Адыги - Новости Адыгеи, история, культура и традиции » Статьи » История в лицах » Лёля Богузокова: Златовласая хозяйка неба

Лёля Богузокова: Златовласая хозяйка неба

Лёля Богузокова: Златовласая хозяйка неба
История в лицах
zara
Фото: Адыги.RU
00:13, 01 май 2015
3 671
0
ЗЛАТОВЛАСАЯ ХОЗЯЙКА НЕБА Огум илъэгап1э Зыгуи щыпсахьыгъэр Хэкум ыпхъу к1асэу Бэгужъыекъо Лел. Яхъул1э Сэфэр Лёля Богузокова – легендарная женщина-истребитель, на счету которой 59 боевых вылетовЩедра талантами и мужественными людьми древняя земля адыгов. В обыкновенном адыгском ауле Лакшукай росла девочка Лёля, которая, на первый взгляд, ничем не отличалась от своих сверстниц, если не считать роскошных светло-каштановых, с золотым отливом, волос, рассыпавшихся по её плечам.
Лёля Богузокова: Златовласая хозяйка неба
ЗЛАТОВЛАСАЯ ХОЗЯЙКА НЕБА

Огум илъэгап1э
Зыгуи щыпсахьыгъэр
Хэкум ыпхъу к1асэу
Бэгужъыекъо Лел.
Яхъул1э Сэфэр
Лёля Богузокова – легендарная женщина-истребитель, на счету которой 59 боевых вылетовЩедра талантами и мужественными людьми древняя земля адыгов. В обыкновенном адыгском ауле Лакшукай росла девочка Лёля, которая, на первый взгляд, ничем не отличалась от своих сверстниц, если не считать роскошных светло-каштановых, с золотым отливом, волос, рассыпавшихся по её плечам.
Аульские дети целыми днями играли на свежем воздухе, собирали цветы, наблюдали жизнь домашних животных и птиц, лазили по деревьям, отыскивая самые спелые фрукты. Лёля тоже не отставала от своих подруг в этих занятиях. Но когда она взбиралась на самую верхушку дерева по качающейся ветке за спелыми вишнями, вдруг представляла себе с замиранием сердца, что она стала птицей и может вспорхнуть сейчас с ветки прямо в небо. Эта мечта её так увлекала, что она порою забывала о красивых сочных вишнях, сверкавших аппетитно сквозь зелёную листву прямо перед ней.
А ещё Лёля очень любила, лёжа на траве, смотреть в небо сквозь цветущие ветки акаций. Ей казалось, что голубое солнечное небо усеяно белыми ароматными гроздьями цветов. Как её привлекало это голубое бездонное небо, с несущимися по нему белыми облаками! Как ей хотелось потрогать руками эти белоснежные пушистые облака! Больше всего дочь Кавказа завидовала птицам, которые парили в небе и, как казалось ей, были хозяевами этого огромного бездонного неба.
Лёля и её сестра Тося воспитывались в семье дяди Махмуда Богузокова и его жены Асиет, у которых было своих два сына: Асланбеч и Микад. Отец девочек Магамет Богузоков был репрессирован в 30-х годах, а мать Муминат вернулась в свой аул Хатукай и работала в Краснодаре. В доме дяди Махмуда к девочкам относились как к родным детям, не делая никаких различий между своими сыновьями и дочерьми Магамета.
Закончив Лакшукайскую семилетнюю школу, Леля поступила в театральное училище, но потом, решив, что ей больше подходит педагогическая деятельность, поступила в Адыгейское педагогическое училище, где училась её сестра Тося. Вместе с сёстрами в Майкоп переехала и их мать, которая стала работать в универмаге.
В 1939 году, закончив училище, Леля поступила в Адыгейский педагогический институт. Занятия в институте она совмещала с занятиями в авиаклубе, осуществляя, таким образом, хоть и частично, свою детскую мечту о небе. Но ни в самых прекрасных и ни в самых ужасных снах не могло ей даже присниться, что скоро полностью осуществится её детская мечта. Разве она могла тогда представить, что скоро станет хозяйкой неба над Родиной, как и мечтала, но не голубого, с белоснежными облаками, а черного от дыма и гари неба над израненной родной землёй?!
