Адыги - Новости Адыгеи, история, культура и традиции » Статьи » Искусство » Трансформация традиционных черкесских институтов наездничества

Трансформация традиционных черкесских институтов наездничества

Трансформация традиционных черкесских институтов наездничества
Искусство
zara
Фото: Адыги.RU
00:02, 02 март 2022
6 855
0
Трансформация традиционных черкесских институтов наездничества и абречества в период Кавказкой войны и утверждения колониально-административной системы. Общественные институты, зародившись в определенную эпоху, в определенных социально-политических условиях, с изменением этих условий, с течением времени эволюционируют и переживают в своем развитии кризисы и трансформации.
Трансформация традиционных черкесских институтов наездничества и абречества в период Кавказкой войны и утверждения колониально-административной системы.

Общественные институты, зародившись в определенную эпоху, в определенных социально-политических условиях, с изменением этих условий, с течением времени эволюционируют и переживают в своем развитии кризисы и трансформации.

Так, например, если рассмотреть институт наездничества, то изначально сфера его действия была строго направлена за пределы страны. На примере Кабарды это четко просматривается на фольклорном материале (за отсутствием других источников) относительно раннесредневековой ее истории (15 – начало 16 века). Но уже с начала 17 века согласно архивным источникам появляются первые симптомы кризиса института, когда традиции наездничества переносятся на внутриполитические отношения. В период неутихающих, с небольшими перерывами, княжеских междоусобий на протяжении двух столетий (17 – 18 вв.) набеги внутри Кабарды превратились в исключительно деструктивную силу для социально-политического и хозяйственно-экономического развития страны.

Сами по себе факты феодальных междоусобий и связанных с ними набегов, в историческом контексте, являются закономерными и характерными для определенной стадии развития феодального государства явлениями. Аналогии можно найти как на европейском материале, так и на русском. Общая же схема такова – сначала образуется централизованное раннефеодальное государство в результате подавления племенного сепаратизма и появления харизматического общенационального лидера, объединяющего страну. В Западной Европе так возникла империя Карла Великого, в Восточной Европе – Киевская Русь Рюрика, а на Северо-Западном и Центральном Кавказе черкесское государство во главе с Иналом. На этом этапе феодальные междоусобия и набеги внутри страны подавляются и пресекаются центральной властью. Но в процессе развития происходит политическое и экономическое обособление различных субъэтнических групп и регионов, что приводит к распаду раннефеодального государства на ряд удельных княжеств.

Следующий этап консолидации связан с борьбой между этими феодальными владениями, когда в результате военно-политического возвышения одного из этих феодальных владений происходит объединение страны. С образованием на новом качественном уровне централизованного государства, с появлением национальной профессиональной армии и других государственных институтов, феодальные набеги и войны внутри страны теряют свою легитимацию, становятся государственным преступлением и жестко пресекаются центральной властью.

До образования централизованного государства феодальные междоусобия и набеги, это обычный фон на котором проходит процесс становления и формирования государства. То есть необходимо различать набеги и войны эпохи родоплеменного строя и феодальные войны, так как они имеют разную природу. Соответственно рассматривая институт наездничества на фоне истории феодальной Кабарды 17-18 вв., необходимо учитывать данное обстоятельство.

Следующий этап трансформации институты наездничества и абречества претерпели в период Кавказской войны и утверждения российской военно-административной системы на Кавказе.

Эти изменения имели много аспектов. Прежде всего, перед лицом потери национальной независимости усилились консолидационные процессы как на уровне отдельных субъэтносов, так и в общечеркесском масштабе. Эти процессы сопровождались мероприятиями как военного характера, так и административными реформами. Идеологической базой всех преобразований выступили ислам и его синтез с традиционной культурой.

После ряда неудачных для черкесов опытов столкновений с российской военной машиной, так сказать, в лоб, в открытом поле в военном сопротивлении черкесов все большее значение начинает приобретать тактика партизанской войны. И здесь происходит переосмысление традиционных институтов наездничества и абречества как формы борьбы за сохранение национальной независимости. Набеги становятся, наряду с оборонительной тактикой, составной частью вооруженного сопротивления адыгов экспансии России. Набеговая практика черкесов вынуждала царское командование распылять свои силы и держать значительную часть войск на всем протяжении кордонной линии (800 км) в оборонительном состоянии. Набеги сдерживали русскую колонизацию и ее продвижение на адыгские земли.

Опыт десятилетий войны привел российских генералов к выводу, что без колонизации и заселения русским населением захваченных земель, одни военные акции, какими бы успешными они ни были, не могли ускорить покорение черкесов. Меры военного характера, несмотря на свою жесткость и большие потери людских и материальных ресурсов с обеих сторон, не приводили к стратегическому перелому в войне и не могли сломить сопротивление адыгов.

Военные меры были эффективны и приводили к установлению контроля над занятой территорией только тогда, когда они сопровождались крестьянской и казачьей колонизацией завоеванных земель. “Сами горцы,- отмечал В.А.Потто,-превосходно понимали разницу между занятием страны военной силой и истинным завоеванием её, то есть заселением. Они говорили: укрепление – это камень, брошенный в поле: дождь и ветер снесут его; станица – это растение, которое впивается в землю корнями и понемногу застилает и охватывает все поле”1. Д.В.Анучин в своей статье в Военном сборнике за 1860 г. считал главной мерой служащей скорейшему завершению войны и покорению черкесов широкую казачью колонизацию адыгских земель. “Значение укреплённых штаб-квартир и станиц, заселённых казаками, далеко не одинаково. Первые легко могут потерять свою важность, и их часто переносят с одной Линии на другую; напротив того, поселённая станица остаётся уже навсегда на том же месте, которое уже никогда не возвратится к горцам. Вот почему, оставаясь жить по-прежнему около укреплений, горцы всегда удаляются от таких мест, на которых водворяют станицы. При движении вперёд русского населения они считают своё дело более и более погибающим“2. Именно поэтому военная активность черкесов была направлена как против военных укреплений, так и против казачьих станиц и крестьянских поселений.

Генерал И.Ф.Паскевич говоря о неэффективности сугубо военных мер в своем письме к К.В.Нессельроде от 5 июля 1831 г. подчеркивал, что временные победы бесполезны, потому что “горцы всегда избегают решительной с нами встречи и ведут войну партизанскую “ 3.

После Андрианапольского мира 1829 г., Турция отказалась от своих притязаний на Западную Черкесию в пользу России, уступив ей то, чем она никогда не владела. С этого времени социально-политические и конфессиональные процессы у демократической группы адыгов вступили в новую фазу своего развития, подчиняясь целям национально-освободительной войны, которая теперь принимает религиозную оболочку. Еще раньше, в конце 18 века, эти процессы имели место в Кабарде в период шариатского движения.

Ислам становится идеологией черкесского сопротивления, дополняя его традиционную мотивацию религиозной легитимацией. В одном из документов военного министерства России от 1863 г. указывалось: “ Исламизм не что иное как средство. Цель же их – отстоять свою независимость, отвергнуть всякую иностранную власть; и исламизм тем только опасен, что для него все иноверцы считаются неверными и воевать с ними – дело, приятное Богу”4.

