Языковые совпадения в убыхском и абхазском языках

На Кавказе, который древние недаром называли «горой языков», встречаются малочисленные народности со своими особыми языками, живущие или жившие на весьма ограниченной территории (иногда в основном только в одном географически изолированном горном ущелье или даже селении). Достаточно вспомнить Дагестан, где и в настоящее время насчитывается около 30 народностей и этнографических групп с самостоятельными языками (или диалектами), в том числе, например, цахуры (6 тыс.) и рутульцы (7 тыс.), причем название последних произошло от названия Рутул — наиболее крупного их селения (33).

В Закавказье подобную, хотя и не столь ярко выраженную картину этно-лингвистического разнообразия и пестроты мы наблюдаем, пожалуй, только здесь, на убыхской земле и прилегающих территориях, на стыке двух сравнительно больших языковых групп — абхазской и адыгской, между которыми «вырос» родственный им, но самостоятельный убыхский язык.

Этно-лингвистическая принадлежность убыхов не вызывает уже споров. Убыхи представляют собой небольшой, но самобытный коренной кавказский народ абхазо-адыгской группы. Только в этом аспекте имеет смысл отождествление или сопоставление убыхов с ахеями и гениохами античных источников, которое иногда встречается в литературе начиная с XIX в.

Однако абхазо-убыхо-адыгские этно-культурные связи находятся в таком сложном органическом сплетении между собой, что подчас очень трудно определить, где кончается одна и начинается другая из поименованных этнических групп с ее отдельным языком и культурой.

Не совсем понятно, прежде всего, происхождение и значение утвердившегося в литературе этнонима «убых» (по Дюбуа - «убух»), употребляемого как общее обозначение всей промежуточной между абхазами и черкесами этнической группы. Так называли изучаемое племя западные черкесы (уббых; некоторые шапсуги говорят «убы?» «убыхэ») (34). По словам П. Услара, существовало и другое адыгское название убыхов — «апчиохы» (апчjoхы). А по поводу самого термина «убых» он писал: «Название убыхов перешло к нам от черкесов, которые называют их уббых; сам себя народ этот называет апёх (апjoх) или, лучше сказать, пех (пjох). Происхождение этого названия нельзя объяснить. Замечу только, что аппё (апjо) значит дверь (35), апjoхое— река» (36).

По Л. Люлье, население между натухайцами (натухажцами) и джигетами у черкесов было известно под двумя названиями: прибрежных они именовали абадзэ («абаза» Дж. Белла), а живших на верховьях речек в горах — убыхами (37). Возможно, что это последнее имя, распространенное и на соседние общества, происходит от местного топонимического названия. Такое утверждение содержится, в частности, в одном архивном рукописном документе XIX в., где мы читаем следующее: «Из жителей гор большая часть называется по имени урочищ, ими занимаемых, как например, убыхи от урочища Убых (38). В словаре Г. Фогта, наряду с «уббых», «аубых», находим также этнический термин «твахы» (t°ахэ) как самоназвание убыхов (39).

Л. И. Лавров, отмечая, что русское название «убыхи» происходит от адыгейского «убых», что, по словам П. Услара, у адыгейцев будто бы существовал для обозначения этой народности и другой термин — «аптэхчуэ» (40), пишет: «Под убыхами в узком смысле слова было известно только население верховий рек Шахе и Сочи, где, между прочим, одно из урочищ носило название «Убых — дуэхъоа», т. е. «поляна Убых». Сами себя убыхи называли термином «дуыхъы», где первое «д» представляет собой звонкий губной дрожащий звук» (41). Автор, к сожалению, не указывает источник, откуда взят им этот любопытный этноним. Но если последний зафиксирован правильно, то слово в целом по-абхазски можно передать как «дэхуаа» и тогда может быть сопоставлен с такими абхазскими топонимами, как Губаа-двы (Губаа-дэы), где «дэ» как по своему фонетическому облику, так и семантике совпадает с убыхским и означает «поляна».