Но это будет потом, а в августе 1941 года, проучившись год в педагогическом институте, Лёля поехала работать учителем в Чечено-Ингушскую республику в Ачхой-Мартанскую семилетнюю школу. В мае 1942 года она была назначена директором Ново-Атагинской школы, а в августе 1942 года — эвакуация.
Уже больше года шла Великая Отечественная война, и отважная черкешенка Лёля Богузокова писала заявление за заявлением с просьбой отправить её на фронт.
В горьком поле — война.
В грозном небе — война.
В гордом сердце твоем — война.
В дымном поле,
где прежде по плечи
Колыхались росистые травы,—
Оглушенный разрывом кузнечик
Ошалело метнулся под траки.
В дымном небе,
где голуби прежде
Над аулом твоим ворковали,—
Свист обугленных крыльев,
и скрежет
Раздираемого дюраля.
В чистом сердце твоем,
что тонко
На привет и призыв откликалось,—
Только горе осталось, сестрёнка.
Только боль
и солдатская ярость.
И вот наконец Лёлю берут в штаб дивизии делопроизводителем. Окончив курсы, она становится наводчиком артиллерийского расчета, но этого ей мало. Славная дочь Кавказа рвётся в небо, в родное небо, которое стало серым. Она должна очистить его от ненавистных фашистов, от дыма и копоти, чтобы небо над родной землей стало опять голубым и чистым. Ведь адыги, поднимая тост за мир, говорят: «Уцыр къашхъоу, уашъор шхъуант1эу щэрэт» (Пусть всегда трава будет зелёной, а небо — голубым).
В 1943 году, когда 765-ый штурмовой авиационный Варшавский, ордена Суворова III степени полк, в котором служила Леля Богузокова, сражался на Северо-Кавказском фронте, ей наконец разрешили летать в качестве воздушного стрелка.
И стала воздушным солдатом
Адыгов крылатая дочь.
Взлетала бесстрашно, геройски
Навстречу лихому врагу:
— Моя Адыгея, не бойся,
Я сердцем тебе помогу.
Своими крылами прикрою,
Чтоб Родине милой помочь!
И стала бесстрашным героем
Адыгов крылатая дочь.
Бессмертной звездой заблистала
В родимых просторах твоих
И Лёля легендою стала,
Зовущей в полёт молодых!
Мужественная дочь адыгского народа Лёля Магаметовна Богузокова приняла участие в качестве воздушного стрелка в боях за Тамань, в Варшавской и Познанской операциях, в прорыве обороны немцев на Одере и в штурме Берлина. Имеет девять благодарностей Верховного Главнокомандующего Иосифа Виссарионовича Сталина. За мужество и отвагу, проявленные в боях за Родину, славная черкешенка Лёля Богузокова награждена орденом Красной Звезды, орденом Отечественной войны II степени, медалями «За отвагу», «За оборону Кавказа», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина» и «За победу над Германией».
Да, победа над фашистской Германией была полной и окончательной. И опять небо над Родиной стало голубым и чистым, и опять по нему неслись белоснежные пушистые облака, сверкая на солнце, а под родным небом опять изумрудно зазеленела трава. И в этом немалая заслуга той маленькой мечтательной девочки из Лакшукая, которая, повзрослев, стала хозяйкой неба и прикрыла своими крыльями Родину, спасая её от врагов.
Со своим будущим мужем Петром Ликаренко Леля познакомилась на фронте. Вот как рассказывается об этом в документальном очерке Д.П. Власова «Колодец мудрости». «... В те дни и прибыл в их полк молодой лейтенант Пётр Ликаренко. До этого он был техником, отлично знал самолет Ил-2. Добился разрешения переучиться на лётчика и — сразу на фронт.
Когда Петру Павловичу сказали, что стрелком-радистом у него будет Лёля Богузокова, он возмутился:
— Кто? Эта рыжая? Ни за что! Тут война, а не прогулка под луной.
