦАРЕВИЧ ДАВИД. – ГЕНЕРАЛ ЛАЗАРЕВ.

Производство Тучкова в генерал-майоры и женитьба

Я не успел еще осмотреться в новом моем расположении, не только чтобы просить отпуска, как в сверх ожидания моего произведен я был в генерал-майоры 291 и назначен шефом кавказского гренадерского полка, находящегося на Кавказской линии. Причиною сего неожиданного производства было то, что Павел I рассердился на корпус князя Конде (принц Конде (Louis-Henry-Joseph, due de Bourbon–1764–1830) – последний в роде Conde, отец злополучного герцога Энгиенского, расстрелянного Наполеоном, глава французских эмигрантов-роялистов, был принят в 1797 году со своим корпусом в русскую службу Павлом I. Корпус этот численностью около 10000 чел. расположен был в Волыни.), а потому и новых французских эмигрантов, из которых многие служили в российском войске в достоинстве полковников и были старше [219] меня по службе. Хотя Павел I наблюдал старшинство при производстве, но сие обстоятельство заставило его отступить от принятого им правила и произвесть меня в генералы. С крайним сожалением оставил я Фанагорийский гренадерский полк и отправился на Кавказскую линию чрез Шклов. Я не мог там долго медлить; но генерал Зорич 292 успел выдать за меня свою племянницу и снабдить нас всем потребным для дальнего сего путешествия. Прочие же обещания он оставил до удобнейшего времени, в чем как я, так и жена моя, не имели ни малейшего сомнения.

Колонии сербов

Проехав Белоруссию и часть Малороссии, прибыл я в слободы или колонии поселенных сербов 293, из которых прежде составлялись гусарские полки. Сии жители имели достаточное количество земли, не платили никаких податей; но зато в потребном случае каждый дом поставлял одного гусара. Он, прослужив восемь лет, возвращался в свое семейство, а на место его поступал другой. В проезд мой все сии права были уничтожены и оставлены были им только земли как собственность. Между тем заметил я, что природные воины живут несравненно чище и богаче, нежели прочие поселяне.

Я не говорю ничего о затруднительном и неприятном путешествии, а особливо в зимнее время, чрез украинские степи, прикасающиеся к владению донских казаков. Это испытал я над собою, проведя целую зимнюю ночь в степи, засыпанный снегом, невзирая на то, что я имел карету и несколько других экипажей. Сие случилось со мною, не доезжая верст 15 до города Ахтырска.

Земля донских казаков: станица Аксайская, город Старый Черкасск

По прибытии в землю донских казаков, первое селение, обратившее мое внимание, было казачья станица Аксай. Она имела тогда более трехсот хорошо построенных домов, в числе которых находилось много каменных в два этажа. Оттуда прибыл я в Старый Черкасск, столицу Донского войска. Я [220] называю его Старым Черкасском, потому что гораздо после сего моего путешествия столица казаков перенесена была на правый берег реки Дона и названа Новым Черкасском. Сей город построен был на острове, составляемом двумя рукавами реки Дона или древнего Танаиса. Каждой весной при разлитии вод он был затопляем, почему и построены все дома в два этажа. Через весь же город проведен высокий на деревянных сваях мост, от которого поделаны маленькие мостики, сообщающиеся со вторым этажом каждого дома. Зимою и летом по сему мосту никто не ездит, а по обеим сторонам оного по улицам; во время же водополи служит он вместо улиц. Тогда все жители оставляют нижнее жилье и переходят в верхнее. Сверх сего неудобства, по причине большого населения, хозяева почти не имеют дворов для содержания домашнего скота. Перед наступлением же весны самое необходимое количество оного, даже и дворовых птиц, жители должны отправлять в загородные свои дома, называемые там хуторами. В селе Черкасске находится несколько весьма красивых каменных церквей, для построения которых, равно как для дома войсковой канцелярии и Гостиного двора, или лавок выбраны возвышенные места, непотопленные водою. Соборная церковь богато украшена и хорошей архитектуры, равно как и дом войсковой канцелярии. Лавки, хотя не таковы, но составляют изрядное, довольно обширное каменное здание. Несколько каменных домов, порядочно построенных, придают городу изрядный вид; впрочем, все дома, хотя и деревянные, но выгодно расположены. Не можно довольно похвалить всех вообще донских казаков, не исключая и самых бедных, за чистоту и опрятность, в их домах соблюдаемые. Не только по нескольку раз в неделю моют они полы и внутренние стены домов, которые не имеют ни штукатуры, ни обоев, но даже наружные стены самых малых домов моют с песком по нескольку раз в год. Часто покривившийся уже от ветхости деревянный дом покажется новым.

Я приехал в Черкасск накануне Крещения, праздника, толико почитаемого обеими католическими церквами. Сверх того, день сей на Дону достоин потому примечания, что в оные избираются станичные атаманы и есаулы.

Надлежит знать, что донские казаки имеют свои поселения по правому берегу реки Дона, вниз по сей реке, начиная от границы Воронежской губернии. Они простираются до земель, [221] принадлежащих городу Азову, который лежит неподалеку от устья сей реки, впадающей в Азовское море или древний Палус Меотидес (palus Meotydes), подле города Таганрога. Станицами называются казачьи селения. Название сие произошло от слова стан, что знаменует на старинном российском, или лучше сказать, славянском языке, лагерь. Вероятно, при завоевании казаками у татар сей земли были на тех местах постоянные лагери или биваки, потому что казаки и по сие время не употребляют палаток, а для долговременного, по обстоятельствам войны, пребывания, строят шалаши и землянки в защиту от зимнего холода. Сии лагери, как видно, обратились потом в постоянные жилища. Каждая таковая станица состояла прежде из ста домов, окруженных рвом и валом. Она обязана была выводить по требованиям войскового правления по сто конновооруженных казаков. Впоследствии станицы сии увеличились как числом домов, так и жителей и, следовательно, высылают больше казаков. Город Черкасск, еще в бытность мою, состоял из десяти станиц и разделялся на десять частей. А сие показывает, что в сем месте была главная квартира или лагерь общего их начальника, и поныне войсковым атаманом называемого. При нем находилось всегда два полка или один атаманский, превышающий вдвое прочие полки числом людей; все казачьи полки состоят из 500 человек.

Войсковой круг 294

Прибыв в сию столицу казаков, принят был я с великою учтивостью. Все чиновники посетили меня поутру, в числе которых находился и сын войскового атамана Иловайского, бывший тогда уже в чине генерал-майора 295. Он, поздравив меня с приездом и праздником, присовокупил, что отец его сам желал бы иметь сию честь, но он нездоров. Я и прежде сего обязан быть ему посещением, как генералу, старшему мне чином, а сие обстоятельство заставило меня поспешить. По прибытии к нему, он после весьма учтивого приема сказал мне: «Не угодно ли вам будет посетить нашу соборную церковь и посмотреть некоторые обряды, в этот день исполняемые? Я по слабости моего здоровья не могу там находиться, разве только при выборах. Сын мой будет вам в том служить вместо меня; а по [222] окончании прошу сделать честь пожаловать ко мне на обед». Итак поехал я с сыном его в соборную церковь, куда пред окончанием литургии, довольно долго продолжавшейся с великой пышностью церковного обряда, прибыл и сам войсковой атаман. При выходе из церкви увидел я построенных в два ряда некоторых донских чиновников, держащих регалии войска, знамена, жалованные разными российскими государями за отличные подвиги сего войска, грамоты, содержащие их преимущества и похвальные за услуги России, и медали. Войсковой атаман при сем случае не оставил рассказать мне в коротких словах, каким государем за что именно даны были оные войску донскому. Когда прошли мы сей ряд регалий, тогда как державшие оные, так и прочие чиновники, составили обширный круг, в который приглашен был и я. Один чиновник в виде провозглашателя вышел на средину, положил на землю казачью шапку, а на оную большую трость с превеликим серебряным набалдашником. Сия трость называется ими насека, ибо на набалдашнике ее вырезано или насечено имя станицы. Она означает достоинство станичного атамана или есаула. В больших церемониях ее носили прежде пред атаманом или есаулом. Положа трость на шапку, поклонился он на все четыре стороны и потом довольно громко произнес сии слова: «Атаманы молодцы, славное Войско донское! Не стало у нас на тихом Дону станичного атамана Н. Н. в станице М. М. Изволите ли вы на выбор I.I.?» Причем называл он по имени и по отчеству прежнего атамана, название станицы и имя избираемого ими кандидата. Молчание означает согласие. А буде кто сим выбором недоволен, тот должен снять свою шапку и бросить кверху, после чего имеет он право войти в средину круга и говорить, почему не соглашается на таковой выбор. Но так как все следы вольного правления уже и тогда почти совсем были изглажены, то ничего подобного тому не случилось.

