ПРОИСХОЖДЕНИЕ БЕЙБАРСА В КОНТЕКСТЕ ПОЛОВЕЦКО-ЧЕРКЕССКОГО СИНТЕЗА

1) Кавказская внешность этого султана: белый, высокий шатен с голубыми глазами. Это его описание с самого начала изучения мамлюков породило массу предположений: писали о его русском, готском, черкесском, грузинском происхождении. И, в самом деле, уроженцем Северного Причерноморья в XIII в., как и во все другие века, мог быть кто угодно, не обязательно кипчак (половец, куман). О полиэтничности Дешт-и-Кипчака, как о важном обстоятельстве, влияющем не только на наши рассуждения, но и на генезис половецкой элиты, мы скажем несколько ниже.
2) Ал-Айни, мамлюкский хронист XIV в., отмечает, что Бейбарс и Калаун выходцы из тюркского племени бурдж: «мин бурдж-оглы кабилатун ат-турк». Кроме А.Н. Поляка никто из мамлюковедов не обратил внимания на это указание, довольствуясь привычной картиной этнической истории мамлюков: сначала все турки, затем все черкесы. Поляк, прекрасно знавший русские летописи, первым пришел к очевидному выводу: Бейбарс и Калаун являются представителями правящего среди половцев клана Бурчевичей (именно в такой форме он фигурирует в русских источниках). При этом, те 12000 Бурчевичей, которых, как своих соплеменников, перевез к себе в Каир султан Калаун, фигурируют в мамлюкских хрониках как черкесы и соперники тюрок.
3) Многие половецкие князья из тех, что фигурируют в русских летописях, носят этнические адыгские-черкесские имена. Опираясь прежде всего на этот факт, российский академик Генрих-Юлиус Клапрот пришел к выводу о том, что черкесские князья управляли половцами. Впоследствии эту точку зрения еще не раз высказывали маститые авторы. Причем они делали это, не располагая тем мамлюкским материалом, о котором сказано во 2-м пункте.
4) Задуматься о происхождении Бейбарса заставил и тот факт, что сразу после его смерти его сподвижники — великие эмиры — устроили своему сюзерену «воздушное погребение». Этот обряд абсолютно чужд тюркам и столь же характерен для черкесов и абхазов.
5) Еще одна причина, заставившая более внимательно отнестись к проблеме, в том, что целый ряд крупных востоковедов, специалистов по мамлюкам, считают и Бибарса, и Калауна (соответственно — Калаунидов) черкесами. Это крупнейший английский востоковед Х.А.Р. Гибб; это А.С. Атийа (арабский исследователь), автор монографии по внешнеполитической истории именно ранних Мамлюков (от Бейбарса до ан-Насира); это французы К.-Ф. Вольней и К.-А. Бартелеми (Клот-бей), авторы значительных трудов по мамлюкскому Египту; это и родоначальник российской арабистики К. Базили, очень много внимания уделивший мамлюкской теме, и другие ученые. Наконец, все историки черкесского зарубежья абсолютно уверены в черкесской принадлежности Бейбарса I и Калауна — среди них следует особо выделить шейха аль-Азхара Загида Гусара, автора биографии Бейбарса; Шауката Муфти Хабжоко, получившего берлинское (университет Гумбольдта) историческое образование, автора монографии «Герои и императоры в черкесской истории».
У каждого из перечисленных авторов были свои доводы и основания считать первую линию Мамлюков черкесской. Но еще никто не рассматривал эту проблему комплексно — на основании русских и египетских хроник, и с привлечением всех видов источников, посвященных Черкесии (археологических, этнографических, нарративных). Попытаемся это сделать.
Начнем с половецкой антропонимии. Те имена, которые дошли до нас благодаря русским и мамлюкским источникам, за редчайшим исключением, относятся к представителям элиты — князьям, как их называют русские летописцы. На сходство этих имен с именами и фамилиями черкесов впервые обратил внимание Г.-Ю. Клапрот. Процитируем его полностью, а затем добавим к его списку еще ряд имен, так как в отличие от Клапрота мы имеем возможность полного обзора русских летописей, а также сравнения летописного материала с мамлюкским: «По прибытии в Моздок я представил на рассмотрение Алексею (Миссаосту) Бугулову, осетину из селения Чиллак-Бугулта на реке Фиаг или Пог, те имена, которые упомянуты в первом вопросе (вопросы российского академика Круга, сформулированные им по первому берлинскому изданию книги Клапрота; первый вопрос касался половецких имен — прим. С.Х.). Бугулов, часто путешествующий по Осетии и знающий почти каждую семью среди своих земляков, уверил меня, что эти имена не встречаются среди них (хотя они обнаружены среди черкесов и абазин), за исключением имени Алак, которое известно по всему Кавказу (Алак — татарское имя, означающее «полосатый» или «разноцветный»), и Тугоркан, женского имени, что, следовательно, ничего не доказывает.