— Ты подожди, не горячись,— сказал ему командир, — У неё уже пятьдесят боевых вылетов. Недавно она сбила «Фокке-вульф-190». Над «Голубой линией» подбила два фашистских ястреба. Награждена орденом Красной Звезды, медалью «За отвагу».
Ничего не ответил Пётр Ликаренко, повернулся и пошел к своему самолёту.
О разговоре этом стало известно Лёле. Она сначала нахмурила густые тёмные брови, потом рассмеялась.
— Подумаешь, — хмыкнула.— Посмотрим, как сам запоёт в бою. — И тоже направилась к самолету. Скоро предстоял вылет на штурмовку вражеских позиций.
... Шестёрка «Илов» на бреющем пронеслась над линией фронта, ушла вглубь, а потом неожиданно развернулась и обрушилась на артиллерийские батареи. Ударила реактивными снарядами из пушек. А стрелки добавили ещё из скорострельных пулемётов.
Один заход, другой... «А ведь метко бьёт, рыжий чертёнок!»— с уважением подумал Пётр о Лёле.
С фашистскими батареями, можно сказать, было покончено. Штурмовики уже собирались уходить домой, как вдруг из-за леска по ним ударили зенитки.
— Маневр, командир, маневр! — крикнула Лёля,— Да резче, резче! — И тише добавила: — Это же не прогулка при луне.
Вернулись благополучно. Первым спрыгнул на землю Ликаренко. Лёля почему-то задержалась. Пётр подошел к её кабине. Видит, она чего-то копается в турели. Постучался по фонарю. Открыла.
— Что случилось?
— Осколок в турель ударил. Заедает.
Пётр позвал оружейников и сам вместе с ними взялся помогать Лёле. Исправили всё быстро, попутно и дыру залатали. Вечером, ложась спать, лейтенант с улыбкой подумал: «А ведь она и на самом деле умелая».
Так постепенно они подружились. Были и прогулки, но не по тенистым аллеям, а вдоль стоянки, и не под соловьиные трели, а под рёв авиационных моторов. Но чаще всего – бои, бои. Там проверялось всё: и характер, и мастерство, и дружба, а потом и любовь, войной опалённая, кровью и свинцом скреплённая».
Лёлю и Петра называли «экипажем счастливых». И действительно, это было так. Однажды, когда их самолёт был сбит над Черным морем и Ликаренко получил серьёзное ранение, они несколько часов продержались в весенней ледяной воде на плаву, пока их не подобрал советский эсминец. В холодном бушующем море, теряя последние силы, Лёля поддерживала раненого друга. Она видела, как из его раны вытекала кровь, окрашивая воду, и её сердце обливалось кровью, но она просила его: «Держись, любимый».
Военврач, который сделал операцию Ликаренко, удивился: «Как им удалось столько времени продержаться в ледяной воде на плаву»?! Наверное, любовь помогла выжить «экипажу счастливых» в этих экстремальных условиях — ведь любовь творит чудеса, а они любили друг друга.
Петра Павловича Ликаренко друзья называли «кавказским пленником». Он и не отрицал, что пленён златовласой отважной черкешенкой с Кавказа. Об их большой любви друг к другу и об их общей любви к небу, которая продолжается и до сих пор в их сыне и внуках, чуть позже. Сначала мы познакомимся с воспоминаниями бывшего командира авиационной дивизии В.А. Тимофеева о том, как летали и воевали Лёля Богузокова и Пётр Ликаренко.

Хозяйка неба
Я ехал из поселка Карловка, что под Полтавой, в Красноград смотреть прибывший на пополнение нашей дивизии штурмовой авиационный полк. В то утро было тихо и светло, по-весеннему пели невидимые в небе жаворонки, и если бы не стояли у дороги сожженные немецкие «тигры» и пробитые снарядами «пантеры», можно было подумать, что война давно ушла с полей истерзанной Украины.
Командир полка Заноздра представил своих питомцев на аэродроме. Они стояли впереди выстроенных в один ряд новеньких, только что полученных с завода самолетов «Ил-2». На правом фланге реяло знамя полка, покрытое славой при освобождении Кавказа и штурме «Голубой линии».