По некотором молчании, означающем согласие на выбор нового атамана, вошел в круг сменившийся атаман. Он поклонился до земли на четыре стороны и, потом встав, произнес громко сии слова: «Атаманы молодцы! и все славное войско Донское! благодарю вас за то, что вы в течение трехлетнего моего управления меня охраняли и любили». Тут произошел некоторый тихий шум, означающий взаимную признательность. По выходе из круга прежнего атамана вступил [223] новоизбранный. Есаул подал ему насеку и трость. Но прежде, нежели принять ее, он сделал также поклоны и произнес следующее: «Атаманы молодцы! Славное Войско донское! Прошу охранять меня и любить». В ответ на сие раздались слова: «Будь справедлив и милостив». После этого принял он трость, вышел из круга и весь круг разошелся.

По окончании сего обряда поехали мы все на реку Дон, покрытую тогда толстым и крепким льдом. Там отправлена была обыкновенная церемония освящения воды греческою церковью, на сей день установленная. Она кончилась колокольным звоном, пушечною пальбой и выстрелами из мелкого оружия. Все потом разошлись, а я поехал в дом войскового атамана.

На обед его приглашены были все чиновники, находившиеся тогда в Черкасске. За столом было более пятидесяти особ, но ни одной женщины. Угощение состояло из многих блюд, на европейский вкус приготовленных, из лучших донских и греческих вин с довольною умеренностью. И я ничего необыкновенного не заметил при этом, исключая того, что пред окончанием обеда вошла в залу одна женщина, богато одетая по образцу донских женщин. Она была в пребольшой парчовой шапке, украшенной драгоценными камнями и жемчугом, из-под которой не видно было ни одного волоса. На ней был кафтан из такой же материи, сшитый на образец казацкого. Он спускался ниже колен и имел золотые круглые пуговицы, украшенные каменьями и резьбой. Из-под кафтана видна была на груди красная шелковая рубаха, а ворот обшит был нитками жемчуга. Она имела на себе пояс, покрытый золотыми с камнями бляшками, а под кафтаном широкие шелковой материи шаровары или казачье исподнее платье, доходившее до самых ее туфель из желтого сафьяна. Это обыкновенная одежда всех донских женщин, исключая богатства. Девицы же их повязывают головы платками, из-под которых видны пристойно расположенные волосы. Задние волосы заплетают в косу, которую не загибают на голову. Поэтому девичий убор не столь безобразен, как женский.

Сия женщина держала в руках пребольшой серебряный поднос, на котором стояло множество рюмок с вином. Подойдя к войсковому атаману, подала она ему оный; атаман взял одну рюмку. Она поставила поднос на стол, поклонилась ему [224] в ноги, потом встав, поцеловала ему руку, а после в губы. Он произнес какое-то приветствие и, выпив за здоровье ее мужа, сказал мне: «Это жена прежнего станичного атамана; она благодарила нас всех за доброе обращение с ними во время его управления». Сия женщина после сего пошла по всем домам, кланялась, только не в ноги, подавала всем вина и целовала каждого в губы; а гости пили за здоровье ее мужа. Когда обошла она всех, тогда явилась другая с таким же подносом, но исполнила то же, что первая. Это была жена нового атамана. И все гости поздравили ее с новым достоинством ее мужа.

По окончании стола попросил нас атаман в другую комнату. Там увидел я множество женщин, одетых подобно двум представившимся при столе. Они сидели на широких диванах, поджав ноги по-азиатски, а перед ними стоял превеликий стол, покрытый вареными в сахаре и сухими конфектами, множеством наилучших плодов, чем донская земля весьма изобилует. Между тарелками стопки графинов с сладким вином. При вступлении нашем они все встали и поклонились. Хозяйка просила нас сесть, и когда все сели, то она, взяв две тарелки конфект, разносила сама и потчевала гостей. Потом ее заменила другая, доколе не обнесла всех тарелок. Таким же образом потчевали нас несколькими родами сладкого вина; этим и окончилось все угощение; и все поехали домой. Вот все, что я мог заметить на счет образа жизни знатнейших особ сего народа.

По возвращении моем в квартиру посетил меня один мой давний знакомый, гражданин донской П 296. Отец его, чиновник Войска донского, вздумал воспитать его в Московском университете, где и был он студентом. Наконец, оказав довольные успехи в науках, был вместе со мною членом вольного российского собрания, при сем университете учрежденного. Окончив курс в университете, должен он был по правам Войска донского возвратиться в свое отечество и служить в казачьих полках. Прослужив несколько кампаний против черкес и закубанских татар, достигнув звания штаб-офицера, возвратился он в свой дом. Во время воспитания своего он оказывал больше склонности к математике и стихотворству. Войсковое правление определило его на должность землемера. Так как стихи его, сочиняемые по образцу Горация и Вергилия, не весьма нравились донским казакам, то в надежде на лучший успех занялся он сочинением истории сего войска. Наконец она и была [225] напечатана в Петербурге. Он читал мне свой проспект, начало истории и рассказывал о многом, до сведения оной касающемся и почерпнутом им из достоверных источников. Потому неизлишним почитаю упомянуть здесь об истории и правах сего великого и настолько уже известного в Европе войска.

История Войска донского

Г. П., подражая древним дееписателям, начинает свою историю с баснословных времен и выводит первое происхождение донских казаков от амазонок, потому что амазонки жили на берегах реки Танаис, ныне Доном называемой. Далее он говорит о сарматах, скифах и других древних народах, населявших сию часть земли. Потом присоединяет к ним рассказ о славянских народах и так доходит до позднейших времен.

Но по всем соображениям вероятнее всего кажется, что донские казаки суть не иное что, как русские люди, удалившиеся в нынешнее их местопребывание по разным причинам. Это было во времена великих князей российских, около той эпохи, когда сила татарского народа начала приходить в упадок, когда они жили еще на левом берегу Дона и при подножии гор Кавказских (остатки их и поныне там существуют) и когда в рассуждении опасности от их набегов земли сии никем не были заняты. В те смутные времена России многие толпы сего народа, удаляясь в сию степь, силою оружия утвердили там свое жительство. К ним присоединились выходцы из греков, армян, молдаван, поляков, татар и калмыков. В самом начале жен брали они себе иногда добровольно, но по большей части насильно от смежных с ними азиатских народов.