Вооруженную силу шапсугов, натухайцев и абадзехов составляли в основной массе вольные земледельцы – тфокотли, тогда как у кабардинцев, бесленеевцев, темиргоевцев, бжедугов – князья и дворяне. Задача расширения социальной базы антиколониального движения в Кабарде в период “духовного правления“, несмотря на все усилия передовой части представителей княжеского и дворянского сословий, была решена лишь отчасти.

В Западной Черкесии, отмечает В.Х.Кажаров, превращение тфокотлей в воинов и одновременно в борцов за веру проходило ускоренными темпами без каких-либо опосредованных звеньев. Тем самым это сословие стало совмещать производственные, военные и религиозные функции. Но и духовенство, не ограничиваясь только идеологической деятельностью, берется за оружие5.

К.Ф.Сталь писал: “ Замечательно в настоящее время слияние духовенства с народом. Эфендий и мулла разделяют с наездником его труды и опасности, бойко сражаются и вместе с тем играют важную роль на народных собраниях “6.

С распространением шариатского движения в Кабарде и Западной Черкесии набеги стали приобретать религиозную окраску. Идеологи движения объявили набеги на вражескую территорию частью священной войны за веру (газаватом), а погибших в набеге приравнивали к шахидам. Причем старая традиционная идеология наездничества не вытеснялась новой религиозной, а дополнялась ею. Черкесский наездник жертвуя своей жизнью наряду с земной славой одновременно удостаивался и загробной награды.

Исламизация адыгов и шариатское движение были средствами для решения общенациональных задач политической и военной консолидации черкесских субъэтносов и преодоления межсословных противоречий. Эта тенденция нашла отражение в социальном составе участников набегов. Теперь в них все большее участие принимают представители низших сословий, а в роли предводителей нередко выступают наряду с князьями и дворянами представители крестьянства и духовенства.

В тоже время решениями общенациональных съездов западных адыгов (Майкопского 1841 г., Адагумского 1848 г.) вводятся строгие санкции призванные пресечь набеги, разбои и грабежи внутри Западной Черкесии на территории складывающегося союзного государственного образования шапсугов, убыхов, абадзехов и натухайцев. В числе законодательных и административных мер принятых на народном съезде на р. Адагум, были следующие: создание постоянного народного ополчения и введение специального налога на его содержание. ”Кроме того было решено уничтожить право войны, которое имел всякий отдельный член общества, и запретить хищникам набирать партии и производить набеги. Право ведения войны и заключения мира предоставлено исключительно народному собранию, как представителю государства“7. В отношении же субъэтнических групп не входящих в этот союз набеги используются как репрессивное средство давления на “мирных“черкесов с тем чтобы привлечь их к общенациональной борьбе и вывести из под юрисдикции России. Таковы к примеру причины набегов убыхов на Абхазию, а беглых кабардинцев-хаджретов на Кабарду.

Жесткие законы шариата, призванные пресечь разбои, грабежи и воровство внутри Кабарды были введены в период шариатского правления ( 1790 – 1821 ). В этот период наивысшей консолидации Кабарды набеговая активность проявляет себя исключительно вовне, переносится на кордонную линию и является составной частью антиколониальной борьбы кабардинского народа.

Следующий этап трансформации наездничества связан с установлением российского контроля и администрации на завоеванных территориях, которое теперь со стороны колониальных властей определяется термином “абречество “.

В виду того значительного влияния и важного стратегического положения, которое имела на Северном Кавказе Кабарда, она одной из первых подверглась завоеванию и установлению на её территории российских административных порядков. И.П.Дельпоццо, назначенный в 1805 г. приставом Кабарды, считал необходимым установление российской административной системы на Кавказе начать именно с Кабарды, в силу её военно-политического доминирования на Северном Кавказе и большого влияния на соседние народы.” Таким образом, - писал он, как скоро только первые кабардинцы будут покорены, прочие магометанского закона народы тотчас переменят свои поступки и обычаи и будут жить спокойно, ибо все оные более всего имеют влияние от кабардинцев, как бы наперевес их нацию поддерживающие”8.

С утратой Кабардой политической независимости началось планомерное разрушение традиционных институтов поддержания военной мобильности в обществе (наездничество, абречество, аталычество, право ношения оружия, гостеприимство) путем их делегитимации со стороны колониальных властей.

С учреждением в Моздоке в 1793 г. Верховного пограничного суда и Родовых судов и расправ ”было воспрещено кабардинцам отлучаться… без дозволения главного воинского начальника в крае, мстить самовольно убийцам, укрывать преступников под видом обычая гостеприимства, собираться молодым людям на кошах ( нечто вроде хуторов )для промыслов удальства и … созывать общественные собрания без особого на то повеления и распоряжения… “ 9.

Функционирование аталычества при П.А.Ермолове было ограничено: “Отныне впредь запрещается всем кабардинским владельцам и узденям отдавать своих детей на воспитание чужим народам,… но предписывается воспитывать их в Кабарде. Тех, кои отданы прежде, тотчас возвратить”10. По прибытии в Кабарду ,как отмечает В.А.Потто, “особенное внимание Ермолов обратил на кабардинский суд и на вредный обычай аталычества. Чтобы подорвать вредную власть духовенства, Ермолов учредил в укреплении Нальчик кабардинский временный суд. Аталычество представляло ещё больше опасности, чем суд в руках магометанского духовенства. С глубокой древности знатные черкесы и кабардинцы воспитывали своих сыновей не дома, а в чужих людях, где они могли приобрести строгие привычки военного быта. Естественно, что Ермолов не мог относиться равнодушно к обычаю, шедшему в разрез самым ближайшим русским интересам, и категорически воспретил его”11.

Запрещен сбор военного дворянского ополчения и сословно-представительного учреждения Хасэ. Кровная месть, наездничество, абречество - объявлены вне закона, уголовно наказуемыми преступлениями. Ограничена свобода передвижения как внутри Кабарды, так и за её пределами. Введена так называемая билетная система.

При выдаче билета указывалось с оружием или без оружия разрешено совершить поездку. Эта часть билетного режима, ограничивающая право ношения оружия, была особо унизительна для представителей высших сословий, которые не мыслили своё личное достоинство вне права ношения оружия. В традиционном адыгском обществе этого права не были лишены даже крепостные крестьяне, за исключением самого низшего сословия – домашних рабов – унаутов.

Если до 1818 г. Кабарда была окружена кордоном по внешним границам, то с этого времени цепь крепостей и постов была заложена внутри страны и контролировала предгорья и все выходы из ущелий.