Я знакомился с каждым.
— Лейтенант Ликаренко! — представился командир одного из экипажей, смуглолицый плотный парень.
— Воздушный стрелок Лёля Богузокова! — послышался приятный голос золотоволосой девушки. И она встала плечо в плечо со своим лётчиком.
— Не Лёля Богузокова, а старшина Лёля Богузокова,— улыбаясь и морща лоб, поправил Заноздра. Он повернулся ко мне и едва слышно сказал: «Адыгейка».
— Адыгейка? — сорвалось с моего языка.
— Так точно! Из аула Хатукай Краснодарского края, — подняв густые темные брови, сказала Леля.
«Что за наваждение: у командира экипажа — поблекший значок Осоавиахима, а на груди воздушного стрелка — орден Красная Звезда, медали «За отвагу» и «За оборону Кавказа».
Подполковник Заноздра перехватил мой недоуменный взгляд, пояснил:
— Ликаренко — авиационный техник, недавно переучился на летчика, новичок, но летает отлично...
— Давно в экипаже товарища Ликаренко? — обращаюсь к Богузоковой.
— Без году неделя, товарищ комдив! — усмехнулась Лёля.
— Совершила более пятидесяти боевых вылетов в сложных условиях над Северным Кавказом, лично сбила «Фокке-вульф-190»,— доложил Заноздра.
— Молодчина! — похвалил я Богузокову и попросил рассказать о себе.
Отца Лёля не помнила. Мать Муминат Хатажуковна вместе с бабушкой живёт в родном ауле Хатукай. Лёле — 23 года. Она училась в педагогическом институте. Но грянула война, и комсомолка Лёля пошла на курсы воздушных стрелков.
Минул месяц боевой учебы, когда я получил, прямо скажем, необычное для того времени приглашение: на свадьбу Ликаренко и Богузоковой.
Лёля была красива и мила, Ликаренко ликовал от счастья. Гости кричали «горько», и молодые с удовольствием целовались. Играла гармошка, мужчины танцевали с мужчинами. Девушки были нарасхват. Я смотрел на молодых и думал: «Кажется, это будет единственный случай в истории штурмовой авиации, когда на грозном «горбатом» станут летать супруги».
Как сложится судьба этой влюбленной пары? Скоро начнётся наше наступление, и тогда каждый день смерть будет заглядывать в кабину их самолёта. Они пока об этом не думают. И хорошо, что не думают!
Свадьба! Но молодожены не обмениваются золотыми кольцами, не пенится шампанское в бокалах. Свой союз они отметили странным образом — на борту самолёта написали белыми буквами: «От Москвы до Берлина». Впереди ещё бои и бои, но коммунист Пётр Ликаренко и комсомолка Лёля Богузокова верят в то, что победный час пробьет для них в Берлине.
Так завязалась моя фронтовая дружба с людьми, близкими моему сердцу, а дружба, как известно, открывает людские сердца.
Вскоре началась Ковельская операция. Ликаренко с Богузоковой летали очень много. Но однажды их постигла неудача: самолет был подбит. Мотор захлебнулся. От неизбежной катастрофы экипаж спасло редкостное хладнокровие лётчика, его мастерство. Ликаренко блестяще посадил штурмовик на нейтральную землю.
Не зря летчики говорили: «Ликаренко с Лёлей летают, как боги». За время боев у Буга и Вислы Ликаренко преуспел во многом.
В январе 1945 года мы дрались за освобождение Варшавы. Лётчики-штурмовики прокладывали путь танковому корпусу. Я вместе с группой офицеров, с рациями наведения находился в авангарде танковой колонны. Танкисты вышли в глубокий тыл варшавской группировки немцев и, отрезав ей путь к отступлению, втягивались в городок Сохачув. Более двух десятков немецких самолётов осталось на занятой нами половине местного аэродрома. На другой половине — враг. Немецкие автоматчики при содействии «пантер» хотят уничтожить захваченные нами самолеты, бросаются в контратаки.