Среди татар и ногайцев эти имена также не известны, и не могут быть объяснены на их языке; но среди карачаевцев, татарского племени, населяющего деревню Эльбрус у северной подошвы этой же горы, мы нашли фамилии Урусби, Котчи и Осалук, а первое из этих имен встречается среди чегемцев.
После того, как я удостоверился, что эти имена не являются ни осетинскими, ни татарскими, я встретил их среди черкесов. В этом же меня убедил и мулла-кабардинец из Моздока, что среди его соотечественников встречаются те имена, которые я здесь сопоставляю с именами из русских хроник.

Имена Черкесские
из русских хроник имена

Абарук Абарук
Башкрат Башкрат
Блиуш Блаш
Яросланопа Жаросланопа
Итлар Ситлауш или Итлауш
Кобран Кобран
Котчий Котчора
Курток Курток
Кунем Кунем
Осалук Солок или Шалук,
известная княжеская
фамилия в племени Бесленей
Шарукан Шарукан
Селук Зелук
Сокал Шокал,
княжеская
кумыкская
фамилия возле Эндери.
Среди карачаевцев
и других татар есть
фамилия Крым-Шокал
Сурбар Зулбар
Саба Саба
Шенегреп Шегенуко,
княжеская фамилия
в племени Бесленей.
Около столетия назад
один из Шегенуко был
изгнан из Кабарды
и нашел убежище
в Кахетии, где получил
владения от царя Вахтанга.
Тугоркан Дигоркан
Урусоба Урусбий,
что означает
«русский князь».

…Некий горец, который находился здесь (т.е. в Петербурге — прим. С.Х.), заметил мне, что у балкарцев есть имя Итлар, что по-татарски означает «собака». Если мы согласимся, что это имя татарское, то оказывается, что Итлар есть множественное число от Ит «собака», но «собаки» вряд ли подходящее для одной персоны имя; возможно только имя Ит (ед.ч. «собака»), но среди половецких имен такого нет. Поэтому вопросу я консультировался с ногайским князем Дударуком, который был воспитан в Кабарде, и который объездил весь Северный и Западный Кавказ, и некоторое время жил в Анапе, и Суджук-Кале. Он дал мне следующую, как я считаю, удовлетворительную информацию, снимающую все сомнения в черкесском происхождении половецких имен:
Абарук — фамильное имя, распространенное среди шапсугов, черкесского племени, занимающего обширные пространства вплоть до Анапы. Есть также фамилия Абароко среди абадзехов, которые занимают земли на северном склоне гор между Лабой и Шебжем.
Алак — очень распространенное имя по всему Западному Кавказу; в качестве фамилии оно известно среди жанеевцев, черкесского племени, живущего на берегу Черного моря в районе Анапы.
Алтуноп — фамилия у западных абадзехов.
Алтургий (Эльтуржи) — название фамилии ныне почти исчезнувшей, принадлежащей кабардинскому племени в Бесленее. Эта фамилия проживает вдоль Лабы и граничит с абадзехами.
Блиуш — фамилия в Кемиркуайе (по-русски и татарски Темиргой), черкесском племени, разместившемуся среди «Черных гор» вдоль реки Шагваша и ее небольших притоков. Блаш — известная фамилия в Большой Кбарде.
Боньяк — шапсугская фамилия в селении Чмитт (Чемитоквадже — прим. С.Х.).
Яросланопа — фамилия Яросланор встречается в Большой Кабарде.
Итлар; Эльтарч — фамилия в Кемиркуайе (Темиргое).
Кобкак; Копасга — фамилия среди бжедугов, черкесского племени, живущего на реках Пшиш, Пшахомат и Псекупс.
Кобран — крестьянская фамилия среди абадзехов и шапсугов.
Кунам — Курам, фамилия в Большой Кабарде.
Курка — Кургоко, аристократическая фамилия в Бесленее.
Курток — Куртчок, фамилия среди абадзехов.
Осалук — распространенное имя. Есть еще и фамилия Осарук (Озарук), живущая на Малке в Большой Кабарде.
Сокал, Сокуал — имя у абадзехов.