Передвигаться из одного населённого пункта в другой без билета, а ночью с билетом было запрещено. 13 января 1823 года подполковник Подпрятов уведомлял Кабардинский Временный суд, что он “отдал приказ крепостным и постовым начальникам, что бы всех тех кабардинцев, кои осмеливаются проезжать в горы утаено и мимо крепости без записки крепостного начальника, бить оружием“12.Лишившись свободы передвижения и ограниченные в праве ношения оружия, князья и дворяне, проводившие раньше большую часть времени в походах и взаимных визитах, должны были пережить болезненную ломку прежнего образа жизни. На первых порах царская администрация, до окончания завоевания и установления полного административного контроля над всей территорией Кавказа, не ставило целью полное разоружение горцев. Во-первых, это могло привести к поголовному восстанию и эскалации войны, так как обезоруживание рассматривалось горцами как бесчестье. Во-вторых, в условиях продолжающейся войны и набегов непокорных горцев, так называемые “мирные“ черкесы были обязаны сами защищать свои села от нападений. Кроме того на них возлагалась обязанность принимать участие в экспедициях царских войск в составе горской милиции и в преследовании абреков. Неприменение ими оружия по отношению к своим соплеменникам, ведущих национально-освободительную борьбу, рассматривалось со стороны колониальных властей как преступление и могло повлечь суровое наказание. В обращении А.П.Ермолова к кабардинскому народу от 1 августа 1822 г. сказано: “ Узденям и простому народу повелеваю: при всякой встрече с изменниками действовать оружием и забыть глупое обыкновение не стрелять на князей, когда они стреляют. Если кто из изменников, бежавших за Кубань или укрывающихся в горах, будет нападать на селение или догнан будет в преследовании, и против него простой народ стрелять не будет, то селение будет наказано оружием, о чем и дано уже приказание начальникам строящихся крепостей”13.

Первые меры по разоружению черкесов были предприняты уже после окончания Кавказской войны в 1868 г. и привели к вооруженному мятежу в ауле Ходз, жестоко подавленном царскими войсками.

Та небольшая часть адыгской аристократии, которая служила в армии и милиции, а также старшины-владельцы аулов, сохранили некоторые привилегии в части права ношения оружия вплоть до Октябрьской революции. Но эти привилегии были предоставлены с тем, что бы поставить эту прослойку общества на службу колониальному режиму с целью использовать их против национально-освободительного движения собственного народа.

С установлением русской военно-административной системы в Кабарде можно говорить о произошедшей трансформации традиционных институтов наездничества и абречества.

Размещение крепостей и постов внутри Кабарды и постоянное нахождение здесь российских войск, сделали открытое вооруженное сопротивление кабардицев невозможным.

Нежелание подчиниться новым колониальным порядкам (военно-оккупационный режим) и стремление продолжить вооруженную борьбу породили в Кабарде широкое переселенческое движение, получившие со стороны российской администрации название абречества.

Первый этап миграции кабардинцев за Кубань (1799-1803) возглавил лидер шариатского движения князь Адиль-Гирей Атажукин. Последовавшие за князем его идейные сподвижники из числа уорков и духовенства, вместе подвластными крестьянами основали поселение в числе 200 семейств на р. Малый Зеленчук и по сведениям П.П.Буткова в 1802 г. при нем постоянно находилось 200 вооруженных кабардинцев14.

Поток кабардинской иммиграции увеличивался каждый раз после вторжения царских войск в Кабарду неоднократно проходивших на всем протяжении первой четверти 19 в. (экспедиции Дельпоццо, Цицианова, Глазенапа, Булгакова, Коцырева, Ермолова)

Самый массовый всплеск миграционного движения кабардинцев связан с именем генерал-лейтенанта А.П.Ермолова, который в мае 1816 г. был назначен командиром Отдельного Кавказского корпуса. Обострение противостояния кабардинцев и российских властей было связано с жесткой политикой нового командующего, включавшей в себя как сугубо военные, карательные, так и административные меры. В результате военных экспедиций и устройства ряда укреплений, отрезавших Кабарду от Закубанья, она была окончательно завоевана. К исходу 1822 г. в Закубанье ушло около 20 тысяч не желавших жить под российским контролем. В 1825 г. при поддержке закубанских черкесов и лидеров беглых кабардинцев еще несколько тысяч было выведено за Кубань. В результате к началу 30-х гг. 19 века за Кубанью в более чем 60 аулах проживало не менее 25 тысяч беглых кабардинцев15.

Параллельно шел переселенческий процесс и в другом направлении – в Чечню. Переселение в Чечню никогда не прекращалось вплоть до конца 40-х гг. 19 века. Последняя массовая миграция в Чечню произошла в 1846 г., после вторжения имама Шамиля в Кабарду. При отступлении вместе с его армией ушло несколько десятков князей и дворян с подвластными крестьянами. Среди них был и Магомет-Мирза Анзоров, назначенный Шамилем наибом Малой Чечни.

Беглые кабардинцы являлись вдохновителями и организаторами многочисленных военных акций на Кавказской линии совместно с закубанскими черкесами – бесленеевцами, темиргоевцами, абадзехами и убыхами. Такую ситуацию отмечал В.В.Потто: ”Покорение Кабарды создало новую причину тревог на правом фланге, на верхней и средней Кубани. Беглые – по русскому официальному выражению – кабардинцы стали за Кубанью новым элементом, постоянно возбуждавшим к беспрерывным и мстительным набегам. Под их влиянием выходили на линию все крупные шайки, устремлявшиеся нередко прямо на мирную Кабарду, чтобы наказать её за подчинение России и увести в горы”16.

Наряду с названием “беглые кабардинцы“ в русских документах того времени используется термин “абреки.”

Причины, породившие это явление были многообразны и носили неоднозначный характер. Здесь можно было обнаружить и политическую, и социальную, и религиозную подоплёку.

Данное обстоятельство было отмечено Ф.Ф.Торнау, который писал: “Абречничество распространилось за Кубанью в то время, когда бежавшие кабардинцы, озлобленные покорением их земли, дали обет пока живы мстить русским “17. Другие же “… молодые люди из числа покорных черкес в обретении блаженства будущей жизни, в удовлетворении страсти к хищничеству, иногда и для того только, чтобы сделаться известными своим молодечеством, бросая семью и имущество, уходят в абреки”18.

Религиозную окраску набеги приобрели со времени развернувшегося с конца 18 в. в Кабарде шариатского движения. В результате многолетней борьбы кабардинцы добились упразднения Родовых судов и расправ и учредили вместо них в 1807 г. ”духовный суд “, действовавший до 1822 г., когда они были отменены прокламациями П.А.Ермолова.

В этот период духовенство приобрело огромное влияние в различных сферах общественной жизни кабардинского общества: в политической, судебной, военной.

Идеология антиколониального сопротивления приобрела религиозный характер, о чем свидетельствуют народные песни, эпиграфические памятники, исторические документы времён Кавказской войны. События той эпохи в историко-героических песнях адыгов получают наименование войны за веру (“газават”) и борьбы с неверными (“джэур зауэ”). Надписи на надгробиях погибших в этой войне сообщают о том, что под ними покоятся шахиды – борцы за веру, пожертвовавшие свои жизни.

Традиционная адыгская песня в полном соответствии с национальным менталитетом и этнической психологией прославляла героев, павших за свободу своего отечества.