Наконец, когда они устроились и сделались почти особливым народом, тогда по одноплеменности и единоверью, а может быть и по другим причинам, на некоторых условиях и добровольно покорились они державе Российской. Но сии условия и преимущества мало-помалу совсем ныне уничтожены монархами российскими. Это стоило иногда крови. Но по большей части такого рода дела оканчивались несчастиями некоторых частных людей. [226]

Донская степь

Пробыв несколько дней в Черкасске, отправился я на Кавказскую линию 297 в город Георгиевск. Переехав реку Дон по льду, увидел я пространную, никем не населенную степь, простирающуюся слишком на сто верст 298. Донское правительство, сколь ни было то затруднительно, учредило через оную почтовые станции и устроило на каждой удобные покои как для проезжающих, так и для содержащих почты и конвойных казаков. Сии последние бывают там необходимы по причинам нередких набегов закубанских татар и черкес, которые нападают на проезжающих, грабят, убивают и увозят в лес. Сия пространная степь могла бы с выгодою для жителей быть заселена, если б недостаток воды и лесу тому не препятствовал. В колодезях на почтовых станциях вода столь противный имеет вкус, что в зимнее время предпочитают оной снеговую. Для отапливания же и приготовления пищи употребляют сено.

Московская крепость

По проезде этой необитаемой степи первое селение есть крепость Московская, если можно назвать крепостью небольшую площадь, окруженную земляным валом с несколькими бастионами. Последние укреплены и вооружены малого калибра пушками. В ней находится комендантский дом, караульни и провиантский магазин. Предместье же оной составляет казачья станица, или деревня, населенная хоперскими казаками. Они так названы потому, что переселились сюда с Хопра; их земля и поселения принадлежат к донскому войску.

Донская крепость

В нескольких верстах от этой крепости, на расстоянии одной почтовой станции, находится крепость донская, с такой же станцией и почти в таком же положении. Вообще все крепости Кавказской линии в одинаковом виде, исключая Георгиевскую, как главную. Она хотя обведена таким же валом, но гораздо обширнее прочих и имеет внутри больше домов. [227]

Город Ставрополь

Далее следует уездный город Ставрополь, состоящий из такового же хоперского казачьего полка, станицы, присутственных мест, домов судейских, нескольких греческих, армянских и русских семейств, которые поселились здесь для торговых промыслов. Не доезжая несколько до Ставрополя, вид местности начинает переменяться и становится гораздо приятнее, по причине некоторых возвышений и посредственной величины их. Они состоят из песка, смешанного с глиной, и покрыты слоем черной земли. Сии горы содержат особого рода мягкий, несколько песковатый, смешанный с маленькими раковинками камень, который можно пилить употребляемой для дерева пилою и тесать топором. Почти все дома в Ставрополе построены из такого камня, довольно прочны и красивы. Вода, начиная от Донской крепости, как в небольших речках или лучше сказать ручейках, так и в колодезях, становится гораздо вкуснее и здоровее.

За Ставрополем следуют не в дальнем одна от другой расстоянии крепости: Северная и Александровская, во всем подобные Московской и Донской, исключая местоположения. Наконец, в 60-ти верстах от Александровской – Георгиевская, главная на Кавказской линии крепость.

Между помянутыми крепостями поселены довольно значительные деревни. Жители оных суть однодворцы (однодворцами с давнего времени в России называется мелкое дворянство, пришедшее в бедность и утратившее свои права. Они принадлежат государю, платят подати и дают рекрут, с тою только разницей, что взятый из помещического или государственного имения рекрут обязан служить 25 лет; а сии служат только 15 и потом получают отставку) и крестьяне, переселенные сюда из великой России, так же малороссияне и отставные солдаты. Сии последние не платят никаких податей, прочие же дают все, что определено в великой России. Они почти все довольно в хорошем состоянии; ибо земли в избытке производят всякого рода потребности, исключая недостатка в лесе, и то не везде. Но они могли бы быть гораздо благополучнее, если бы набеги черкес и татар не причиняли им иногда великих несчастий и не препятствовали бы в полной свободе заниматься хозяйством. Случаются нередко такие [228] времена, что земледелец не может выехать в поле без военного прикрытия. Дома их по большей части – мазанки, сделанные из плетня и покрытые камышом, но довольно удобны. Они упражняются в земледелии, садоводстве и скотоводстве. Сия последняя хозяйственная отрасль, по причине обширных степей, изобилующих травами, находится у них в лучшем пред прочими состоянии, хотя и подвержена большей опасности. Между крепостями и селениями находится несколько редутов и отдельных казачьих постов, как для охранения жителей, так и проезжающих.

От крепости Северной при ясной погоде можно видеть снеговой хребет Кавказских гор, от Черного до Каспийского моря простирающийся. Он представляется в виде полукружия, которого конечности исчезают вдали, невзирая на то, что сей хребет отстоит еще от оной на 800 верст.

Крепость Георгиевская окружена земляным валом, укрепленным плетнями, как и прочие, имеет до шести бастионов, считая с редутами, и примыкает к большой реке Подкумку, впадающей в реку Малку. Со стороны крутого и обрывистого берега Подкумка не имела она в мое время никакого укрепления. В оной находилась тогда одна деревянная церковь, дом для главнокомандующего Кавказской линией, несколько казенных и обывательских домов, казармы, магазины и до двадцати армянских лавок. Она имеет за экспланадой маленькое предместье, состоящее из хижин, построенных женатыми солдатами и полковыми маркитантами. В нем также были при мне казармы для одного батальона. Казачья станица, как и при прочих, находится от оной в трех верстах и населена так называемыми волжскими казаками, потому что они переселены туда с реки Волги. Они прежде также принадлежали к донскому войску, так как реки Дон и Волга, – хотя первая впадает в Азовское, а вторая в Каспийское море, – в некоторых местах течением своим довольно сближаются. Есть одно место, где обе реки состоят одна от другой не далее сорока верст.

При крепости Георгиевской один день в неделю отправляли многолюдные торги, называемые базарами. На них съезжались черкесы, ногайские татары, а иногда и калмыки. Они покупали у приезжающих из России купцов и армян медную и железную посуду и другие первых потребностей товары, также пшеницу и разный хлеб от тамошних поселенцев. Продавали же масло, сало, просо, лошадей, рогатый скот и овец. [229]/p>

Прибыв в крепость и в то же время уездный, а ныне губернский город Георгиевск, я принял начальство Кавказского гренадерского полка. Но прежде, нежели начну я говорить о происшествиях, в мое время приключившихся, – намерен я сказать нечто вообще о Кавказской линии.

Кавказская линия

Пространная сия земля начала быть известна и зависима от державы Российской в царствование царя Иоанна Васильевича Грозного. Сей государь, покорив в 1554 году Астрахань и путешествуя неподалеку от Кавказских гор, узнал, что часть донских казаков с давнего времени удалилась из своего жительства и обитает в горах Кавказских. Он вызвал их оттуда и поселил на берегу реки Терека между Кизляром и Моздоком. Они назвались гребенскими казаками от гор Кавказских, называемых в просторечии гребнями. Они-то суть первые обитатели российские, появившиеся на Кавказской линии.

По кончине Иоанна IV настали опять смутные для России времена, почему держава сия не могла обращать почти никакого внимания на помянутые земли, исключая Астрахани. Это продолжалось до времен царствования императора Петра I. Он около 1720 года повелел сделать некоторые укрепления на реке Тереке. Потом императрицы Анна и Елизавета посылали туда свои войска; а наконец Екатерина II привела Кавказскую линию в то состояние, в котором нашел я оную в царствование императора Павла I в 1800 году.

Реки, протекающие на семь пространств земли, суть: Терек, Кума, Малка, Подкумок, Кубань и Лаба. Из них некоторые хотя довольно велики, но ни одна не судоходна. Сверх того, имеет Кавказская линия много небольших ручьев, доставляющих изрядную воду. Там находятся в трех местах весьма полезные против разных болезней минеральные воды. Близ крепости Константиногорской, в шестидесяти верстах от Георгиевска, находятся теплые, а в 28 верстах за оной при подошве так называемых Бечтовых гор, или Пятигории, холодно-кислые источники. При Гребенской же казачьей станице, неподалеку от реки Терека – горячие воды. О двух первых буду я говорить подробнее, а о последних скажу, что оных с [230] некоторого времени никто не посещает, то есть с тех пор, как открылись вышеупомянутые. При сих последних горячих водах несколько лет тому назад случилось одно весьма печальное происшествие. Воды эти так горячи, что опущенная в нее курица в две минуты так будет разварена, что можно разобрать ее руками по суставам. Поэтому больные пользовались только парами, устраивая над оным ряд кроватей, на которые ложились. Один архиерей, страдавший разными припадками, приехал туда для пользования. Но по несчастью кровать, на которую он лег, обломилась и он кончил жизнь свою в сих кипящих водах (это был архиепископ Астраханский Мефодий, мощи которого почивают под спудом в Астраханском соборе. Скончался 29 мая 1776 года).