Одним словом, перед нами определенный разнобой и путаница как в отношении названия убыхов соседними народами, так и их самоназвания: по П. Услару, черкесы их называли «уббых» (или «апчиохы»), по Г. Фогту — «убых» (или «аубых»), по Л. Люлье — прибрежных жителей называли «абадзэ», а горных — «убыхами», по Д. Беллу — «абаза» и др. Как самоназвания убыхов выступают также разные термины: согласно П. Услару они называли себя «апёх» (или «пёх»), а по Г.Фогту—«твахы» (42). Нужны дополнительные материалы и исследования, чтобы разобраться в этой системе названий и самоназваний. Необходимо при этом иметь в виду и то, что убыхи называли свой язык «абза бзы», то есть «языком абзов», «языком абаза».

Такая пестрота объясняется, надо полагать, тем, что наряду с общим названием или самоназванием народа существовали и названия отдельных его частей, которые иногда распространялись на всех убыхов вообще.

Так, современные абхазы не знают названия «убых», и они используют для обозначения убыхов, как отмечал еще Л. Я. Люлье, название одного из абхазских племен — садзуа (43), а также фамильное имя двух знатных убыхских родов — Агухоуа (44) и Аублаа. Последний, как можно судить по топонимическим данным, занимал территорию современного гор. Сочи, то есть центральную часть приморских убыхских земель. Род Аублаа пользовался у абхазов большой известностью и почетом, как об этом свидетельствует, в частности, одна старинная их поговорка: «Аублаа тебя посетил?» (Аублаа ду?азма?). Смысл ее такой: «Разве у тебя гостил такой почетный человек?» Примерно такое же значение имеет и другое абхазское выражение: «Кто ты, сын Аублаа, что ли?» (Уара узус?ада, Аублаа уи?оума?).

Вполне может быть, что с родами Аублаа и Агухоуа генетически связаны мегрельская теперь фамилия Убилава, проживающая в настоящее время в южной Абхазии и, особенно, в соседней Мегрелии (что еще нуждается в доследовании) и абхазские фамилии из селений Дурипш и Джгерда (Агухоу, Агухуа).

В связи с приведенным выше самоназванием убыхов («апёх» или «пёх») следует отметить, что в центральной части Абхазии, к западу от горы Большой Гуарап одна гора известна абхазам под именем Пех, Пехь, Пеху, где, между прочим, имеются замечательные пастбищные места и развалины «оград ацанов» (45), а один из перевалов называется Пхьау (?хьау). Кроме того, в ряде других абхазских терминов, например, «а?хьа»— впереди, вперед, «а?хьара»— стоянка для ночлега, а также в наименовании грузинами абхазов (апхази) мы находим, возможно, тот же наличный в самоназвании убыхов корень «пх», значение которого не поддается пока определению.

Абхазские племена убыхам были известны точно также под разными именами: «азиа», «зиа» (46), «адзыге» (а?ы?у?) или «басхыг» (басхы?), как назывались адыгами, по Услару, все абхазы, жившие по северную сторону Главного Кавказского хребта. Основа «бас» в последнем слове очевидно представляет собой сохраненный убыхами корень, восходящий к древнему этнониму абхазов (бас, пас). От «адзыге» происходит, по мнению Услара, этноним «азра», которым Белл и другие авторы XIX в. называли абхазов. А. Генко считал, что слово «адзыге» одного происхождения с черкесским «азега» (47).

Важнейший источник наших сведений об убыхах — это их фольклор и язык, который является предметом пристального внимания и изучения отечественных и зарубежных ученых.