Дух свободы и независимости, стремление к славе и предпочтение смерти бесславной жизни – все эти представления и установки являлись составными элементами рыцарской культуры. Как отмечает В.Х.Кажаров в своем исследовании посвященном данной теме, в период Кавказской войны, когда противостояние российской экспансии приняло религиозный характер, народные песни не могли не отразить это обстоятельство. “Они наполняются религиозным содержанием. Ислам придает новый смысл борьбе адыгов за свою независимость. Заново переосмысливаются понятия ”славы”, ”бесчестия”, ”жизни”, “смерти”, ”бессмертия” и т. д. Смерть на поле битвы приобретает высшее религиозное значение.

Значение ислама не исчерпывается тем, что он использовался как знамя или идеологическое средство сопротивления. Он становится и его сокровенной целью, поскольку защита отечества превращается и в защиту ислама. При этом… новая система ценностей не отменяет прежние представления о рыцарской доблести и земной славе. Напротив, происходит их органический сплав, что позволяет говорить о синтезе ислама и традиционной рыцарской культуры… “19.

Именно в этот период героического сопротивления кабардинского народа их дворянство характеризуется как набожное и храброе (рыцарское) – “намазыра-зауэныра“20.

Период “духовного правления” в Кабарде закончился в 1822 году с запретом шариатских судов и учреждением в крепости Нальчик Кабардинского Временного суда. С этого времени, та часть кабардинского народа, которая выбрала свободу и путь вооруженной борьбы против колониальной экспансии, получило среди самих адыгов название хажретов. Хиджра в переводе с арабского означает переселение, а мухаджирами называют первых мусульман совершивших бегство из Мекки в Медину для сохранения возможности свободно исповедовать свою веру.

В переселении кабардинцев за Кубань религиозные мотивы также играли не последнюю роль. При переселении на неподконтрольные России территории беглые кабардинцы сразу же устраивали свою социально-политическую жизнь на основе шариата, избирая, как и в Кабарде мегхеме, валия и его помощников-кадиев из числа священнослужителей. Одним из требований выставляемого закубанскими кабардинцами русскому командованию в качестве непременного условия их возвращения в Кабарду, было восстановление шариатского (духовного правления).

Так, в состоявшихся в марте 1824 г. переговорах, инициированных лидерами хажретов, главными условиями прекращения военных действий и возвращения беглых кабардинцев, выставлялись уничтожение крепостей в центре Кабарды и восстановление шариатского суда. Для этого к генералу А.П.Ермолову, находившемуся в Дагестане, был направлен князь Асланбек Бесленов21.

Именовавшиеся русскими властями как беглые кабардинцы и абреки, впоследствии в официальных документах закубанские кабардинцы часто фигурируют как хежреты.

“ С 1835 года, - сообщает К.Ф.Сталь, - хищники приняли название хаджиретов. Воровство приняло религиозный характер. Хищничество и набеги в наши пределы считаются делом душеспасительным, а смерть, понесенная на хищничестве в русских пределах, даёт падшему венец шагида, или мученика“22.

Вооруженное антиколониальное сопротивление возникшее в Кабарде в первой четверти 19 века и получившее в официальных документах название арбечество, породило целую плеяду талантливых военных предводителей и организаторов. Базой откуда действовали кабардинские абреки в центре и на правом фланге Кавказской линии стали Восточное Закубанье и Чечня. В 1804-1805 гг. за Кубанью действовали военные отряды хаджретов во главе с князьями: Росламбек и Джембулат Мисостовы, Пшимахо Касаев, Аслан-Гирей Атажукин, Шумахо Наурузов. Со стороны Малой Чечни главными организаторами нападений на укрепления и отдельные русские колоны стали малокабардинские князья Албаксид Канчокин (Мударов), Атажуко Адыльгиреев и уорк Эльжеруко Абаев. Влоть до их гибели в июне 1810 г. они, предводительствуя довольно крупным отрядом из кабардинцев и чеченцев, осуществляли нападения в районе Военно-грузинской дороги23.

В 20-е гг. 19 века наиболее известными предводителями отрядов беглых кабардинцев были князья Таусултан Атажукин, Исмаил Касаев, Асланбек Бесленов, Мурзабек Хамурзин. Военный потенциал Хаджретской Кабарды – крупного самостоятельного социально-политического образования, сформировавшегося за Кубанью, доходил, по мнению Т.Х.Алоева, до двух тысяч всадников. Однако, как он отмечает в своём исследовании, это количество значительно увеличивалось в ходе боевых операций, так как хаджреты неизменно поддерживались темиргоевцами, бесленевцами и абадзехами24. Это противостояние развернулось в районе от устья Лабы до Каменного моста в верховьях р.Кубань.

Погибали одни предводители, на смену им приходили другие. Надо заметить, что это происходило часто, так как век этих “кавалерийских генералов” или говоря современным языком “полевых командиров” был недолгим. Данное обстоятельство было связано с особенностями военной культуры черкесов, которая предписывала предводителям, особенно из княжеского сословия, не только руководить военными операциями, но и принимать в них личное участие, находясь всегда впереди сражающихся, демонстрируя образцы неустрашимости и героизма.

“ Князья,- писал С.Броневский ,- подают собою пример неустрашимости, находясь всегда там, где предстоит опасность, и вменяя себе в бесчестие, если бы случилось простому воину или узденю превзойти своего Князя храбрыми подвигами“25.

В 30-40-е гг. стали известными имена кабардинских князей-абреков Аслан-Гирея Хамурзина (убит в 1838 г.), Кучук Аджигиреева (умер от ран в 1830 г.), Магомет-Аш Атажукина (погиб в 1846 г.)

Новым явлением, получившим широкое распространение, стало выдвижение военных предводителей из числа священнослужителей и лиц незнатного происхождения.

Одним из таких незаурядных личностей был известный из источников того времени мулла Хаджи-Джансеид. Ему посвящено несколько страниц воспоминаний о нахождении в плену у беглых кабардинцев русского разведчика Ф.Ф.Торнау.

Описывая ситуацию сложившуюся на Кубанской кордонной линии в 30-е гг. в период начальствования на ней генерала Г.Х.Засса, Ф.Ф.Торнау сообщает: “В 1834 году генерал был назначен начальником Кубанской кордонной линии. Смелыми и удачными набегами на неприятельские аулы он успел навести такой страх на их жителей, что они почти перестали тревожить Линию, находясь в вечном опасении за свои семейства и за своё собственное имущество. Лучшие абреки-вожаки были перебиты в стычках с нашими войсками, многие из них покорились, некоторые, и это были самые опасные, с упорством продолжали своё кровавое ремесло. Между последними отличались ловкостью и необыкновенным счастием хаджи Джансеид и два князя, Аслан-Гирей (Хамурзин – А.М.) и Магомет Атажукин. За каждый набег они платили генералу равно удачным нападением“26.

К моменту знакомства Ф.Ф.Торнау с Хаджи-Джансеидом, это был старик 70 лет, из которых более 50-ти он провёл в сражениях с русскими, имея на своём теле более 26-ти ран27.