Почва земли Кавказской линии довольно возвышена и суха, берега рек имеют достаточно леса, а степи изобилуют множеством лекарственных и потребных для скотоводства трав. Со всем тем воздух там весьма нездоров, продолжительные лихорадки и скорбуты лишают многих здоровья и жизни. Присланная для открытия причин столь пагубных последствий медицинская комиссия определила, что сие происходит от малого населения и от сильного плодородия земли – сочные, густо и высокорастущие травы, почти никем не собираемые, сгнивают на корнях и чрез то наполняют воздух азотом.

Не считая крепости Астраханской и Владикавказской, находящейся далеко за линией, у самой подошвы гор Кавказского хребта, находилось в оное время 15 крепостей, а именно: Кизлярская, Моздокская, Екатериноград, Марьинская, Павловская, Георгиевская, Константиногорская, Александровская, Северная, Донская, Московская, Кавказская, Усть-Лабинская, Шелководская и Екатеринодар. Из этих тогда уже Марьинская и Павловская были оставлены; а ныне построена еще Кисловодская.

Все сии крепости, за исключением Кизлярской и Моздокской, не имеют постоянных гарнизонов, а охраняются полевыми пехотными и конными полками, которых квартирование и число по обстоятельствам подвергается перемене. Сверх вышеупомянутых крепостей, находится там довольное количество редутов и укрепленных казацких станиц, защищаемых по большей части тамошними поселенными казацкими полками. [231]

Полки эти следующие: Гребенский, он может в случае нужды поставить до 3 тыс. хорошо вооруженных всадников. Семейный, так названный потому, что в царствование Екатерины II переселены были некоторые семейства с Дону, – он может поставить до 6000 человек. Волжский, переселенный с берегов Волги, и Хоперский, переселенный с реки Хопра, впадающей в Дон, он – в равных силах с Семейным. Правый же фланг линии к Черному морю, по берегам рек Кубани и Лабы, охраняется черноморскими казаками. Они прежде известны были в России под названием запорожских казаков, потому что прежде их жительство было за порогами реки Днепра. Они переселились туда в царствование императрицы Екатерины II с переименованием черноморскими казаками. Причиной этого были их разбои, производимые ими в Польше и Малороссии, а также слишком вольные и малосогласующиеся с порядком правления, а ниже с зависимостью постановления. Вообще все сии казаки весьма хорошо вооружены и имеют добрых лошадей, по большей части черкесской породы. Живут они в хорошем состоянии относительно хозяйства, храбры и опытны в воинских действиях против хищных своих соседей. Но черноморские разнятся от прочих тем, что хотя и составляют они изрядную легкую конницу, имея добрых лошадей, однако же между тем и нехудые выходят из них матросы, – особенно же для гребной флотилии, где нередко отличаются они своею храбростью и расторопностью. Они гораздо многочисленнее прочих и могут в случае нужды поставить до пятнадцати тысяч воинов, имеют свою артиллерию, из которой довольно успешно могут действовать. К ним в помощь отряжается еще по очереди, смотря по обстоятельствам, по нескольку донских и уральских казацких полков. Но сии, приходя туда, в рассуждении неопытности своей, появляются пред оными настоящими рекрутами, так что одному из поселенных на линии казаков поручается от двадцати до сорока человек таковых, вновь пришедших под начальство. Донские и уральские казаки, по причине открытых мест, ими занимаемых, и большого их числа, преимущественно обвыкли действовать пиками. Линейные же напротив – ружьями, пистолетами и саблями, равно употребляют они и кинжалы; пики же, когда приказывают им иметь оные, почитают они излишнею тягостью. Калмыки, кочующие в степях кавказских, употребляются равномерно для [232] охранения сей линии, но больше для конвоев, разъездов и посылок. Для оборонительных же и извещательных постов преимущественно употребляются казаки.

Кавказская линия имеет против себя своими соседями и неприятелями следующие народы. Начиная от Астрахани, или от Каспийского моря против левого фланга оной, обитают в кавказских горах чеченцы, народ весьма воинственный, хищный и жестокий. Число их обстоятельно определить нельзя, так как они для военных действий и набегов нередко соединяются с другими кавказскими народами, иногда и с лезгинами. Образ правления сего народа республиканский. Они живут в разных деревнях, управляются избираемыми по очереди старшинами. За ними следуют черкесы, разделенные на Малую и Большую Кабарду. Первая может поставить до шести, а вторая до восьми тысяч храбрых и хорошо вооруженных всадников. Они имеют своих князей и дворян, называющихся узденями. Правление их род феодального, смешанного с республиканским. Близ Черкас, простираясь к берегам Черного моря и горам кавказским, обитают абазинцы, народ не столь военный и хищный, как черкесы, но гораздо многочисленнейший. В образе же своего правления они сходствуют с первыми. Против правого фланга линии, около Черного моря, за рекою Кубанью и Лабой, живут так называемые закубанские татары, находящиеся под турецким правлением в зависимости от анапских пашей. Прочие же вышеупомянутые народы почитают себя ни от кого независимыми, исключая черкес, которые признают иногда покровительство России.

Образ жизни и нравы сих народов довольно уже описаны другими. Остается мне сказать, что хотя они все магометанского исповедания, но, исключая татар, не весьма ревностны к своей религии, так что почти нигде не видно мечетей. 299

Главным начальником Кавказской линии был тогда генерал-лейтенант Киселев, (вероятно, генерал Павел Иванович Киселев, бывший в 1799 г. шефом Казанского мушкетерского полка) которого я лично не знал, потому что скоро по прибытии моем туда, он сменен был генерал-лейтенантом Кноррингом. Однако ж успел он сделать мне поручение, состоящее в усмирении мятежа среди поселян одной [233] большой деревни, именуемой Мамаев Кут. Сие возмущение во всем подобно было происшедшему незадолго пред сим в Псковской губернии, о котором я уже говорил, только по малости там русских крестьян оно было не столь значительно и потому скоро было прекращено.

Разные народные смятения, возникшие вскоре после вступления на престол Павла I, от которых пострадало много частных людей, произошло от неопытности его в правлении.

Вот последствия самовластного правления, неограниченного никакою конституцией. Екатерина и при всех своих дарованиях, при сердце добром, человеколюбивом, при большом просвещении разума и при неусыпном попечении о благе подданных – по желанию ли удалить сына своего Павла I от престола и возвести на место его внука своего Александра I, удалила его от всех дел и сведений о правлении. Павел I, вступив на престол, отослал от себя всех, кои окружали мать его, невзирая на их опытность и способности, и окружил себя людьми, подобными Аракчееву 300 и Кутайсову 301. Первый при худых своих свойствах, тупом понятии и недостаточном воспитании, вышедши из Кадетского корпуса, прямо определился к нему в Гатчину (допуская «худые свойства» Аракчеева и недостаточность его воспитания, ему нельзя, однако, отказать в больших заслугах, оказанных в бытность его генерал-инспектором артиллерии, где он выказал несомненные организаторские способности в деле переустройства русской артиллерии). Там он до вступления Павла на трон ничего не видал и ничем не занимался, кроме практического ученья артиллерийских солдат и обрядов службы. Причем и мало читал по несклонности его к такому упражнению и по незнанию иностранных языков. Другой – пленный турок, попавший в малолетстве ко двору, не получивший никакого образования в науках, служивший там в нижних должностях и не видавший ничего, кроме Гатчины, то есть двора наследника престола. Хотя он и одарен был от природы проницательнейшим разумом, нежели Аракчеев, и лучшее имел сердце, но мог ли он быть министром (Л. П. Кутайсов, занимавший исключительно придворные должности, никогда министром не был) в таком пространном государстве, какова Россия? [234]

Павел I был весьма страшлив, да и имел к тому причины, как то доказали последствия.