Так, в 1861 году, находясь в Нижнеабадзехском отряде в Адыгее, близ Майкопа, один из первых исследователей убыхской проблемы, известный русский кавказовед П. К. Услар написал очерк убыхского языка под названием «О языке убыхов», напечатанный в 1887 г. в виде приложения к его книге «Абхазский язык». Очерк, составленный при содействии природного убыха, 14-летнего сына знатного убыха Хаджи-Дегумок Берзека, остался незаконченным. К сожалению, занятия убыхским языком неожиданно были прерваны ввиду исчезновения из лагеря юного убыха, который убежал «чтобы не отставать от своих в перестрелке с русскими (48).

П. К. Услар определял убыхский язык как самостоятельный, хотя и «агонирующий», как «промежуточный» между абхазским и адыгским языками. Характеризуя словарный состав убыхского языка, он указывал, что его лексика включает в себя множество слегка лишь переиначенных абхазских и адыгских слов. В частности, убыхский счет также представляет собой смесь адыгского с абхазским. Судя по лексике, можно было бы и вовсе отрицать существование отдельного убыхского языка, но, подчеркивает далее Услар, самостоятельность этого языка «обнаруживается при самом поверхностном даже обзоре грамматических форм его» (49).

Все источники, которыми мы располагаем, свидетельствуют о том, что убыхи являлись отдельным племенем или народностью, хотя ни у кого не вызывает сомнения ближайшее их родство и с абхазами, и с черкесами. Склонный несколько преувеличивать разницу между абхазским, убыхским и черкесскими языками, Услар писал в другом месте: «Языки абхазский, убыхский и адыгский составляют одно семейство, но взаимная разница между ними более значительна, чем например, между русским и португальским. С удивлением прочел я в №29 газеты «Кавказ» на нынешний год, что убыхи суть адыгского племени. В статье г. Молье… самым положительным образом названы народом, особым от адыгов…Убыхи в виде народа, особого от адыгов и абхазцев, известны были уже в 1797 г. гр. Потоцкому» (50).

Убыхи и сами не смешивали себя с другими народами или племенами. И теперь еще те немногочисленные их остатки, которые живут в Турции, четко сохраняют сознание своей особой национальной принадлежности. «Мое племя (race) есть племя убыхское. Мой род (famille) принадлежал к Зайшва (Zays?a), и я являюсь Зайшва», - так говорил Гансу Фогту в 1963 году в Турции один из лучших знатоков традиций и фольклора убыхов Тевфик Есендж (51).

Ж. Дюмезиль пишет, что самому молодому из убыхов, живущих в Турции и еще говорящих на своем родном убыхском языке, «скоро будет 60 лет, а через небольшое количество лет от убыхского языка останется лишь одно воспоминание. С другой стороны, эти ценные свидетели существуют только в Анатолии в небольшом количестве деревень…убыхский народ эмигрировал после завоевания в 1864 г. и его остатки рассеялись по империи султана. Не имея связи между собой, эти островки стали быстро утрачивать свой язык, чтобы перейти на черкесский или абхазский язык, на котором говорили вокруг них часто в одних и тех же новых населенных пунктах большинство их товарищей по славе и несчастью. Таким образом, настоящим чудом является то, что на этом языке, бегло и без акцента, с чувством любви к нему говорит маленькая крестьянская академия» (52).

Характернейшей особенностью убыхов является то, что они и на Кавказе были трехязычными, пережитки чего заметны и теперь у живущих в Турции убыхов (см. ниже).

Как же следует понимать одинаковое знание убыхами двух (кроме родного) языков – абхазского и черкесского? Является ли это показателем их одинаковой близости к убыхскому языку, результатом культурного влияния или следствием того и другого вместе? Если говорить о влиянии, то влияние, какого из указанных языков было преобладающим?

Трудно делать категорические выводы по этим вопросам. Однако имеются все основания думать, что в свое время, прежде всего, в эпоху Абхазского царства, когда Абхазия играла большую роль в политической и культурной жизни соседних народов, воздействие абхазской культуры на убыхов было, несомненно, более значительным. Но дело даже не столько в том или ином влиянии, которое, разумеется, изменялось в зависимости от конкретных исторических условий, сколько в большем этно-культурном схождении и единстве убыхов с абхазами.