Урусоба, Урусби — фамилия у абазин.
Велдиус или Вальдуза — Жальдус, фамилия в южной части Большой Кабарды.
Тугоркан — имя у карачаевцев.
Это доказывает, что половецкие имена, фигурирующие в русских хрониках, в большинстве своем обнаружены среди черкесских племен — обстоятельство, которое не противоречит исторической вероятности, так как мы знаем, что эта нация в прошлом была расселена далеко на север, и, вероятно, не в столь далекое время она не занимала земли на востоке Кавказа, как сейчас. То, что черкесский язык был распространен по всему Западному Кавказу и в устье Кубани уже во времена Константина Порфирогенета (948 г.) доказывает название местности, упомянутой им — Сапаксис, что, согласно его переводу, означает на зихском языке «пыль», а «сапа» по-черкесски до сих пор означает то же самое, тогда как ксис является обычным греческим окончанием.
Очень немногие половецкие имена из тех, что содержатся в русских хрониках (с 1094 по 1223 гг.), могут быть обнаружены среди татар и ногайцев, но многие — среди черкесов, как в Кабарде, так и за Кубанью. Таким образом, очень вероятно, что куманы являлись в те времена поддаными черкесов и находились под их управлением. Все половецкие имена, дошедшие до нас, принадлежали князьям и не сохранилось ни единого имени половца-простолюдина. К этому должно быть добавлено, что половецкие или куманские принцессы были столь знамениты своей красотой, что несколько великих князей Руси и даже венгерский король Штефан искали их руки и женились на них. При этом мы не имеем упоминаний о красоте ногайских княжон, которые слишком далеки от того идеала, которому поклоняются европейцы. Мы приходим к выводу о том, что в этот период многочисленная нация черкесов населяла Крым и Кавказ, а тот факт, что они не упоминаются к северу от этих регионов, объясняется тем, что они жили вразброс среди половцев и печенегов. То, что около 1312 г. они под именем Кабаров (кабардинцев, черкесов) жили к северу от Крыма, мы знаем из манускриптного атласа виконта Пьера де Жануа, хранящегося в Императорской Венской библиотеке, на одной из карт которого название Cabari расположено близко от Comani (куманов, Кумании) рядом с заливом, где ныне находится Таганрог. Среди черкесов бытует предание о том, что в прежние времена они были правителями ногайцев.
Я думаю, что в дальнейшем появятся новые сведения, способные пролить свет на эту проблему (и эти сведения появились в виде мамлюкских источников, не доступных европейским ученым во времена Клапрота — прим. С.Х.). Пока же мы можем быть уверены в том, что куманы греческих хроник и половцы славянских хроник были кипчакскими татарами, находившимися под верховной властью черкесских князей»1.
Список княжеских половецких имен, приводимый Клапротом, теперь существенно вырос ввиду полного изучения русских летописей. Мы имеем превосходную возможность пользоваться таким ценным источниковым сводом, как ПСРЛ — Полное собрание русских летописей. Эта возможность также отсутствовала во времена Клапрота. Новые половецко-черкесские совпадения убеждают как в правоте Клапрота, так и в действенности метода:

Имена Черкесские
из русских хроник имена

Бастий Бастэ,
фамилия у шапсугов
Катмоса Кайтмэс,
фамилия у темиргоевцев
Шташ, Стваш Сташ (Стlэшъу),
фамилия у бжедугов
Томзак Темзок,
фамилия у бжедугов
Кончак Канчоко, Каншоко,
фамилия у кабардинцев
Тааз Тазэ,
фамилия у абадзехов;
упоминается черкесский
мамлюк Таза
(у аль-Холи и Макризи)
Саук Шаук (Шъаукъо,
где шъ звук средний между
ш и с); Сау — «парень», «сын»,
«мальчик»; основа в имени нарта Саусэрук; совр. адыг. фамилии
Савв и Шаов; совр. каб. фамилии Шаоцуков и Шевацук.
Акуш, Акоч — Акош, черкесский мамлюк, наместник Дамаска в 1299-1310 гг., бывший гвардеец султана Калауна, представителя королевского половецкого клана Бурчевичей. Свою гвардию Калаун создал из своих соплеменников-бурчевичей и противопоставил ее Атраку — тюркской группировке. В Египте бурчевичи фигурируют как черкесы.