Поэтому самые малейшие и ничего незначущие тревоги, почти не имеющие никакого способа к великому возмущению, до него доходили. Он принимал известия о том с великою важностью и брал самые строгие меры. Лица, посылаемые для приведения в порядок такового рода дел, по неопытности своей, а больше по собственным видам, для наград, увеличивали эти тревоги. А частные, иногда совсем невинные люди от того страдали. Я поступал сему противно, и оттого-то, может быть, меньше получал наград, нежели другие.

В таких летах, в каких Павел I и вступил на престол, учиться царствовать, избирать министров и вместе желать все переменить – есть дело невозможное. Оттого-то многие пострадали, да и сам он сделался, наконец, жертвою своего своенравия. 302

Начальник Кавказской линии генерал Кнорринг 303

Главным начальником над Кавказской линией был тогда генерал-лейтенант Кнорринг, которому поручены были и политические дела с Персией и Грузией. Кнорринг был человек весьма добрых свойств, кроме того, что по новости своей в управлении столь важным постом руководствовался он иногда советов своих окружающих. Пристрастие же этих лиц простиралось только по большей части до награждений тех, которые с ними хорошо жили. Ничего незначащие военные действия против черкес поручались их приятелям, которые придавали сим действиям важность и получали награды. Но сие злоупотребление слишком обыкновенно в России, чтоб говорить о нем обширнее. Между тем нельзя не сказать, что при нападении сих народов на малые посты и отряды потребна бывает иногда великая храбрость и распорядительность.

Кавказские минеральные воды

Наконец, приключившаяся со мною жестокая лихорадка, смешанная с другими припадками, свойственными тому климату, заставила меня испытать на себе полезность кавказских минеральных вод. Для поправления моего здоровья потребны были кислые воды. Но прежде нежели достичь оных, должно проезжать вблизи теплых. Сколько я ни был тогда слаб, [235] однако ж любопытство понудило меня посетить сии теплые воды. Они находятся почти в самом предместии крепости Константиногорской и истекают из вершины весьма высокой, утесистой и каменистой горы. На самой верхней плоскости ее находится довольно широкое отверстие, или жерло, столь глубокое, что удары о его берега в оное камнем, повторяясь несколько раз, становятся раз от разу слабее и наконец по причине глубины теряются вовсе из слуха. По всем соображениям можно заключить, что помянутое отверстие было некогда жерлом вулкана, или огнедышащей горы.

В неприметном расстоянии от поверхности оного водятся особого рода дикие голуби, которые при повержении камней стадами оттуда вылетают.

Источник горячей минеральной воды находится неподалеку от самой вершины горы и стремится до подошвы оной, становясь постепенно холоднее; но и при самом конце своем довольно еще тепел. В мое время воды сии мало были обработаны, исключая нескольких купелей по скату горы, имеющих разную степень теплоты. Они высечены были в камне, составляющем самую гору, из которых над двумя только построено было из досок что-то вроде небольших бань или теплиц; кроме этого и всходов на гору, ничего другого не было сделано. И это было устроено собственным иждивением начальников Константиногорской крепости, без всякой помощи от правительства. Химическое разложение сей воды давно уже совершено и известно свету. Скажу только, что главнейшая составная часть оной есть серная печенка, запах которой ощутителен за несколько верст до горы. Вода сия полезна против скорбутных, ревматических, паралитичных и других принадлежащих к сим родам болезней. Ее употребляют в виде купанья, а некоторые и пьют. Сначала вкус кажется весьма противным, но больные скоро привыкают к оному и при употреблении внутрь не чувствуют никакого отвращения.

Проехав сквозь крепость Константиногорскую в 2 верстах, или в четырех немецких милях, находятся холодно-кислые воды. Они-то и были потребны в то время к восстановлению моего здоровья. Они находятся при подошве так называемых Бечтовых гор, в виде небольшого озерка, простирающегося в длину до шести саженей и столько же почти в широту. Вода, отстоящая не более одного фута от поверхности земли, находится в беспрестанном кипении, весьма мутная и черностью [236] своей походит на лужу вблизи какой-нибудь кузницы. При том она столь холодна, что три минуты трудно выдержать, спустя в оную руку. По берегам сего озерка положены доски и приготовлены для желающих пользоваться стеклянные кружки, собственным иждивением тамошних начальников. Почерпающему сию воду кажется, что он берет в кружку самую грязь. Но едва поспеешь донести ее до рта, как в то же мгновение оседает на дно черный песок, подобный железным опилкам, и вода сделается так чиста, как самый прозрачный кристалл. Вкус несколько кисел, но приятен. Она кипит наподобие зельтерской, имеет некоторую летучесть и производит легкую отрыжку, отзывающуюся серной печенкой. Я не знаю приятнее для меня напитка, как сия вода, смешанная с сахаром и с особого свойства белым кисловатым вином, добываемым на Кавказской линии. При сей смеси происходит такое кипение, что едва некоторую часть можно удержать в стакане. Сия вода производит жажду, но сколько бы человек ее ни пил, он не почувствует ни малейшей тягости в животе. Она очищает и укрепляет желудок, производит аппетит, помогает пищеварению; без излишества возбуждает нервы и дает силу и легкость. Упорная лихорадка при совершенном расстройстве желудка, от которой страдал я несколько месяцев, так что все лекарства оказывались недействительными, оставила меня единственно от употребления сей воды. В две недели пребывания моего там сделался я совершенно здоров. При сих водах в мое время не было никакого жительства, ни укрепления. Больные должны иметь с собою палатки, или предпочтительно оным калмыцкие кибитки. Это особого рода будка, состоящая из складных реншеток, обвернутых толстыми войлоками, каковым не преминул я запастись. Для безопасности же пользующихся водою от набегов соседственных народов полагаются воинские отряды. Пищею же запаслись из Константиногорска, для доставления которой отряжаются вооруженные конвои.

Грузия и Россия

Еще до болезни моей главный начальник Кавказской линии генерал-лейтенант Кнорринг обещал при первом случае послать меня с Гренадерским моим полком в Грузию. [237] Необходимым полагаю я объяснить здесь причины таковых походов войск российских в сие государство 304.

С давних времен цари грузинские имели некоторое сношение с государями российскими, как по единоверию, так к притеснению сего народа персиянами и турками и по причине внутренних мятежей. Некоторые из царей сей земли искали покровительства российского, но известные по истории походы туда войск российских начались со времени правления царя Феодора Иоанновича, правившего с 1584 по 1598 год. Государь сей, по просьбе грузинского царя Александра III, послал войска свои в Грузию на помощь Александру против персиян. Потом грузинский царь Теймураз 305, утесняемый персиянами и турками, лично был в России, дабы испросить помощи царя Михаила Феодоровича, царствовавшего с 1613 по 1645 год. Но по тогдашним обстоятельствам царь российский не мог ему оказать оной, и он принужден был возвратиться в свое отечество. После сего царь Теймураз посылал в Россию для снискания покровительства еще малолетнего внука своего Ираклия к царю Алексею Михайловичу, царствовавшему с 1645 по 1676 год.