Может быть, не случайным является, например, то, что наблюдательный Дж. Ст. Белл, который, как сказано, жил в тридцатых годах прошлого столетия среди убыхов, подчеркивает знание убыхами прежде всего абхазского языка, а потом уже черкесского. Он пишет: «язык азра (т.к. абхазов. – Ш.И.) все здесь понимают, а также и язык «адыге» (53). Обращает внимание и то, что тот же очень хорошо информированный автор называет убыхов термином «абаз», или «абаза», который нередко служил общим обозначением различных абхазоязычных племен как на южной, так и на северной стороне кавказских гор.

В «Новом и полном словаре Российского государства…», отражающем положение, которое существовало на Северо-Западном Кавказе в XVIII в., в эпоху Екатерины II, мы читаем: «…За сими уездами, кои полуденнозападную часть Абхазии составляют, следует на северо-запад уезды: Туби, Убух, Шаши и Шапсих, которые с черкаскими уездами Бжана и Гатукай граничат. Над сими содержат турки в небольшой к Черному морю лежащей крепости Сочук-Кале надзирателя: но ему сии абхазы столь мало повинуются, что прежнюю свою вольность в лесистых и горных своих жилищах почти еще в целости сохраняют. Язык сих северо-западных уездов от языка, каким говорят в выше упомянутых полуденнозападных приметно отличен» (54).

В этой цитате привлекает внимание то, что убыхи и их соседи названы одновременно абхазами, хотя язык их от южноабхазского «приметно отличен».

Когда-то давным-давно, может быть, где-то на рубеже III-II тысячелетий до н.э., произошло выделение первоначальных ядер абхазского и адыгского языков из общего языка-основы этих племен (этот предполагаемый «материнский» праязык можно было бы условно именовать «нартским», по названию древнейшего общего памятника абхазо-адыгских и некоторых других кавказских народов). О глубокой древности образования двух этих языковых групп (абхазской и адыгской) свидетельствует тот факт, что, несмотря на единый в основном грамматический строй данных языков, между ними ныне существуют такие словарные расхождения, которые исключают полностью взаимное понимание тех, кто говорит на них.

Убыхский язык в территориальном отношении был расположен примерно в одинаковой удаленности от центров формирования как черкесского, так и абхазского языков, но ни один из них не сумел его полностью ассимилировать, хотя каждый из них оказывал на него постоянное воздействие. Этим объясняется его «промежуточность» и архаичность.

Специалисты, например, Г.А. Климов – автор одной из новейших работ, посвященных убыхам, отмечает, что в их языке также и даже еще больше, чем в абхазском, развита систем согласных звуков (доходящих до 82); в нем, как и в абхазском языке, имеются две основные гласные фонемы (а и ы). И вообще по своей грамматической структуре убыхский язык стоит ближе к абхазскому, в то время, как по своему материалу, пишет он, проявляет больше сходства с адыгским. А близость в области грамматики, как известно, имеет решающее значение при определении родства народов и их языков (55).

Что же касается материала, то есть лексики, то абхазо-убыхские лексические встречи еще, можно сказать, совершенно не изучены. Поэтому трудно пока делать окончательное заключение по вопросу о том, к какому языку стоит ближе убыхский по своему словарному составу. Тем более что, как известно, лексика всякого языка значительно легче и быстрее меняется, чем его грамматика.

Речь идет более конкретно о языковом взаимоотношении убыхов с садзами. 3. В. Анчабадзе, ссылаясь на Евл. Челеби, утверждает, что язык садзов, занимавших, как мы знаем, земли от Хамыша до Гагра, «был самостоятельным языком» (56). Но Г. Филипсом прямо пишет, что садзы говорили «чистым абхазским языком» (57). Правда, тот, же автор указывает, что садзы имели еще особое наречие — «асадзипсуа», не похожее, ни на абхазский, ни на адыгейский, на котором при Филипсоне украдкой говорила еще чернь. На этом основании 3. В. Анчабадзе приходит к заключению, что асадзипсуа — это один из самостоятельных языков абхазо-адыгской группы (58).