По мнению Р.У.Туганова Хаджи-Джансеид и упоминаемый в Списках узденей Большой и Малой Кабарды от 1825 г. как бежавший за Кубань Увыжуко Жанситов – одно и тоже лицо28.

Как уже отмечалось, духовенство во время Кавказской войны выступало не только в качестве идеологов и вдохновителей антиколониальной борьбы, но и принимало личное участие в военных действиях.

Так, в донесении генерала Мейера о военных действиях против кабардинцев летом 1804 г. на р. Малка и о понесенных ими потерях сообщается: “… в числе убитых находились два владетельных князя, много узденей, а судя по шести убитым лошадям игреневой масти, на которых ездят духовные лица, можно полагать, столько же было убито и мулл”29.

Среди традиционных институтов подлежащих целенаправленному разрушению с установлением военно-административной системы Российской империи был институт гостеприимства.

Согласно нормам обычного права адыгов “...гость у них, кто бы он ни был, есть особа неприкосновенная…’’30. При этом гостеприимства не могли быть лишены и преступники. Более того в традиционном адыгском обществе нарушение обычая гостеприимства считалось тяжелым преступлением. Теперь же, с установлением российских порядков, соблюдение традиционных норм становилось уголовным преступлением, влекущим суровое наказание.

Традиционное адыгское гостеприимство носило сакральный характер и регулировалось несколькими основными принципами:

- оно распространяется на любого человека, будь то знакомый или незнакомый, преступник или даже кровник. “ В Черкесии, - писал Хан-Гирей, - путник, томимый голодом, жаждою и усталостью, везде обретает гостеприимный кров: хозяин дома, где он остановится, встречает его радушно и, не будучи с ним вовсе знакомым, прилагает всё возможное старание его успокоить, даже не спрашивая, кто он таков, откуда и зачем едет, доставляет ему всё нужное“31.

- хозяин должен защищать гостя, даже ценою своей жизни

- гость имеет право сохранить инкогнито в течение трех дней

- несоблюдение хозяином гостеприимства вело, помимо наказания по нормам обычного права, к моральному осуждению и остракизму, что учитывая психологию горцев, было для них страшнее смерти

Гостеприимство было тесно связано с институтами покровительства и куначества. Если гость, к примеру, не просто незнакомец, а кунак, то обязанности хозяина по отношению к нему намного возрастали, и росла его ответственность за соблюдение прав гостя. Т.е. теперь он должен был не только обеспечить кров и безопасность, но при необходимости принять деятельное участие в его делах, даже если они были связаны с кровомщением, набегом и т.д.

С установлением колониальных порядков гостеприимство в его традиционной форме стало уголовно-наказуемым преступлением, именуемом колониальной администрацией “пристанодержательством “ или “передержательством “. “Преступное укрывательство под видом гостеприимства “ абреков предполагало целый ряд возможных наказаний от ссылки на каторжные работы до конфискации имущества. Мера наказания при этом определялась зачастую произвольно по усмотрению местных начальников и могла касаться не только тех, кто непосредственно принимал абреков, но по принципу круговой поруки - всего общества.

В этом плане характерно судьба аула Трамова подвергшегося по приказу А.П.Ермолова жестокой экзекуции. Ранней весной 1818 г. аул Трамов находившийся недалеко от крепости Константиногорской был окружен войсками. Все жители были выгнаны, скот и лошади конфискованы, а аул со всем имуществом предан огню.

Данное наказание жители аула понесли за то, здесь периодически давали ночлег беглым кабардинцам по пути из-за Кубани в Кабарду и обратно, а также в соответствии с указанием А.П.Ермолова от 1 августа 1822 года: “ За земли, которыми пользуются, должно ответствовать и потому защищать их от прорыва разбойников. В случае набега мошенников будет всегда делаемо следствие. Виновные заплатят за похищенное, если видели партию разбойников, не препятствовали, не противились оружием или тот час же не уведомляли начальников ближайших крепостей”32.

Жестокость наказания аула Трамова вызвало осуждение всех жителей Кабарды. Выразил свой протест и полковник на русской службе, верховный князь Кабарды Кучук Джанхотов. Сомнения в законности таких мер выражали и русские чиновники Кавказской администрации. Один из них впоследствии писал: “…тогда как если бы были в том ауле какие люди неблагонамеренные и вредные для России, то правительство обязано было, не разоряя всего аула, взять виновных и предать их законному осуждению. После такого разорения жители аула вынуждены были переселиться или даже прогнаны были на другие места, а когда потом некоторые из них приезжали на прежнее жительство за просом, то были пойманы в числе 20 человек и отданы в военную службу “33.

Согласно правилам дворянской чести – доносительство, считалось постыдным и строго осуждалось в черкесском обществе. Теперь же в “результате установления тотального контроля над всеми сторонами жизни кабардинцев, - отмечает В.Х.Кажаров, - ситуация настолько изменилась, что своевременное извещение об антиправительственных действиях или донос на подозрительных лиц вменялось им в обязанность, нарушение которой рассматривалось военными властями как преступление“34.

Система наказаний за ранее неизвестные кабардинцам преступления такие как ”пристанодательсво“, “недоносительство“, ”непреследование” или связь с абреками, была разнообразной, а конкретная мера определялась не гражданским судом, а воинским начальником в Кабарде.

Сами абреки подлежали уничтожению, но если их всё же удавалось захватить живыми, то их подвергали телесному наказанию шприцпрутенами с последующей ссылкой в Сибирь на каторжные работы на 15 лет или бессрочно. Обычно после такой экзекуции никто не выживал, да и сами горцы считавшие физические наказания бесчестьем часто предпочитали спровоцировать своё убийство конвоирами или же предпринимали попытки самоубийства35.

Комитет по разбору личных и поземельных прав Кабардинского округа отмечал, что “телесное наказание с применением к преступникам в глазах кабардинцев и вообще горцев слишком позорно и бесчестно, доказательством чего служат неоднократно повторяемые случаи самоубийства и сумасшествия наказанных“36. Комитет далее указывал на причину столь трагических последствий телесного наказания: согласно обычному праву кабардинцев “наказанный и не отомстивший за себя или не лишившийся жизни навсегда считается отчужденным от общества и опозоренным”37.

Имущество беглых абреков подлежало конфискации, а семьи высылались в Россию. За связи с абреками, “пристанодержательство” или “недоносительство “могли последовать такие же суровые меры наказания.

Наряду с репрессивными мерами в отношении абреков и им сочувствующих, администрация применяла разные способы поощрения тех кабардинцев, которые помогали в борьбе с абречеством. Зачастую они заключались в увеличении жалованья находящимся на службе в кабардинской милиции,

награждении знаками отличия, объявлении благодарности или же единовременной раздаче денег и ценных подарков.