В 1649 году по причине народных смятений и утеснений от турок грузинский царь Арчил III 306 отправился в Россию к царю Феодору Алексеевичу и там остался навсегда. Подобные сим обстоятельства принудили царя Вахтанга 307 поехать в Россию и искать покровительства императора Петра I, поелику он во время похода своего в Персию многие имел сношения с Грузией и обещал свое покровительство. Но, прибыв в город Царицын, получил он известие о кончине сего государя, а потому принят был под покровительство императрицы Екатерины I.

Имеретинский царь Семен 308 равномерно искал покровительства и защиты Российского престола. Поэтому, как для вспоможения ему, так и грузинскому царю Ираклию II, прислан был в 1769 году с войском генерал граф Тотлебен 309. После него начальствовал также войсками генерал-лейтенант Сухонин 310, а в 1772 году войска российские вышли из Грузии.

После смерти толико известного государя Персии Надир-Шаха (Надир-Шах, родом туркмен, известный своими победами над турками. 1688–1747), возникнувшие в сей земле великие нестроения со [238] стороны защитников престола побудили грузинского царя Ираклия предаться совершенно покровительству императрицы Российской Екатерины П. Поэтому и заключен был на сей предмет в 1783 году особый трактат, вследствие которого вступило тогда же в Грузию два батальона егерей. Вслед за ними прибыли генерал-лейтенант граф Потемкин (граф Павел Сергеевич Потемкин, генерал-аншеф, подписавший договор с грузинским царем Ираклием о подданстве России, 1743–1796,) с довольно сильным отрядом войск российских 311. Он пробыл там недолго и, возвратясь на Кавказскую линию, оставил по себе там начальствовать генерала Самойлова (Самойлов Николай Борисович, впоследствии генерал-аншеф и сенатор. Зять светлейшего князя Таврического). В 1787 году, по некоторым политическим обстоятельствам, войска российские возвращены были из Грузии. По выступлении войск российских ускакал в Персию некто Ага-Магомет-хан и объявил себя шахом всей Персии. Сей новый шах предложил царю Ираклию принять его покровительство. Когда же тот на это не согласился, предпочитая покровительство России, то помянутый шах вступил в Грузию с многочисленным войском, взял и разорил почти до основания столицу сего государства – город Тифлис. Это произошло в 1795 году. По получении известия о том в России, посланы были туда для защиты Грузии два батальона егерей. А в 1796 году императрица Екатерина II, объявив войну Персии, послала против них большой корпус войск под предводительством графа Валериана Зубова 312 (граф Валериан Александрович Зубов, брат фаворита, впоследствии член Государственного совета и шеф 2 кадетского корпуса, 1771–1804), который отрядил в Грузию генерала Корсакова-Римского 313 (известный Александр Михайлович Римский-Корсаков, 1753–1840. Впоследствии член Государственного совета и кавалер Андрея Первозванного). Война под начальством графа Зубова производилась им с великим успехом. Он в короткое время покорил персидские крепости:Дербент, Баку, Сальян, Кубу и Шемаху. Но вскоре потом скончалась императрица Екатерина II, а Павел I, по непостоянному своему характеру, в начале своего царствования не хотел ни с кем иметь войны. Он хотел даже поставить все полки своей армии в те города и губернии, по именам которых они названы единственно для различия одного от другого, – несмотря на [239] необходимость иметь войско на известных пунктах. Надобно сказать, что хотя полки в России с давнего времени имели имена разных городов Империи, но никогда не составлялись они особенно из жителей оных, а в каждом полку находились солдаты, набранные по удобству из разных губерний. Павел I хотел переменить и сие, желал, чтобы каждый полк находился в том месте, которого носит он имя, и состоял из жителей оного, что вовсе было невозможно. Однако ж сие и другие намерения побудили его при вступлении своем на престол вывести войско российское из Персии и Грузии. И если бы Ага-Магомет-хан не был в 1797 году убит одним из его рабов, то, без сомнения, он довершил бы покорение Грузии под власть персидскую.

В 1796 году умер грузинский царь Ираклий 314, а царство по нем принял сын его Георгий XIII 315.

В Персии по смерти Ага-Магомет-хана принял на себя достоинство шаха Баба-хан. Баба-хан не оставил сделать предложение царю Георгию о своем покровительстве; но он, следуя примеру отца своего, отправил послов в Россию, испрашивая такового у императора Павла I 316. Поэтому и посланы были в 1799 году в Грузию два егерских полка. Вскоре после сего прибыл туда тайный советник граф Мусин-Пушкин 317, о котором я уже упомянул, и сделал с царем Георгием особенные условия о разрабатывании грузинских рудников.

Возвратясь от Минеральных вод, к удивлению моему, узнал я, что вместо моего полка послан был в Грузию другой, под начальством генерал-майора Гулякова.

В 1800 году умер последний грузинский царь Георгий XIII. Правителем же сего государства, по воле двора российского, объявлен был, впредь до рассмотрения, старший его сын царевич Давид, служивший в войске российском генерал-лейтенантом. Сие происшествие было причиною еще неожиданного похода войск российских в Грузию.

В начале 1801 года получил я повеление выступить с гренадерским моим полком в Грузию. Так как должен я был следовать не в дальнем расстоянии от местопребывания главнокомандующего линией – генерала Кнорринга, то и поехал я к нему, как для получения некоторых наставлений, так и для того, чтоб объяснить ему, сколько позволяет мне подчиненность, что он лучший полк своего войска расстраивает походом чрез [240] Кавказский хребет, сыпучими снегами покрытый, и притом в средине зимы, когда вовсе нет никакого сообщения.

До свидания моего с генералом Кноррингом не знал я еще о кончине царя грузинского. Он, объявив мне об этой кончине, сообщил за тайну, что государь сей пред смертью своею сделал завещание, по которому уступает он царство грузинское навсегда державе российской. Всякий просвещенный читатель скажет: «Какое имел он на то право без согласия народа»? – Но право сильного всегда будет неоспоримым, если есть хотя малейший к тому предлог. Впрочем видали мы в нашем веке, что сильные и того изыскивать не старались. Генерал Кнорринг упредил мое намерение, сказав мне, что он крайне сожалеет о том, что полк мой должен будет много претерпеть от столь трудного похода, – что он, дабы отложить поход до весны, о том все что мог, писал к императору Павлу I, и вот что получил в ответ. Тут показал он мне его рескрипт. Государь пишет к нему следующие слова: «Вы говорите мне о невозможностях, я их знаю; но измеряю оные усердием войск моих ко мне, а они должны измерять свои заслуги по мере моей признательности и щедрот. – Генерал Растопчин 318 объяснит вам о том подробнее». Отношение генерала Растопчина содержало именем государя обещание наград за этот трудный поход как для высших чинов, так и для нижних. Награды разделены были на степени и для высших чиновников состояли в недвижимом имении, чинах и орденах с указанием количества имения, степени чинов и орденов. Для генералов определены были все сии три награды, о которых по справедливости можно сказать, что они были в полной мере достойны не только щедрого, но даже расточительного характера императора Павла I.

Поход Тучкова в Грузию 319. Черкесы

Получив часть экстраординарной суммы и сделав на свой счет запас некоторых вещей для подарков горским народам, для снискания нами от них пособия в столь трудном походе, отправился я к моему полку с надеждою, что щедроты императора навсегда устроят мое состояние.