Однако сам термин «асадзипсуа», вторая часть которого, бесспорно, представляет собой самоназвание абхазов (апсуа), свидетельствует о том, что садзы были племенем, говорившим не «самостоятельным языком», а на одном из особых диалектов общеабхазского языка — «садзско-абхазском», как переводится и само слово «асадзипсуа». И если, как утверждает Г. Филипсон, «по всей земле убыхов» чернь знает «асадзипсуа», то это может говорить или, как думает и 3. В. Анчабадзе, об ассимиляции садзов — жителей побережья — спустившимися с гор убыхами (59), или же о том, что сам убыхский язык генетически восходит к одному из ближайших к садзскому абхазских наречий, получившему в этом районе постепенное преобладание, став со временем самостоятельным языком.

О степени близости грамматического строя абхазского и убыхского языков говорилось выше. Здесь сошлемся на некоторые примеры словарных совпадений, относящихся к древнейшему лексическому фонду этих языков.

ТАБЛИЦА НЕКОТОРЫХ УБЫХО-АБХАЗСКИХ ЛЕКСИЧЕСКИХ ВСТРЕЧ

Языковые совпадения в убыхском и абхазском языках
Языковые совпадения в убыхском и абхазском языках
Языковые совпадения в убыхском и абхазском языках

Как видно было на ряде приведенных примеров, впереди убыхских имен существительных также часто ставится специфически абхазская приставка общности а, хотя и не всегда, не с такой закономерной необходимостью, как в абхазском. Например, адаг?а — глухой, арма — левый, атэан (т?ан) -бульон, ана (на, ны) — мать, ахы (хы) —голова, а?са (?са)—душа и др. Общими являются и некоторые местоимения: с (сара)—я, и—(иара)— он (например, в имени Адагуа ипа Керантух слово «и-па» означает «его сын», как и в абхазском). Общим является и «хуа» в значении «сын» (68).

Хотя мы не имели возможности фонетического транскрибирования для более точного выражения соответствующих звуков, не говоря уже об исчерпании словарных схождений и параллелей, но и приведенного материала достаточно для того, чтобы представить себе степень ближайшего родства сравниваемых языков. Причем в прошлом лексическая общность могла быть еще более значительной. Так, список слов, содержащийся в сочинении турецкого путешественника Евл. Челеби, показывает тождественность или большую близость языка абхазского племени джигетов к языку убыхов в середине XVII в. Однако безоговорочное утверждение о том, что в XIX в. убыхский язык удерживался в быту только наиболее самобытной верхней (собственно) Убыхии, в то время как в Вардане его вытеснил адыгейский, а в Саше джикетский языки, что «именно здесь сохранялся убыхский язык, которого не знало адыго- и абазиноязычное население прибрежной Убыхии» (69), нуждается в существенной корректировке.

В целом мы можем констатировать практически почти свободное владение многими убыхами абхазским языком, который они, будучи в массе своей трехъязычными, знали, В общем не хуже, а может быть даже и лучше, чем черкесские диалекты. В письме к автору этих строк проф. Ж. Дюмезиль писал в 1964 году: «Сто лет тому назад, после эмиграции, большинство убыхов, которые поселились около Манья, были трехъязычны и знали абхазский язык лучше, чем шапсугский. В Турции они потеряли свои связи с абхазскими переселенцами, поселившимися вдали от них, и их дети уже были только двуязычны».

Таким образом, еще в середине XIX в. границы живой абхазской речи простирались от реки Ингури до современного Сочи, если не дальше в северо-западном направлении, что, как увидим, ниже, в значительной степени подтверждается и данными топонимики.