В октябре 1846 г. в пределах Большой Кабарды была уничтожена крупная партия абреков, среди которых были такие известные наездники как Магомет и Таусултан Кудинетовы, Закурей Адегаунов, Магомет Сасиков и др. В данной операции принимали участие и кабардинцы, в связи с чем командующий Центра Кавказской линии Хлюпин в рапорте на имя начальника Главного штаба генерал-майора Коцебу ходатайствует об их награждении: “… всепокорнейши прошу вашего превосходительства о неуменьшении всех испрашиваемых наград и тогда даже, когда представление это покажется обширным, в уважение, что со времени учреждения в Кабарде русского правления не было подобного удачного случая и кабардинцы никогда так много и в такой степени усердного участия не принимали в содействии к уничтожению абреков, считая преступлением, тяжким грехом посягать на свободу и жизнь собратий – родных своих, которые как гости ищут покровительства, и они обязаны не только не выдавать их, но и защищать, в особенности в настоящем случае, между этими абреками были значительные фамилии со связями и родствами в Кабарде. Это без сомнения будет иметь самые полезные и благоприятные для нас последствия, а доставление наград, принимавших в этом деле более участия при влиянии в народе, поощрит их к подобным действиям на будущее время и возбудит в прочих более желания и охоты делать подражания“38.

Несмотря на все меры правительства как репрессивные, так и поощрительные, призванные изменить правосознание и ценностные ориентации кабардинцев, этот процесс шел очень медленно.

В связи с этим генерал-майор Орбелиани, говоря о причинах неудач в искоренении абречества, в 1859 году писал: ” Судя по полученным мной докладам полагать должно, что убийство, укрывательство абреков и воровство не считаются народом за преступления, ибо дел сих совершенно множество, совершившие их, не получая должного возмездия, пользуются спокойствием наравне с честными жителями. Часто появление абреков ясно говорит, что эти злодеи имеют в народе друзей, дающих им пищу и убежище. Эти-то люди есть первое зло в Кабарде; они гораздо виновнее самих абреков, потому что сии последние, не находя помощи в Кабарде, легко могли быть пойманы и через то появление их значительно уменьшилось“39.

Пассивное сопротивление кабардинцев при невозможности открытого вооруженного сопротивления стало приобретать новые формы. Прежде всего, это заключалось в моральном осуждении и остракизме лиц, нарушивших традиционные нормы и активно поддерживающих военную администрацию.

Начальник Центра Кавказской линии Голицын в 1843 г. докладывал своему начальству, что духовенство в Кабарде внушает “покорным горцам убеждение, что противодействие с их стороны партиям неприязненных горцев, как единоверцев их, богапротивно“ и что ”муллы даже не хотят над убитыми в делах с хищниками исправлять обрядов по мусульманскому обычаю, как это было и с убитыми при преследовании партии чеченцев Хаджи Астемировым…”40.

В условиях тотального контроля и жестких репрессий начинается постепенная трансформация традиционных институтов наездничества, абречества, гостеприимства. Как отмечает В.Х.Кажаров, в условиях, когда запрещалось оказание гостеприимства абрекам и другим лицам, не имевшим билетов, тайный их прием или скрывание гостя становится новацией, трансформирующей институт традиционного гостеприимства. Делалось излишним существование многих его традиционных компонентов: участие всех соседей, пиры и игры, одаривание гостей за счет военной добычи, проводы их до безопасного места и т.д41.

Происходит трансформация и вырождение наездничества. В колониальный период оно начинает замещаться конокрадством и другими видами воровства. После прочного установления русской администрации на Кавказе в народном сознании происходит трансформация понятий “абрек” и “абречество”. Часто понятие ”абречество” подразумевало под собой рецидивы наездничества. Так как наездничество было запрещено и преследовалось в уголовном порядке, люди, жившие легально в селах, тайно занимались этим промыслом. Так, например, жившие в Кабарде в дореволюционный период известные конокрады часто информаторами называются абреками.

В традиционном адыгском обществе наездничество было узаконено нормами обычного права. И только с установлением русской колониальной администрации оно было объявлено вне закона и подвергалось уголовному преследованию. С этих пор люди, продолжавшие заниматься наездничеством, автоматически попадали под категорию абреков. Теперь эти люди стараются сохранить в тайне участие в набегах, а добыча сбывается ими на стороне, а не раздается, как раньше открыто с целью приобретения славы и престижа. Абреки, находящиеся вне закона, и которым нечего было терять, обычно, совершая набеги, не скрывались. Тем же, кто продолжал жить легально в аулах, имел семьи, но периодически занимался наездничеством, приходилось тщательно скрывать это.

Они привлекались абреками для своих предприятий, но при этом соблюдалась строгая конспирация.

Так как на Кавказе все абреки и конокрады хорошо друг друга знали и кооперировались в своей деятельности, то сельская администрация и старшины аулов именно их назначали охранниками в селах. В случае воровства они должны были из своих средств компенсировать убытки. Зная всех своих коллег по ремеслу и пользуясь среди них определенным авторитетом, они лучше кого-то ни было могли оградить имущество односельчан от подобных посягательств. При этом за охрану они получали от общины определенную плату.

Кризис традиционных ценностей в среде черкесской элиты, связанный с разрывом между традиционными ценностями и возможностями их реализации, часто приводил к неприятным коллизиям.

Старинные песни, предания, рассказы стариков прославляли наездников и их подвиги, воспламеняя

по-прежнему дух молодежи, но новые колониальные порядки грозили за подобные “подвиги “ тюрьмой и ссылкой, а былой престиж и восхищение общества не могли уже компенсировать подобных жертв и лишений. По свидетельству К.Д. Мачавариани, житель Очамчирского округа князь Тада Ачба своего сына Тарасхана отдал на воспитание одному джигету, который по истечении срока возвратил отцу своего воспитанника. ”Молодой Тарасхан,- не без юмора заключает Мачавариани,- действительно получил блистательное горское воспитание: он теперь находится в бегах за разные преступления “42.

Престижность для черкесской элиты военной службы, а также привилегии в части права ношения оружия способствовали её вовлечению в военно-государственную сферу Российской империи (служба в армии, полиции). Но это была лишь незначительная часть элиты. Пока шла Кавказская война, Российское государство охотно брало их на службу и всячески поощряло подобную практику в отношении кавказских народов. Но с усмирением Кавказа и установлением военно-административного контроля уроженцев Кавказа уже не так охотно брали на службу. В милитаризованном Российском государстве для большей части имперской элиты служба в армии была одной из немногих возможностей сделать карьеру и конкуренция в этой сфере со стороны туземцев не совсем благожелательно воспринималась со стороны русского чиновничества.

Частью колониальной политики стало постепенное лишение сословных привилегий местных кавказских элит и приравнивание их к категории сельских обывателей по российской сословной иерархии43.

Только за той частью черкесской элиты, которая была отмечена особой преданностью и службой российскому престолу, государство готово было признать привилегии и инкорпорировать в дворянское сообщество империи.