Я встретил полк мой на походе из Георгиевска к Моздоку и, переправясь в сем городе чрез реку Терек, следовал чрез [241] Малую Кабарду, или землю черкес. Народ слишком известен, чтоб его описывать. Скажу только, что он не может быть назван ни оседлым, ни кочующим. Они хотя имеют деревни и дома, но весьма легкой постройки. Дома эти состоят из плетней, вымазанных глиной и покрытых камышом или соломою. В них живут они от 2 до 5 лет, соображаясь с истощением паствы, вследствие множества содержимого ими скота. Потом оставляют они деревню, переходят на другое место, а дома предают огню. Хотя сей народ неблагорасположен к державе российской, однако ж, я нашел средство пройти чрез земли их не только беспрепятственно, но еще и с содействием с их стороны. На пути сем построено было несколько редутов во время похода в Грузии генерала графа Потемкина. Но тогда были оные совсем оставлены и разрыты, как и крепость Владикавказская. Последняя лежит при самой подошве гор Кавказских, в окрестностях ее кончаются владения черкес и начинаются земли осетинские, или тагаурские 320.

Осетины

Осетины занимают ущелье гор Кавказских, простирающихся от Владикавказа или от границы черкесской до самого высочайшего снегового хребта, откуда горы начинают спускаться к югу. Сей перелом отделяется горою, известною под названием Кайшаур. Впрочем, осетинами называется простой народ, тагаурцами же именуют себя их старшины или дворяне. Они и дают свое имя сему ущелью, называемому Тагаурским. Однако я должен заметить здесь, что, кроме оных, многие обитают еще в некоторых ущельях гор Кавказа, принадлежащих Грузии. Но сии не имеют уже над собою тагаурцев, а принадлежат иные короне грузинской, иные же помещикам грузинским. Известнейшие из оных суть: князья Эристовы и Мачебэловы.

Расставшись с черкесами на их границе, встречен был старшими осетинскими, или тагаурцами, которые о походе моем были предуведомлены. Я следовал оттуда в сопровождении представителей народа до первого их селения Балты. Дорога от Владикавказа до помянутого селения идет по берегам реки Терека, протекающей в ущеле гор Кавказских. Ущелье на сем месте еще довольно пространно, хотя каменисто и гористо. [242]

Терек

От Балты до древней разоренной крепости Дариял начинаются все величайшие трудности путешествия. Горы Кавказские, верхи которых теряются из вида, соединяются ближе, ущелье стесняется, река Терек стремится посередине оного по огромным каменьям с ужаснейшим шумом. Она оставляет по обеим сторонам столь узкие, притом гористые и каменистые берега, что невозможно даже следовать. Тогда должны переезжать чрез реку с одного берега на другой по устрояемым ежегодно для того мостам. В средине же лета, когда снега на Кавказе начнут частью таять, река сия разливается и наполняет все ущелье. Тогда не остается другого сообщения через сии горы, как по самым верхам оных, в иных местах верхом, а в других пешком. Там же, где дорога пересекается стремнинами, опускаются вниз по веревкам с одного берега и поднимаются таким же образом на другой, при пособии тамошних жителей. Но и та дорога, по которой я следовал, столь была затруднительна, что на пяти верстах расстояния должны были переезжать до тридцати мостов. Я должен был употреблять к артиллерии моей, состоявшей из трех 12-фунтовых пушек и трех 24-фунтовых единорогов, всех людей и лошадей моего полка. Прочие же тягости я оставлял назади, чтоб таким образом переходить в день две или три версты (ныне дорога сия несколько исправлена и не столь затруднительна, как была в мое время).

Дарьял

Преодолев сии трудности, достиг я крепости Дарьял 321, где остановился для собрания тягостей и отдохновения. Сие приписывают Дарию, императору Персии, но неизвестно которому. Другие же приписывают построение Дарьяла персидскому царю Фридону, построившему Дербент. Он построил Дарьял против набегов козар, или хозар, народа, столь известного в истории российской. Это было около 2302 года от сотворения мира, считая сие по греческим хронографам. В сем месте река [243] Терек разделяется на две части и составляет небольшой остров, или лучше сказать, огромный обрывок скалы, едва не равняющийся высотою своею с вершинами прочих гор. На вершине его построен небольшой замок, со стенами и башнями из тесового камня. Внизу окружает скалу другая такая же стена с башнями, и наконец, третья и четвертая – до самой воды, в некотором одна от другой расстоянии. Всходы высечены в камне и закрыты по местам каменными стенками. Древнее сие здание местами обрушилось, а впрочем, чрезвычайно крепко и, без сомнения, простоит еще несколько веков.

Известие о кончине Павла I

В сем месте нас догнал нарочный с уведомлением о кончине императора и о вступлении на престол сына его Александра. Мы учинили присягу на верность сыну и наследнику его, который назван будет, ибо Александр надеялся иметь потомство. Некоторые чиновники предложили мне вопрос, следовать ли далее, или остановиться и послать нарочного к главнокомандующему, как он сие решит. Я отвечал на сие, что мы должны исполнить повеление покойного императора; впрочем, если бы что было противное оной, то главнокомандующий поставил бы нас уведомить. Чрез посылку же потеряем мы время и будем иметь недостаток в продовольствии; и так решились мы следовать далее.

Генерал Леонтьев

Через несколько недель по выступлении моем с Кавказской линии, послан был в Грузию еще один пехотный полк 322, под начальством генерала Леонтьева. Сей Леонтьев 323 служил прежде в гвардии, под особенным начальством Александра I, бывшего тогда наследником престола, и, следовательно, лучше знал, нежели я, сколько государь сей умеет ценить усердие. Поэтому остановился он, не доходя Владикавказа, и послал донесение о невозможности следовать далее. [244] Главнокомандующий столько был тем недоволен, что послал полк казаков его туда проводить. На сие генерал Леонтьев отозвался, что хотя он готов исполнить повеление, но не может принять на свою ответственность убытков и расстройства, каковые чрез таковый поход вверенный ему полк претерпеть может.

Казбек

От Дарьяла до селения Казбека, или Стефансцминда, лежащего неподалеку от одной из высочайших гор кавказских, дорога несколько лучше. Ущелье начинает быть пространнее, подъемы и спуски не столь высоки и круты, а каменья на дороге не столь крупные.

В цепи гор, составляющих хребет кавказский, высочайшие суть: Шат, или Эльбрус, и Казбек. Вершины их достигнуть невозможно, равно как и приближаться к оным по причине топких болот, их окружающих. Я слышал, будто за болотами, окружающими Эльбрус, находится часть твердой земли, обитаемой особливым немногочисленным народом. В самые же жестокие зимы болота местами замерзают и можно к тем людям проходить. Будто некоторые из них приходили к гр. Потемкину, когда он начальствовал на линии, и принесли в подарок небольшие серебряные кувшинчики своего изделия, кои и отправлены были им к императрице Екатерине II. Язык сего народа имеет некоторое сходство с осетинским. Впрочем, никогда не был там никакой путешественник. Покрытая вечным снегом гора Казбек также окружена непроходимыми болотами, но не столь обмерзлыми, как Эльбрус, или Шат. Неподалеку от оной находится другая, временно только покрывающаяся снегом. Но она столь высока, что хотя, по неимению с собой потребных орудий, не могли мы измерить ее высоты, однако скажу, что находящийся на вершине ее огромный монастырь и церковь св. Стефана представляются идущим по большой дороги моделью фута в два в поперечнике.

Гора, селение и помещик оного называются Казбек. По церкви же, в монастыре находящейся, называют иногда селение по-грузински Стефансцминд, т.е. св. Стефана. Владелец селения, грузинский дворянин Казбек, издавна преданный [245] пользе России 324. Хотя он и почитает фамилию свою весьма древней, но неизвестно, получили ли предки его наименование от горы, при которой поселились, или, как Атлант, дали горе свое имя.

Монастырь на Казбеке

Прибыв в помянутое селение, захотел я побывать в монастыре, на вершине горы находящемся, о чем сказал г. Казбеку.

– Хорошо, – отвечал он мне, – но надобно дать о том знать священнику, живущему в другом селении, при самом всходе на сию гору. Он имеет ключи от монастыря и от церкви, потому что оный давно уже оставлен и никого там нет.