Убыхский язык, развивавшийся под воздействием адыгского и абхазского языков, сам в свою очередь также оказывал на них влияние, особенно на садзский (джигетский) диалект абхазского языка, так как именно с носителями этого диалекта убыхи находились в ближайшем родстве и теснейших взаимосвязях в течение долгих веков. Так, по свидетельству анонимного автора серьезной статьи «Абхазцы (Азега)», все селения, прилегавшие к реке Бзыбь, и том числе Гагрипш у гагрского укрепления, говорили «испорченным абхазским языком, в котором чрезвычайно много встречалось слов убыхского и джигетского языков» 70 .

Абхазов с убыхами сближает также ономастика и родоплеменной состав населения. У тех и других встречается немало одинаковых фамильных и личных имен. Таковы, например, фамилии Вардан (одно из убыхских обществ, как указывалось выше, называлось Варданэ), Сомехо (абх. Самахь-хуа) 71 , Чизмаа и некоторые другие родовые имена с окончанием на «маа» 72 .

В преданиях абхазов, например, в песне героини из поэмы И. Когониа «Абатаа Беслан» нередки упоминания об убыхских «бырзыках», «бырзыкской молодежи» (бырзыкьаа рычкъынцъа; ср. с названием древнего причерноморского племени бизеров. Главная резиденция Берзеков («самого знатного рода между убыхами») находилась в верховьях Шахе в Бабуковском ауле, где, по рассказам, они «жили с роскошью, имея мебель и зеркала из-за границы» 73 . Шапсугские старики приписывают убыхам дворянский род Мершье или Мершьене 74 . которые в качестве одной из сильнейших абхазских княжеских фамилий встречались издревле в Абхазии, особенно в горных частях страны, например, в верховьях р. Кодор (Цебельда, Дал) и других обществах, частично и на северной стороне Главного Кавказского хребта. Они господствовали и в непосредственной близости от убыхов, в частности, в селениях Аибга, Чужгуча и Ахчипсы, которые были известны соседям под общим названием медовеевцев. Между реками Сепсе (Шапси?) и Соча (Сучали) Дюбуа упоминает приморский убыхский аул Дзиаше 75 , название которого может быть сопоставлено с другим абхазским княжеским родовым именем Дзиапшов 76 . Более того, у устья Лоо прямо упоминается сел. Дзепш. На берегу моря селение Сочипсы составляло общество Саше во главе с князем Облагу (Аублаа?). Большую причерноморскую родоплеменную группу представляли Кяхе - ветвь шапсугского племени, доходившая до р. Шахе, которая составляла их границу с убыхами (ср. с абхазский крестьянской фамилией Кяхба) 77 . На Шахе жили также хакучи (ср. с абхазским лично-родовым именем Хакуцв), а на Хосте обитали хамышцы — общество убыхского племени, которые были одним из ближайших соседей садзских селений (между прочим в XVIII в. Хамышцы по недоразумению убили находившегося в тех местах на охоте абхазского владетеля Зураба, за что им сурово отомстили). В верховьях Кудепсты и Мдзымты находились общины баговцев (ср. абх. род Багба). Общество Чужи на р. Худапс и общество Чуа (ср. абх. род. Чуаз), на р. Мца (ср. абхазское сел. Мцара), по Торнау, называли себя абадзою, не принимая названия садзов, принадлежащего собственно прибрежным жителям, и т. д.

Общими являются и многие личные, женские и мужские имена, причем, как сказано, тут и там патронимическим показателем происхождения является «ипа»— «его сын». Например, предводитель партии убыхов из более чем 1 000 человек, совершивший нападение на Абхазию летом 1825 года, носил имя Сааткери Адагва-ипа Берзек 78 , то есть «Сааткери, сын Адагвы, из рода Берзеков» (у абхазов имя «Берзек» сохранилось в форме «Базрыква», причем в качестве личного, а не родового названия). Общими являются также Хатажук (абх. ?а?аж?ы?к?а), Муса (абх. Мыса), Шоген (абх. Шоугьан), Керантух, Едик (абх. Едыгь, Едыгьа, Едгьы), Шеулех (абх. Саула??), Эльбуз (абх. Албуз), Хапеш (абх. Хапашэ), Мызауч (абх. Мзау?), Каламат (абх. Кьалама?), Азамат (абх. Озама?), Куаблых (абх. ??аблых?) (79) и др., причем большинство общих имен являются местными.