Последние массовые рецидивы абречества, позволяющие говорить о нем как об общественном явлении имели место в 20-е – 30-е годы 20 столетия. Это было связанно с установлением в стране Советской власти, коллективизацией и массовыми репрессиями. В этот период абреками становились не только представители дворянского сословия, приговоренные советской властью к уничтожению, но и многие крестьяне подвергшиеся раскулачиванию. Абречество в этот период приобретает вид социального протеста против новых порядков и носит, в некоторой степени, политическую окраску.

Со стороны официальных органов власти эти люди именовались теперь бандитами, хотя и термин “абреки” иногда также к ним применялся. По большей части так они продолжали восприниматься в народном сознании.

В 30-е годы в Кабардино-Балкарской автономной области по обвинению в участии в бандах числилось более 400 человек. В документах тех лет фигурируют банды Кертиева Исмела, Паунежева Хацу, Шипшева Темиркана, Хасанова Уата, Ворокова Шубака, Мирзоева Маши, Кушхатлокова Сахатгирея, Хаудова Залимгирея; братьев: Ансоковых, Шерметовых, Абуковых, Абаевых и др44.

Одной из причин недовольства и ухода в вооруженное подполье стали гонения на религию и мусульман. Закрывались мечети, медресе, шариатские суды, работавшие в селах с первых дней установления советской власти в 1920 году.

В начале 1923 года шариатские суды были заменены народными судами. Муллы были лишены права голоса, а с 1928 года начались их массовые аресты45. К тому времени в Кабардино-Балкарской автономной области проживало 1500 мулл, которые на 99процентов были выходцами из крестьян и пользовались большим авторитетом в народе46.

В начале 1928 года участились аресты в административном порядке, тюремные заключения по приговорам судов, ссылки в отдаленные районы страны. 23 апреля 1928 года в Москве был арестован Назир Катханов. Во время гражданской войны и установления Советской власти в Кабарде часть мусульман поддержала большевиков, обещавших полную свободу вероисповедания. Созданное Назиром Катхановым воинское подразделение “шариатская колонна “ выступила в защиту революции и внесла значительный вклад в дело установления Советской власти в Кабарде.

Гонения на мусульманское духовенство, арест Назира Катханова и другие непопулярные меры Советских властей послужили причиной Баксанского или так называемого “шариатского восстания“ в июле 1928 года. При подавлении восстания 20 человек было убито, 118 репрессировано, из них 11 приговорены к высшей мере наказания – расстрелу47.

Возникшее в это время вооруженное подполье было ответом недовольной части населения на проводимую репрессивную политику. Борьба вооруженного подполья с Советской властью носила идеологическую окраску. Со стороны государственных органов оно именовалось не иначе как бандитизм, но в народном сознании эта борьба воспринималась как традиционное абречество.

На вопрос задаваемый информантам в чем различие между бандитом и абреком, некоторые из них отвечали следующим образом: ”бандиты - со знаком “минус”, а абреки и со знаком “минус” и со знаком “плюс”. Да они шли вразрез с Советской властью, делали и хорошее и плохое. Из села они ничего не воровали. Когда в нашем селе (Алтуд) у вдовы украли двух лошадей, абрек Хадуг Нахо нашел и вернул их. Они помогали бедным, защищали их. Нахо стал абреком до революции, ничьей стороны в гражданской войне не принимал. Да он был связан с Шипшевым и его бандой. А Хадуг Миша, к примеру ( то же уроженец селения Алтуд ), был просто бандитом, он не был абреком”48 .

То, что абреки пользовались поддержкой населения, несмотря на угрозу карательных мер, признавали сами сотрудники ОГПУ. В этом отношении представляет интерес архивное дело из фондов ЦГА КБР в котором отражена биография одного из самых известных абреков Кабарды советского периода. Старики селения Вольный аул считали, что он был не менее известен в Кабарде, чем в своё время абрек Зелимхан в Чечне.

В деле ОГПУ о нем в частности сообщается: “ Хасанов (он же Биев) – уголовно-политический бандит…родом из Вольного Аула Кабарды из зажиточной крестьянской семьи…Летом 1921 г. Хасанов убил купающегося в речке около г. Нальчика – наркомвнутдела Горской республики балкарца тов. Настуева Юсуфа. Параллельно с деятельностью банды Шипшева Хасанов в период 1921-23 г.г. имел самостоятельную банду, численностью до 15 человек, производя с нею ряд грабежей …

Вплоть до конца 1928 г. Хасанов укрывается в ряде населенных пунктов Кабарды и Балкарии, периодически бывая в Ингушетии и Чечне, оперируя там с местными бандитами. За период 1925 –1927 г.г. с Хасановым неоднократно вступали в перестрелку отряды Милиции и ГПУ. За весь этот период Хасанов завязал крепкие связи по многим аулам и селениям Кабарды. Эти связи ему предоставляли: ночлег, продукты питания и всё необходимое. Иногда он появлялся один, но временами оперировал с бандитами Кабарды Каровым, Инжижоковым и князьями бандитами – Абаевыми, оперирующими и по настоящее время.

Долголетнее укрывательство и оперирование Хасанова привело к тому, что в общей массе он приобрел авторитет неуловимого бандита. Для многих он становится опаснее, чем законы соввласти, почему о его появлениях не только не старались сообщать Властям, но наряду с его укрывательством, ему оказывалась активная поддержка со стороны дворянства и проч. элемента Кабарды, враждебного Соввласти. Последние не теряли надежд на свержение существующего строя, в Хасанове находили одного из способных; при их поддержке активно встать на борьбу с Соввластью, к чему и привела последнего времени совместная их деятельность49.

Материалы и документы, касающиеся истории гражданской войны и установления Советской власти в Кабарде свидетельствуют о том, что деление на сторонников и противников новой власти не всегда происходило по классовому признаку. Многие представители дворянского сословия из числа нарождающейся национальной интеллигенции, получившие как европейское (светское), так и исламское (духовное) образование, поддержали революцию. В тоже время в Белое движение, а впоследствии и в антисоветское вооруженное подполье вступило большое число представителей крестьянства. Достаточно отметить, что одно из сёл оказавших поддержку Заурбеку Даутокову в формировании белогвардейской Кабардинской конной дивизии – Вольный Аул. Этот населенный пункт был основан в 1822 г. из бывших крепостных крестьян, получивших вольность в результате прокламаций А.П.Ермолова. О том, что здесь было много сторонников З. Даутокова, свидетельствует и то, что после гибели на Царицынском фронте 27 августа 1919 г., его тело было привезено в Кабарду и похоронено на Вольно-аульском кладбище.

Раскулачивание, коллективизация и гонения на религию были основными причинами недовольства крестьянских масс. В этом плане показательна судьба другого не менее известного абрека Кертиева Исмела (Чэрты Исмел).

Уроженец селения Сармаково он до своего ухода в абреки работал сельским кузнецом. Когда власти потребовали сдать в колхоз личное имущество, он отдал весь свой скот (две коровы). Но когда у него попытались забрать единственного коня, он, оседлав его, ушел в лес. С этого момента началась его борьба с Советской властью. Исмель был восьмым из родных братьев Кертиевых, проживавших в ауле Бабуковском ( Сармаково ). В 1929 году все его братья: Кербек, Жыхофар, Худ, Хабас, Хасана, Мухамад, Хакяша были репрессированы. Даже его беременная жена по приказу первого секретаря обкома Кабардино-Балкарской автономной области Бетала Калмыкова была арестована50.