Я попросил его о том. Итак, на другой день с полковником моего полка, Симоновичем 325, и некоторыми офицерами поехали мы туда из лагеря нашего верхами. Прибыв в деревню, где жил священник, должны мы были оставить лошадей и всходить на гору пешком, по излучистой тропинке, окружаемой с одной стороны ужаснейшей стремниной. Отдыхая несколько раз, достигли мы, наконец, до монастыря, пред которым находится довольно пространная равнина, покрытая травою. Он примыкает к лесу, состоящему из огромнейших сосен. Стены монастыря, кельи и находящаяся посредине церковь сложены из превеликих, весьма гладко отесанных, гранитных камней, а карнизы и прочие украшения – из белого мрамора. Церковь простой греческой архитектуры, почти без наружных украшений, кроме карнизов, довольно пространна и светла. Иконостасы, закрывающие алтарь, как-то обыкновенно бывает в греческих церквах, выточены все из белого мрамора, равно и образа – выпуклой работы или рельефом. Хотя вообще вся работа довольно искусно и тонко совершена, но изображения святых отзывают веком Константина Великого, когда науки и художества были в Греции в великом упадке.

Войдя в церковь, попросил я священника отслужить молебен. Во время сей молитвы, с небольшим полчаса продолжавшейся, раз шесть переменялась погода: снег, дождь, град, буря, прекраснейшее солнечное сияние следовали одно за другим. По словам священника, такие перемены там обыкновенны. По окончании молитвы пошли мы осматривать окрестности [246] монастыря. Я приметил в одном месте крутизну горы, покрытую травою с растущими изредка большими деревьями. Она простиралась до самой той деревни, в которой оставили мы лошадей. Один молодой горный житель, сын помянутого священника, знающий несколько по-русски, находился тогда при мне. Я спросил его: почему не сделают тут дороги и не ходят более близким путем? «Много было бы работы, – отвечал он мне. – Эта гора так крута, что тут никак взойти на нее невозможно». – «А можно ли сойти? – спросил я его». «Можно, – отвечал он мне, – мы иногда сходим, только с большой осторожностью». – «В чем же состоит эта осторожность?» – продолжал я. – «Если кто спустится с этой горы, то он уже никак не может остановиться, а должен будет бежать до самой деревни, чего ни грудь, ни ноги выдержать не могут. Мы же сходим так: надобно заметить впереди себя какое-нибудь дерево и, бежа, целить на него, держа руки вперед. Опершись о дерево, сесть на него верхом, собраться с духом, встать, держась за оное, потом пуститься до другого и так далее почти до самой деревни, где начинается равнина». Я попросил его сойти таким образом. Он спустился. Мне показалось это весьма легко, и я последовал за ним. Казбек и прочие, увидя сие, напрасно мне кричали. Я не мог никак остановиться, но, помня данное мне наставление, правил бег свой на деревья и, может быть, при восьми или десяти оных понемногу отдыхал. Мы пришли очень скоро в дом священника, где подали мне завтрак. Я разговаривал с его семейством, смеялся над моими товарищами, что их так долго нет. Они же удивлялись моей смелости, выговаривали сыну за такое предложение мне. Наконец, в ожидании их лег я на лавку и заснул. Я спал больше часа, как прибытие моих товарищей меня разбудило. Они вошли в горницу, им также подали есть, а я, лежа на лавке, смеялся тому, что должен был их так долго ожидать. Но, когда пришло время ехать в лагерь, я, не чувствуя никакой боли, не мог встать; ноги совсем у меня отнялись. Меня взяли под руки, с превеликим трудом посадили на лошадь и довезли до лагеря. Там спирты и опытность моего врача едва чрез сутки привели меня в то положение, что я, хотя и чувствовал слабость в ногах, но мог ходить.

Выступив из сего места, прибыли мы к деревне Сион и расположились лагерем на небольшом возвышении при реке Тереке. На другой день провожавший меня Казбек сидел со мною [247] в палатке и разговаривал. Вдруг показалось мне, что я слышу сильный громовой удар. Это было в марте месяце. «Рано у вас начинаются громы?» – сказал я ему. – «Это не громы, – отвечал он мне, – но авалан, или снеговой обрыв, упавший с горы. Мы можем еще его увидеть, если поспешим». Итак выбежал я с ним из палатки. Гора, с которой последовал сей обрыв, была нам видна; но отстояла, по словам его, около семи миль. Мы приметили катящийся с горы черный кусок величиною с обыкновенную шапку, а за ним тянулась черная черта, казавшаяся не толще только нитки. «Это превеликая гора, – сказал он мне; а за нею течет широкая и глубокая река». Я рассмеялся привычке горных жителей, любящих в разговорах своих все увеличивать.

После этого пошли мы смотреть древнюю церковь, стоящую на горе позади лагеря. Прошло с небольшим час, как я при выходе моем из церкви крайне был удивлен, увидя весь мой лагерь в превеликом смятении. Солдаты с возможной поспешностью таскали на ближайшую гору палатки, провиант и экипажи, то же делала и моя прислуга. В столь краткое время река Терек наполнилась водою так, что выступила из своих берегов и потопила все пространство, занимаемое лагерем. Причиною сего были три снеговых обрыва, один за другим последовавшие в расстоянии нескольких миль от нас. Через час вода совсем упала, но я предпочел остаться на горе, нежели занять прежнее положение лагеря.

В сем месте должен я был простоять три дня, дабы запастись санями для перевозки артиллерии и прочих тягостей чрез снеговой хребет Кавказских гор, ибо далее и вблизи оного нет годного к тому леса. В сие время занемог я лихорадкой с теми самыми припадками, которыми страдал на Кавказской линии. Казбек советовал мне еще остаться тут несколько дней, потому что нет еще никакого сообщения через снеговые горы. Оно, по его примечаниям, скоро откроется. Я не принял его совета и решил лучше дождаться помянутого сообщения при самой подошве снегового хребта, нежели в трех милях от оного. Поэтому выступил я туда и расположился при последней деревне Коби, с северной стороны оного лежащей. [248]

Переход войска чрез Кавказский хребет

Каждый день ожидали известия о возможности перехода чрез снеговой хребет. Наконец чрез пять дней пришли люди с южной стороны оного и сказали, что можно уже приступить к очищению от снегов дороги для перехода полка. Восемьсот человек осетинцев употреблено было в сию работу. И чрез три дня сказали мне, что можно уже начать переправу, но не иначе, как по частям. Поэтому послали вперед две роты гренадер без экипажа в первую с нижней стороны хребта деревню Койшаур. Она получила свое название от снеговой горы, чрез которую должны мы были переходить. Получив уведомление, что они туда пришли, послал я целый батальон и артиллерию, которая больше всего меня затрудняла. Все потребные к тому меры были приняты: она была разобрана и положена на сани.

Кроме батальона число рабочих осетинов для препровождения оной было умножено.

Но кто может противиться действию натуры?

Едва сей отряд выступил и скрылся из вида, как услышал я превеликий гром от снегового обрыва. Скоро после того прискакал ко мне артиллерийский офицер в превеликом страхе и сказал, что он не знает, что сделать с пушками и батальоном, так как они шли впереди. Он же по трудности дороги с зарядными ящиками остался позади, ожидая помощи рабочих. И только что он тронулся с места, как в глазах его упавший снеговой обрыв сделал дорогу вовсе непроходимой. Первым моим попечением было узнать о состоянии людей и пушек, и потому послал я самых расторопных горских жителей о том наведаться. Они с превеликой трудностью, на лыжах, перейдя снега и льды, завалившие дорогу, принесли мне приятное известие, что батальон и пушки находятся уже в деревне. Обрыв упал между пушек и ящиков, и на три версты завалил дорогу, вышиной местами от пяти до двенадцати саженей. Сколько можно было собрать еще горских жителей, все заняты очищением сего обрыва, что продолжалось два дня.