Вызываю штурмовиков. Первую группу «горбатых» ведёт Пётр Ликаренко. Я узнаю его по характерному лётному почерку: самолёт летит с едва заметными поворотами, то в одну, то в другую сторону. Лётчик издалека готовится к внезапной атаке. Возможно, этот тактический приём подсказан Лёлей: маневр увеличивает сферу наблюдения за истребителями из кабины стрелка.
Истребители прикрытия штурмовиков из-за плохой погоды и предельной дальности полёта вернулись домой с полпути. Ликаренко тоже мог бы повернуть назад, но он решил действовать на свой страх и риск — такой уж характер у сына Украины. «Черная смерть», как прозвали немецкие солдаты наших штурмовиков, вышла на цель. Вижу: самолёт ведущего ложится на крыло и круто пикирует, поливая врага огнём из пушек и пулеметов, а при выходе из атаки Лёля завершает дело, хлещет из своего скорострельного пулемёта по разбегающимся фрицам.
Но вот из хмурого неба вываливаются «мессеры».
— Петя, позади «мессеры»! — передает Лёля раньше, чем это успеваю сделать я по своей рации.
— Внимание, орлы! Слева — истребители. Подтянись! — командует ведущий. А Лёля в это время посылает в сторону врагов длинную очередь из пулемёта.
Откуда-то появилась большая группа «фоккеров», а мессеры скрылись. «Фоккеры» направляются к аэродрому и с лёту пикируют на танки, бросают бомбы. Мне знакома их повадка: освободятся от груза и набросятся на штурмовиков.
«Горбатые! Горбатые! Ваше время истекло. Уходите!»— передаю Ликаренко. Но он, видимо, не слышит меня.
— Становись в круг! — командует Ликаренко. Вдруг под крылом его самолета заплясали белые хлопья разрывов: истребитель заходит с хвоста. Я отчетливо представил, с каким волнующим сосредоточением Лёля припала к турели и ловит в прицел атакующий «фоккер»...
Огненная трасса сверкнула из её пулемёта и хлестнула по истребителю врага. «Фоккер» качнулся слегка, а затем, точно ужаленный, метнулся в сторону, дважды перевернулся через крыло, вспыхнул и черным дьяволом завертелся вокруг своей оси.
— Петя, манёвр! Манёвр! — слышу в микрофон приподнятый, резкий голос Богузоковой.
И тут я увидел напарника сбитого Лёлей истребителя. Он метеором нёсся на самолет Ликаренко, давая короткие заградительные очереди. Но просчитался и выскочил прямо перед носом «горбатого». В одно мгновение Ликаренко нацелил свой самолет, и в тот миг, когда немецкий летчик хотел развернуться для новой атаки, ударил по нему реактивными снарядами. «Фоккер» задрал нос, медленно лёг на спину и рухнул на землю.
Прошла минута томительного ожидания, пока я не услышал приглушенный, чуточку охрипший голос Лели:
— Шлем сорвало с головы и повредило эспэу. Кое-как наладила связь...
— Ты ранена, Лёля? — давая указание лётчикам о построении змейкой, чтобы выходить из боя, спросил Ликаренко.
— Пустяки, не беспокойся! — сказала Лёля и замолкла...
Отступая с боями, стотысячная армия немцев укрылась в старинной крепости Познань. Будучи уже в расположении своей дивизии, я получил срочный приказ: оказать помощь частям, сражающимся за город и крепость Познань. Немедля выслал эскадрилью капитана Ликаренко на Познаньский аэродром. Жду донесение о прибытии, а главное — сообщение о том, возможно ли перебросить туда хотя бы два полка.
Проходят сутки, а эскадрилья точно в воду канула. Ни капитан Ликаренко, ни посланный передовой батальон аэродромного обслуживания на мои радиограммы не отвечают. Высылаю усиленное 37-миллиметровыми пушками звено самолётов, требую доложить обстановку и в первую очередь о том, что случилось с эскадрильей Ликаренко.
Прошло ещё около суток. Никаких известий. Я сел на самолёт и под вечер вылетел в Познань. Дул встречный ветер. Высоко в небе бесновались вражеские истребители. То ли не видели мой летевший бреющим самолёт, то ли им не до меня было: наши танкисты уже обошли Познань и двинулись к Одеру.