Помимо семьи и родственников Кертиева, репрессиям со стороны государства подверглось много простых людей помогавших абреку. Тем не менее, он оставался в среде народа популярной личностью.

Высшей формой народного признания и симпатий у адыгов всегда была песня. В честь абрека Кертиева Исмела тоже была сложена народная песня в жанровом отношении находящаяся между “зачиром” (религиозное песнопение) и ”уэрэдыж“ ( собственно народная песня ). Этот вид народных песен называемый “назму”.

Песня сохранилась до наших дней в разных вариациях. Вот текст одной из них в русском переводе:

“Кертиевых сын наш Исмел
Богу служить ты стал
Божье благословенье на тебя снизошло
Ангелы к тебе спускаются

Религия преходяща и уйдет
Те, кто говорил, где они?
В религии предводителей наших
В ГПУ собирают

Кертиевых сын наш Исмель
Патроны в револьвере опорожняет
Пули, которые пулемет рассеивает
Хачирова сына устраняют

Названные абреками в горах мы сидим
Седельные подушки нам постелью служат
Кто от тёплой постели отказаться не может
Тот от Аллаха отошел

В называемых школами
Розы красивые взрастили
Мечети же красивые нами построенные
Крапивой заросли

Кертиевых сын наш Исмел
На буланом коне гарцует
Хачировых сын играя с вами
Коммунистов заканчивает 51

К концу 30-х годов 20 века государству в основном удалось решить задачу ликвидации вооруженного подполья на территории КБР.

Проблема бандитизма, преступности никогда до конца не была решена на Северном Кавказе ни в советский период, ни в современную эпоху. Однако эти явления уже вряд ли можно полностью соотносить с тем специфически кавказским феноменом, который мы называем абречеством.

Автор: Асланбек Марзей

Потто В.А.Кавказская война.Ставрополь,1994.С.95-96.
Анучин Д.Г.Очерк горских народов Правого крыла Кавказской линии//Русские авторы о народах Центрального и Северо-Западного Кавказа.Нальчик,2001.Т.2.С.285.
Акты собранные Кавказской археографической комиссией.Тифлис.Т.7.С.902-903.
Трагические последствия Кавказской войны для адыгов вторая половина 19 века начало 20 века.Нальчик,2000.С.105.
Кажаров В.Х.Песни, ислам и традиционная культура адыгов в контексте Кавказской войны // Адыгские песни времен Кавказской войны.Нальчик,2005.С.55.
Сталь К.Ф.Этнографический очерк черкесского народа // Русские авторы 19 века о народах Центрального и Северо-Западного Кавказа.Нальчик,2001.Т.1.С.228.
Скарятин В.Д.Заметки о Кавказе//Отечественные записки,1862,№5,с.345.
Дельпоццо И.П.Записки о Большой и Малой Кабарде//Русские авторы о народах Центрального и Северо-Западного Кавказа.Нальчик,2001.Т.1.С.41.
Грабовский Н.Ф.Присоединение Кабарды к России и её борьба за независимость.Нальчик,2008.С.125.
Правовые нормы адыгов и балкаро-карачаевцев в 15-19 веках.Майкоп,1997.С.110.
Потто В.А.Указ.соч.Т.2.С.377.
Кажаров В.Х.Традиционные институты кабардинцев и их кризис в 18-первой половине 19 века.Нальчик,1994.С.341.
Грабовский Н.Ф.Указ.соч.С.143.
Бутков П.Г.Материалы для новой истории Кавказа с 1722-го по 1803 год.Нальчик,2001.С.278.
Бейтуганов С. Кабарда и Ермолов.Нальчик,1993.С.90.
Потто В.А.Указ.соч.Т.2.С.456.
Торнау Ф.Ф.Секретная миссия в Черкесию русского разведчика барона Ф.Ф.Торнау.Нальчик,1999.С.183.
Там же,с.480.
Кажаров В.Х. Песни, ислам и традиционная культура адыгов в контексте Кавказской войны.//Адыгские песни времён Кавказской войны.Нальчик,2005.С.55.
Жиль А.Ф.Письма о Кавказе и Крыме.Нальчик,2009.С.98.
Записки А.П.Ермолова во времена управления Грузией.М.1868,ч.2,с.155.
Сталь К.Ф.Указ.соч.,с.239.
Алоев Т.Х.”Беглые” кабардинцы: формирование в Закубанье массива кабардинского населения и его участие в Кавказской войне в 1799-1829 гг.Автореферат диссертации на соискание учённой степени кандидата исторических наук.Майкоп,2006.С.19.
Там же,с.20.
Броневский С. Новейшия географическия и историческия известия о Кавказе, собранныя и пополненныя Семеном Броневским.М.1823.С.123.
Торнау Ф.Ф.Указ.соч.,с.258.
Там же,с.120.
Там же,с.404.
Потто В.А.Указ.соч.,т.1,с.601.
Правовые нормы адыгов и балкаро-карачаевцев в 15-19 вв.Майкоп,1997.С.136.
Хан-Гирей. Записки о Черкесии.Нальчик,1992.С.279.
Грабовский Н.Ф.Указ.соч.,с.223.
Там же,с.153.
Кажаров В.Х.Традиционные общественные институты кабардинцев и их кризис в конце 18-первой половине 19 века.Нальчик,1994.С.346.
Там же,с.345.
ЦГА КБР,ф.40,оп.1,д.757,л.52,52 об.
Там же.
ЦГА КБР,ф.И-16,оп.1,д.531,л.41.
ЦГА КБР,ф.23,оп.1,д.48,л.91.
ЦГА КБР,ф.16,оп.1,д.231,л.173.
Кажаров В.Х.Указ.соч.,с.363.
Инал-Ипа Ш.Д.Садзы.Историко-этнографические очерки.М.1995.С.158.
РГВИА,ф.330,оп.46,д.1095,л.152.
Материалы научно-практической конференции “Политические репрессии в Кабардино-Балкарии в 1918-1938-е годы”// Информационно-аналитический бюллетень.Кабардино-Балкарский Республиканский Правозащитный Центр.Нальчик,11 мая 2007 г.С.8.
Дзуев Г.К.Кровавое лето 1928-го.Нальчик,1997.С.45-47.
ЦГА КБР,ф.Р-183,оп.3,д.217,л.118.
Дзуев Г.К.Указ.соч.,с.9,43.
Гучев Таукан Пшимахович,1910 г.р., сел. Алтуд Прохладненского р-на КБР.
ЦГА КБР,ф.Р-183,оп.3,д.217,л.121,119.
Гъук1эл1 Исуф.Щыщхьэмыгъазэ // Щ1энгъуазэ,1991,№2,с.4.
Там же.
Ctrl
Enter
Заметили ошЫбку
Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить (0)