Для выяснения абхазо-убыхских этно-культурньх связей большое значение имеют данные топонимики. Так, например, Красная Поляна называлась по-абхазски Губаа-двы (Губаа-дэы), то есть Поляна рода Гунба (отсюда происходит русск. Кбааде). Название известной горы Ахун около Сочи связано, по-видимому, с абхазским «аху»— гора, холм или с древним абхазо-убыхским родовым именем Ахунаа. В абхазском языке сохранилась пословица, которая гласит: «У ахуновцев родился сын, но люльку раздобыть не могли» (Ах?ынаа ?а дроун, агара рмоут ??а). Еще более известным является название другой горы — Аублаа рныха. Так назывался одни из пунктов современной Батарейки, которая находится па территории гор. Сочи (против Маяцкого сквера). Но выражение «Аублаа рныха» если убыхское, то оно настолько, же и абхазское: по-абхазски оно означает: «Святилище рода Аублаа» (80) . Сама Батарейка, как и гора по дороге на Мацесту, носила название Бытха, что переводится с абхазского как Камень Быта (Быт ихах?). Название р. Сочипста, встречающееся иногда в источниках, состоит из двух частей, причем последняя часть — «ипста» по-абхазски выражает «его ущелье». Следовательно, Сочипста может означать «ущелье Соча», по-абхазски Швача (Шэача), что, возможно, является утерянным личным или родовым именем. На той же реке Сочи в нескольких километрах от ее устья упоминается селение с чисто абхазским названием Архшна-ахэ 81 , что в дословном переводе означает «холм надочажной цепи» (архышьна, ахны- шьыр — надочажная цепь, аху - холм, горка), а выше находятся река и пещера под именем Ац (ср. название абхазского села Аацы).

Из абхазского (или абазинского) языка может быть истолкован и ряд других топонимических названий: фамилия абазинских князей и одна из рек северо-западнее Сочи носят общее имя Лоо; старое название абазинского селения Псыж-Дыдркъвай имеет свою параллель в названии одной из речек между Сочи и Туапсе; название р. Магры, вероятно, происходит от «амагра», что по-абхазски означает рукав, мыс Агрия — не от «агра» (а?ра), то есть рябой, как пишет Л. И. Лавров 82 , а скорее от абхазского «акра» - мыс.

Сообщая эти факты параллельного существования названий местностей, Л. И. Лавров приходит к выводу, что «географическая номенклатура Адлерского, Лазаревского и Туапсинского районов Краснодарского края носит абазинские следы, причем при параллельном существовании одинаковых терминов среди северокавказских абазин и в упомянутых районах побережья, более древними оказываются вторые. Данные топонимики подтверждают, как и исторические предания, что северокавказские абазины некогда жили на Черноморском побережье северо-западнее Абхазии... предки шкаравцев обитали примерно от Гагр до Адлера или Мацесты, а далее на северо-запад обитали предки тапантовцев» 83 .

Однако мнение о таком широком распространении именно абазин на указанном участке Черноморского побережья Кавказа, отрицающее автохтонность самих убыхов, является сомнительным, как и утверждение того же автора о том, что и XIX в. «убыхский язык сохранился только в горах, а не на побережье» (84) .

Л. И. Лавров и в новой своей работе полностью отождествляет джигетов (садзов) с абазинами. Например, он пишет: «Значительное смешение убыхского населения с соседними адыгейскими и абазинскими племенами не позволяет указать точные границы этой территории» 85 .