Лечу строго по компасу и кляну себя за поздний вылет. Наступили сумерки, вот-вот накроет тьма, а Познани всё нет и нет... Как бы не перемахнуть за линию фронта! Глянул на бензомер и похолодел: на обратный путь горючего не хватит.
В задней кабине сидит притихший механик. Я взял его вместо стрелка и пожалел. «Дремлет или волнуется, как я?..»
Темным-темно. И вдруг под крылом самолёта в огненных вспышках закипела земля. Резко отворачиваю самолет и всматриваюсь в бездонную пучину. Наконец вижу опушку леса. На заснеженном поле стоят заледеневшие бомбардировщики.
Осторожности ради приземляю самолёт где-то у центра лётного поля. Механика прошу пересесть в кабину и, не выключая двигателя, ждать моего возвращения, а сам со взведённым курком пистолета пошел в сторону служебных построек. Невдалеке ухают пушки, строчат пулемёты и автоматы.
— Я ж тоби казав, бисова душа, щоб пускал зелёну ракету,— долетает до меня грубый мужской голос.
«Свои!»
Только теперь я узнаю, что Ликаренко и командир батальона аэродромного обслуживания в день по нескольку раз отвечали на мои радиограммы и неизменно получали один и тот же ответ: «Радиограмма принята, в дальнейшем не засоряйте эфир».
Хитрая проделка немецкой радиостанции подслушивания наконец-то была разоблачена.
Едва обозначился рассвет нового дня. Лётное поле усеяно черными разрывами мин. Штурмовики запрятаны в капониры. «Молодцы, ребята!» — думаю про себя и открываю дверь блиндажа.
— Товарищ гвардии полковник, вверенная мне эскадрилья...— капитан Ликаренко докладывает о готовности к боевому вылету.
У входа в блиндаж разорвалась тяжелая мина. С потолка через бревенчатый накат посыпалась земля.
— Вот так каждый день, с утра и до ночи: бьёт и бьёт,— говорит Ликаренко.
— Собирайтесь. Полетим на минометные батареи.
— Есть, бить по миномётным! — ответил Ликаренко. Он повернулся к Лёле и что-то сказал вполголоса.
— Слушаюсь, мой капитан! — улыбаясь, сказала Леля.
23 февраля — День Советской Армии — мы встречали в городе Замтер, освобожденном 27 января 1945 года. Было пасмурное утро. В просторном помещении какой-то столовой собрались те, кто был удостоен высоких правительственных наград. Первой к столу президиума торжественного собрания подошла Лёля. Трудно было узнать её, одетую в красивое, бог весть где и когда сшитое гражданское платье. Лаковые туфельки на высоких каблучках, прическа сработана рукою опытного мастера. Ни в походке, ни в манере Лёли не было и признака военного человека, который вот уже четвертый год не снимает грубой солдатской шинели.
Я вручил Лёле боевой орден за сбитый «мессер» и вторую медаль «За отвагу»...
«От Москвы до Берлина» — было начертано на борту самолёта супругов Ликаренко. И вот мечта, которая долго вынашивалась в их сердцах, сбылась. Праздник Победы Лёля вместе со своим мужем и друзьями-авиаторами встречали в поверженном Берлине.
Это была моя последняя встреча с человеком суровой, но интересной судьбы, чья красота души и внешнее обаяние удивительным образом сочетались с внутренней силой характера.
Судьба Лёли действительно была интересной. В истории штурмовой авиации это был первый случай, когда муж и жена летали на одном самолёте. Но ещё интереснее то, что когда супруги Ликаренко брали Берлин и когда они, взявшись за руки, гуляли по улицам поверженной столицы фашистов, с ними уже был, как оказалось, их будущий сын Игорёк.Игорь родился в 1945 году в ауле Хатукай, где Леля после войны гостила у матери и бабушки
Игорь родился в 1945 году в ауле Хатукай, где Лёля после войны гостила у матери и бабушки. Лёля и Петр долго не отдыхали. Он поступил в Военно-воздушную инженерную академию имени профессора Н. Е. Жуковского, а она закончила педагогический институт и стала преподавать русский язык и литературу.