Бегубарс, половецкий князь из рода Бурчевичей. Известно несколько Бегубарсов (см. словосочетание «Бегубарсова чадь», как и «Бастеева чадь»). Бейбарс, Бибарс, Барсбей, Барасби — имя безусловно тюркское и притом именно половецкое. У других тюрок оно не фигурирует, но зато получило широкое распространение в черкесской среде. Абсолютное большинство тех мамлюков, которые носили это имя, было черкесами. Вне всякого сомнения им был Бейбарс II, султан в 1309–1310 гг. Брат Баркука носил это имя, а также родственник Кансава аль-Гаури. Зихский князь Парсабок (сер. ХV века) — это и есть Барасби + къо (сын); вспомним и черкесского султана Барсбея (1422–1438). Кстати Бейбарс II, известный как черкес и ярый враг тюрок, также выходец из первого черкесского-бурчевичского корпуса. Несмотря на прозрачную тюркскую этимологию имени Бейбарс, мы все таки дадим ниже и адыгскую этимологию в связи с адыгским эпиграфическим прототипом тюркского имени Биберд — «Пиуперти», а также адыг. фамилией Едиджи (Едыджь), ярким примером возвратного заимствования эндонима «адыг».
Барак — Бароко, Бероко, каб. фамилия; причем есть и имя Бер (абхазский князь Бер у Асолика, Хв.). См. также Барака, черкесский эмир, сподвижник Баркука. Само имя Баркук или Баркок (у Мижнанелли) трактуется как «сын Бероко». Есть шапсугская фамилия Беркук и есть абазинский клан Баракай (от них и современная адыгская фамилия Баракаевы). В основе всех этих имен и фамилий лежит адыг. бор — «север».
Еще более десятка князей носили имена с типичным черкесским окончанием на -ук, -ак, -мак: Асадук, Куначук, Арджумак, Тарсук, Седвак, Белук, Ельтук, Беглюк, Тюпрак, Баидюк, Гзак, и т. д. Адыгские этимологии по всем этим именам вполне вероятны. Так, Асадук либо «сын Асада», либо Асэ-дэгъу «глухой Ас»; Арджумак расшифровывается по типу Зарамук,а, где мыкlо «не подходи», а вместе Зэ-ра-мыкlо дает очень характерное имя — «Тот, к кому не следует приближаться». Этноним Ас есть и в таком распространенном княжеском-половецком имени как Асен (вар. Осень). Обычно асы в историографии сопоставляются с аланами и атрибутируются как остатки некогда преобладавшего ираноязычного населения. У Тунманна яссы (асы) адыгоязычны и охарактеризованы как одно из черкесских племен2. У А. Намитока асы атрибутированы как абазины3. Здесь очень важно отметить, что у столь признанного алановеда как В.А. Кузнецов (Владикавказ) асы также атрибутируются как абазинские племена и отчасти — адыгские4. При этом патриарх алановедения не пользовался той стройной системой доводов, которую создал в «Происхождении черкесов» А. Намиток (а этот труд был признан такими знатоками, как В.Е.Д. Аллен, Ж. Дюмезиль и другие). Наконец, также самостоятельно, вне прочтения Намитока и Кузнецова, об абазинской принадлежности асов (ясов) весьма убедительно пишет М.В. Федорова (Белгород): «Приток Северского Донца — Оскол. Его исток близок к истоку Псла. Названия городов Белгородской обл. Ст. и Новый Оскол явно связаны с гидронимом. Перенесение названия Оскол с селения на реку при большой устойчивости гидронима едва ли можно предположить. Существующие этимологии для Оскол (ЭСФ, III, с.160) почти фантастичны, следовательно нужно обратиться к другому материалу.
В античную эпоху абхазы назывались словом аз. «Птолемей видел г. Аз-ара за устьем Танаиса, т.е. Дона. Ср. Азов, Азовское море». Старое каб. название г. Азова — Аскала (ШН), совр. Аскъалэ, где часть къалэ можно понять как арабизм «город», — ср.: Махачкала и под., то есть Ас/Ос-кол — «город азов/абхазов». В этой связи названия Ст. и Нов. Оскол можно было бы считать перенесенными с юга: г. Азов (совр. Ростовская обл.) находится при впадении Дона в Азовское море. Однако наличие ряда одноименных селений по течению соименной реки приводит к обратному выводу: первично, видимо, название реки или местности по ее течению. При выделении из Аскъалэ корня аз-/ас- и конечной морфемы -лъэ «место, пространство» (СШ, I, с.251) часть -къа- вполне соответствует аффиксу орудно-направительного падежа с локативным значением; таким образом, Аскъалэ — «место/пространство азов/абхазов». Показателен в этом плане и суффикс принадлежности -ов- в восточнославянской полукальке Азов. Название было дано предками адыгов, когда на территории Поосколья действительно обитали азы-абхазы; позднее же здесь, видимо, азов уже не было, но предки адыгейцев и кабардинцев были.