Подобные безоговорочные утверждения вызывают возражения. В самом деле, известно, что не только в XIX в., но и значительно раньше абазины в основном жили уже на Северном Кавказе, а, следовательно, смешиваться в это время с убыхами никак не могли. Известно также, что абазинский народ делится на две группы — ашхарцев и тапанта, а общим их самоназванием является «абаза». Никогда они не называли себя ни «джигетами», ни «садзуа». Бесспорным является также идентичность джигетов и садзуа. Последнее название, хорошо известное абхазам и теперь, обнимало население примерно от Гагры до Хосты, в то время, как для обозначения абазин и занимаемой ими территории абхазы издавна употребляют специальные термины — «ашвуа» (аш?уа) и «Ашвы» (Аш?ы), локализуемые ими только на Северном Кавказе. Из этого вытекает, что абазины и садзуа (джигеты) – это разные абхазоязычные племена как по особенностям своего языка, так и по занимавшейся ими территории. Причем, как установлено - специалистами, один из двух диалектов абазинского языка (ашхарский) стоит ближе к южно-абхазскому (абжуйскому) диалекту, что само по себе исключает их пребывание на садзско-убыхской территории. К тому же и сами абазины, следуя своим изустным преданиям, выводят себя из района Сухуми (Со?ум), а не Сочи.

Правда, некоторые авторы, начиная с Торнау, население интересующего нас Черноморского побережья называют иногда абазинами или абазой. Например, А. В. Верещагин, дважды путешествовавший по Черноморскому округу, в том числе и по Абхазии (в 1870 и 1873 годах), называл население, жившее между реками Бзыбь и Хашупсе, абазинами. «Абазин - пишет он, —и теперь осталось два аула, которые расположены по скату горы, в пяти верстах южнее Гагр» 86 . Тот же автор, рассказывая о своей поездке из Бзыби в сторону Гагра 2 июня 1870 года, снова называет здешних местных жителей абазинами. «Путь наш лежал через лес к абазинским аулам и далее в Гагры» 87 . Абазинами называет жителей района Гагра также И. Клинген, ссылаясь при этом на отчет комиссии 1866 года 88 .

Но все это является скорее показателем терминологической путаницы, явившейся отчасти следствием старой традиции слишком расширенного толкования этнического и территориального содержания термина «абаза», «абазины». Ибо, подчеркнем еще раз, если бы район Гагра - Сочи населяли прежде абазины, то ближайшие к ним абхазские племена называли бы эту территорию Ашвы, а не Садзуа, а садзов пришлось бы нам тогда искать где-нибудь в другом месте.

Чтобы составить себе наглядное представление об общем характере географической номенклатуры междуречья Бзыбь - Сочи (в основном территория исторической Джикетии, населенной садзами), мы составили небольшую топонимическую таблицу по нашим полевым записям, а также картографическим и литературным источникам. К сожалению, многие из приводимых названий искажены не знавшими местных диалектов авторами до неузнаваемости. Но немало и таких, которые зафиксированы по- возможности точно и представляют большую ценность для изучения истории и этнографии края. Среди них выделяется значительная группа поддающихся расшифровке названий с абхазскими основами и оформленных абхазским локативным и другими суффиксами («?а», «ра», «аш?а», «?шь», «а?с?а» и др.), что делает бесспорной их принадлежность к абхазско-садзской лексике.

Наличие такого значительного абхазского (В широком смысле) слоя в топонимике страны убыхов можно объяснить или завоеванием и ассимиляцией убыхами абхазских аборигенов (что однако еще следует доказать), или продолжительной и интенсивной инфильтрацией какой-то части абхазского этноса (джигетов, абазин и др.) на убыхскую36 территорию, или, наконец, особой этно-культурной и языковой близостью абхазов и убыхов, которая, на наш взгляд, заслуживает бoльшего внимания и дальнейшего специального исследования.