Князь Аходягоко и проблема в соседних племенах

Князья оказывают Аходягоко почет за его заслуги. Его противодействие переселению хамышейцев.

Хотя князья, обязанные ему всем, его возненавидели, но все-таки на первых порах они оказывали ему почет. Между прочим, он удостоился публичного чествования: в собрании князей и дворян обоих колен, почти столетний Алкас, встав с места (старшие летами князья, в особенности старики, не встают в собраниях для приветствия младших) и сняв с себя шапку, благодарил его в немногих, но сильных выражениях за возвращение дворянству прав его предков. После этого князья и дворяне подходили к поле верхней одежды нашего героя.
Влияние Аходягоко осталось во всей силе не только среди его соплеменников, но и у соседей. Расскажу о следующем случае.
Хамышейское колено, до крайности пострадавшее от кровавых и продолжительных войн с абедзахами, пришло в большое расстройство вследствие несогласия князей и дворян, и еще более, — недавних распрей между народом и дворянством. Престарелый князь Алкас, о котором мы так часто упоминали, давно уже намерен был переселиться со всем хамышейским коленом, в котором он, по праву лет, был главным лицом, в другое место, более отдаленное от гор и горных племен, чтобы восстановить во всей силе древние права и власть дворянства.

Не успевши в этом, он один с семейством переселился ближе к тем местам, куда давно стремились его желания, и находясь там, не переставал до самой смерти своей помышлять о переселении туда и целого колена. Большая часть князей и дворян были согласны с престарелым князем и тайно условились с ним о средствах исполнения его желания. Неутомимый старец со своими соумышленниками обратился к начальнику Кавказской линии с просьбою о помощи и испросил повеление командовавшему Черноморскою линиею — оказать ему, по возможности, пособие в предполагаемом переселении хамышейских аулов, расположенных против этой линии. Все это было сделано без участия Аходягоко; от него даже старались все скрывать, что, конечно, не могло не оскорбить самолюбия человека, оказавшего такие заслуги, — и он решился один противиться всем и принял немедленно свои меры. Он вступил в тесные связи с одним хамышейским князем, который оставался, после переселения старого Алкаса, в ладу с народом и с частью дворян хамышейских; привлек также на свою сторону и народных старшин этого колена и заключил даже перемирие с абедзахами, незадолго перед тем разбитыми бжедугами наголову (абедзахи оставили около сорока тел и много пленных в руках победителей). Хитрый старец, Алкас, с прискорбием видя его успехи, прибегнул к последнему средству — к содействию русского пограничного начальства. Почти все князья и дворяне обоих племен, большою массою явились в командовавшему Черноморскою линиею; туда потребовали и молодого хамышейского князя, союзника Аходягоко, и приступили к нему с требованием — чтобы он не только последовал со своим семейством за Алкасом, но содействовал бы всеми своими средствами мерам переселения туда и хамышейских аулов. Молодой князь, принужденный настоятельным требованием русского начальника, согласился на все; но его союзник не дремал: как только ему дали знать о критическом его положении, он поспешил к нему на помощь и успел еще вовремя.

Входя в залу, по своему обыкновению, быстрыми шагами, он с грубостью расталкивал толпу дворян и молодых князей, приверженцев главных его противников. С его появлением все умолкло. В коротких словах, но ясно и подробно он объяснил генералу, что его обманывают, утверждая, будто переселение хамышейского племени полезно для России и необходимо для переселяемого народа; наконец, он прибавил в негодовании, что он будет всеми средствами противиться подобному переселению. Кончив свои объяснения с генералом, он осыпал сильными укоризнами старца Алкаса, упрекая его в том, что не только родина не видала в нем князя, умеющего охранять свой народ, но и воина, могущего защищать его. Далее он обратился с ругательствами и угрозами к одному черченейскому князю, содействовавшему этому предприятию. Наконец, Аходягоко ушел, преследуемый смущенными взорами врагов-завистников, уводя с собою и своего молодого союзника, со всеми его приверженцами. В эту минуту сильного гнева он часто гладил левою рукою свои усы, держа правою рукоять кинжала, а это у него значило — сейчас в кровь по колено! Темиргойский князь, бывший в этом собрании, говаривал впоследствии: «Для разрушения всех общих наших усилий достаточно было ему — тряхнуть волчьею своею шубою (на нем была волчья шуба, шерстью вверх) — и мы, как испуганное стадо овец, умели только... молчать!» Престарелый князь Алкас, так выразительно прозванный двуязычным, с душевным прискорбием повторял несколько раз: «Вот был день, в который надо было решиться... на все, если бы было кому!»... Кто знал кровавую жизнь этого старца, воина не слишком отважного, но интригана смелого в коварного, тот поймет вполне смысл невольно сорвавшегося с его языка восклицания. В самом деле, после все удивлялись, как это никто из его врагов в эту минуту не обнажил своего оружия!
Этот случай мы описали с подробностью потому, что он показывает, как много может сделать человек, с характером отважным, в стране, кипящей необузданными страстями, и непокорной, какова была Черкесия того времени. Умный генерал А. А. Н. понимал это и говаривал о нашем герое: «Да, он может все сделать, если только... захочет!»