Они жили в Москве, работали, радовались тому, каким смышлёным растёт их сын Игорёк, а когда выпадало свободное время, навещали родственников в Адыгее и на Украине. Одним словом, были счастливы.
Но горе всегда приходит неожиданно. Оно так же неожиданно пришло и в эту дружную семью. Лёля заболела лейкемией — неизлечимой болезнью. Ни врачи, ни лекарства не могли спасти эту очаровательную и мужественную женщину, и она знала об этом. Её двоюродная сестра Люда Хуратова рассказала нам о том, как Лёля приехала зимой 1951 года к матери в Хатукай. Это был её последний год жизни.
На вокзал поехали её встречать на линейке. Вот она, красивая, стройная, охваченная радостью встречи с родными, вышла из вагона, и никто бы, глядя на эту прелестную 29-летнюю женщину, не подумал, что она смертельно больна и знает об этом. Зима стояла снежная. На обратном пути, когда они ехали домой к матери, линейка перевернулась, и все полетели в огромный сугроб. С Лёли слетела шапочка, и её огненные волосы рассыпались по белому снегу, и на них засверкали звёздочки-снежинки, а она рассмеялась так весело и звонко, как только в детстве может смеяться человек. Лёля долго не хотела вставать с этого мягкого уютного ложа, которое приняло её в свои объятия, и её звонкий смех всё звучал и звучал, заражая всех вокруг весельем.
Кто знает, о чем она думала и что себе представляла в этот момент, когда, лёжа в пушистом сугробе, беззаботно и весело смеялась? Может, она на миг вернулась в своё счастливое детство, и вовсе не в сугробе она лежала, а на белоснежных облаках в голубом небе и, раскинув руки, как крылья, беззаботно плыла над родными просторами? Кто теперь расскажет нам о том, что она почувствовала в этот миг? К сожалению, никто. Но нет сомнения в том, что в этот миг она была счастлива.
В сентябре 1951 года не стало Лёли Богузоковой — очаровательной и мужественной дочери адыгского народа. Её похоронили в Хатукае — ауле матери. На могиле скромный обелиск с пятиконечной звездой.
Умирая, Лёля завещала своему шестилетнему сыну Игорю продолжить дело родителей и связать свою судьбу с авиацией. Мать Лёли просила Петра Павловича оставить ей внука на воспитание, но он увёз Игоря в Москву после смерти Лёли. Бабушка Муминат очень скучала по внуку, которого уже несколько лет не видела, и она решила поехать к нему. Оказалось, что Игорь живёт не с отцом в Москве, а у его матери на Украине, в Сумской области, на хуторе Волкова. Муминат поехала на Украину и прожила там целый месяц, ухаживая за Игорем и балуя его. Он был тогда уже в четвёртом классе.
Через пять лет после смерти Лёли Пётр Ликаренко женился и забрал Игоря в Москву. Бабушка Муминат опять надолго потеряла связь с внуком — она не знала адреса Ликаренко. Не выдержав такой разлуки и отчаявшись, она поехала к председателю Президиума Верховного Совета СССР, маршалу Климу Ефремовичу Ворошилову, чтобы попросить его помочь разыскать внука. Он, действительно, помог матери Лели Богузоковой. Она вскоре получила письмо от Петра Ликаренко, в котором он писал, что Игорь приедет к бабушке на каникулы.
И вот наступил этот долгожданный день встречи внука с бабушкой в Кропоткине на вокзале. Игорю было тогда пятнадцать лет, и с тех пор он каждый год приезжал в Адыгею к бабушке и другим родственникам.
Игорь Ликаренко выполнил завет своей легендарной матери. Он закончил Киевское высшее военное авиационное училище, живёт и работает в Киеве, полковник авиации. У Игоря Петровича три сына: Андрей, Максим и Антон. Антон ещё учится в школе, Максим закончил сельскохозяйственный институт, Андрей закончил Иркутское высшее военное авиационное училище. Так что завет Лёли Богузоковой выполнил не только сын, но и внук.
Игорь Петрович очень гордится своим черкесским происхождением и своей легендарной матерью. Он знает многие адыгские обычаи, традиции и соблюдает их. Игорь систематически приезжал к бабушке и помогал ей, пока она была жива. А в 1996 году, когда он узнал о том, что его двоюродной сестре Люде пришлось всё бросить и переехать с семьей в Адыгею из Чечни, в связи с военными событиями, Игорь приехал к ней с младшим сыном Антоном, чтобы поддержать её. И сын, и внуки Лёли Богузоковой и Петра Ликаренко стали достойными людьми и с честью продолжают дело, начатое родителями.
Пётр Павлович Ликаренко умер в 1969 году от инфаркта. Он через всю свою жизнь пронёс любовь к прекрасной златовласой черкешенке. Когда мать Лёли в очередной раз поехала в Москву навестить внука, вторая жена Петра Ликаренко Дина рассказала Муминат об условии, которое поставил ей муж. Перед женитьбой Петр сказал Дине: «Я тебя никогда не обижу, но любовь к Лёле останется со мной навсегда и её место в моём сердце никто не займет никогда. Есть ещё одно место, куда я буду ходить всегда один — это встречи ветеранов войны. На этих встречах пустой стул Лели рядом со мной не будет занимать никто».
...Насыпыш1уит1ум яэкипаж
Джыри к1эрык1эу огум щыпхъаш.
Зы самолетым т1ури зэдис,
Шыр ипилотэу,
шъузыр радист.
«Насыпыш1уит1ум яэкипаж» —
Мит1ур зэрысым
Джар къыфаус.
Насыпыш1уит1ур огум щыпхъаш!
Ч1ым къагьэзэжьми
Т1ури зэгьус.
Урыс л1ыхъужъыр адыгэ пшъашъэм,
Пшъэшъэ ялыем гъусэ фэхъугь,
Гъэтхэ 1эш1угъэр бгъэм къе1ушъашъи,
Гуит1ум ялъагъо ащ зэрипхыгъ.
Насыпыш1уит1ум яэкипаж
Ошъогу заом ренэу щыпхъаш!
Насыпыш[уагьэ къаухъумагъ,
Ш1улъэгьуныгьэр къаухъумагъ,
Ч1ыгум игьатхэ ренэу тлъэгъунэу,
Ц1ыфым игьаш1э къаухъумагъ...
Пыймэ насыпыр тш1уамытыгъуным
Ищы1эныгьэ сшыпхъу хилъхьагъ.
Бедовая сестра моя, салам!
Тебя я снова провожаю в небо.
Ещё кружить не время голубям —
Земля взбухает не зерном, а гневом.
Ещё война не сжала свой посев,
И ждёт врагов смертельная расплата.
И штурмовик
на взлетной полосе
Похож на меч
карающий,
крылатый,
Взметнется,
просверкает,
рассечет
Упругий воздух —
и ударит сверху:
Любовь
за горе всех влюблённых
счет
Свой, неоплатный,
предъявляет смерти.
Доложишь скупо:
— Цель поражена!
И в первый миг
ты просто не поверишь,
Что в мире
наступила тишина.
...Из леса осторожно выйдут звери,
Кузнечик застрекочет и замрёт,
И соловей —
вполсилы,
вполрулады,
Еще не веря в чудо, запоёт...
А в небо просветленное —
крылато,
Нетерпеливо,
облаков белей,
Из узкого чердачного оконца
Вспорхнет на волю стая голубей,
Чтоб пить, как прежде,
синеву и солнце.
А девочка —
и ты была такой! —
В своем селе —
или в твоём ауле? —
Им машет загорелою рукой,
Смеётся и зовет их:
— Гули-гули!
Она-своих сзывает голубей,
Красивая и гибкая, как ива,
Не слыша, как пророкотал над ней
В бездонном небе
«экипаж счастливых».
Но лётчики увидели тебя.
Они остались в вышине навечно,
Чтоб улыбалась девочка беспечно
Рассветам,
травам,
солнцу,
голубям.
Ctrl
Enter
Заметили ошЫбку
Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить (0)