Обитание азов или части их в южнорусских областях подтверждается распространением в южнорусской речи немотивированных протезов типа алимон и соотносительностью ряда рус./слав. лексем с абхазскими или абазинскими словами. Так, рус. царапать сопоставимо с абх. ацlар, абаз. цlара «острый» (в каб. — жан). След названия обез «абхазец» можно предположить в яросл. абыз — 1. «бессовестный, нахальный»; 2. «страшный»; 3. «человек со смешной или странной наружностью» (КЯС, с.25)»5.
Таким образом, имена Асадук, Асуп и Асен связаны уже не столько с адыгским-черкесским присутствием, сколько с абазинским-асским анклавом Подонья. Русские хронисты особо отмечают асское влияние в этом регионе, их независимость от половцев, существование у асов своих городов и своих княжеских династий. Многие русские князья XI–XII вв. женились на красавицах — ясских княгинях; доверяли свою жизнь телохранителям-ясам. Андрей Боголюбский, правитель Владимиро-Суздальской Руси, был женат на ясской аристократке и погиб от руки яса6. В Ипатьевской летописи под 1116 г. сообщается: «В тот же год послал Владимир сына своего Ярополка, а Давыд сына своего Всеволода на Дон и взяли три города: Сугров, Шарукан, Балин. Тогда же Ярополк, пленив, привел себе жену, очень красивую дочь Ясского князя»7. Асы сохраняли союзнические отношения с половцами вплоть до монгольского вторжения: Рашид ад-Дин упоминает, что у кипчакского эмира (т.е. половецкого князя) Бачмана (Бацимака), оказавшего наиболее длительное и бескомпромиссное сопротивление монголам Менгу-каана и Бату, был отважный союзник «Качир-укулэ из племени асов»8. Бацимак, кстати, был лидером Бурчевичей, чья связь с черкесами особенно очевидна. Одновременно с Бачманом-Бацимаком погибают предводитель черкесов Тукбаш и предводитель асов Иджис. В следующем персидском отчете сообщается, что против черкесов был совершен отдельный поход во главе с верховными чингизидами — Менгу-кааном и Каданом. В результате погиб «черкесский царь Тукар»9. Очень важно, что титул черкесского правителя выше, чем те, которыми хронист пользуется в отношении половцев и асов.
То, что асы Подонья, составлявшие весьма важную этносоциальную группу Кумании (Дешт-и-Кипчака), были все-таки абазиноязычны доказывает существование большого числа имен со специфически апсуаязычным (т.е. абазино-абхазским) фамильным окончанием -па, -ба, -оба, -епа, -ипа. Это такие имена, как: Яросланопа, Бякоба, Аепа, Аяпа, Токсоба, Алтунопа, Урусоба, Горепа, Терьтроба, Китанопа, Етеба, Ченегрепа, и т.д. С.А. Плетнева объясняет это явно не тюркское патронимическое окончание принципиально не выходя за рамки тюркской темы: «...имена многих глав куреней (Плетнева здесь искусственно тюркизирует половцев, используя при их описаниии позднейшие татарские термины, как то: курень, аил, орда, хан. Хотя сама же отмечает, что ни один из современных источников XI — первой половины XIII в. не пользуется ни этими, ни какими другими тюркскими социальными терминами при передаче половецких (куманских) сюжетов. Летописи содержат только русские определения — род, вежа, князья и т.д. — прим. С.Х.) оканчивались прибавлением слов «опа», «оба», «епа», происходящих от корня древнетюркского слова, обозначающего «жилище», «становище»10. Опять-таки Плетнева излишне лаконична: она не указывает ни это древнетюркское слово, ни его корень, ни каких-либо еще производных от него. А вопрос то один из самых важных: почему только у половецких князей такие окончания имен? У сельджуков, самых ближайших родственников половцев, согласно той же Плетневой составлявших перед движением на запад один с ними народ (см. с.24), таких имен нет. Их нет у тюрков, печенегов, их нет ни у одного тюркского народа, ни до половцев, ни после них. Самое главное — их нет у кипчаков золотоордынского периода, которые согласно Плетневой, являлись прямыми потомками домонгольских половцев (с чем мы категорически не согласны; мы вслед за многими авторитетными авторами считаем, что монголы истребили и изгнали всю половецкую элиту, и привели с собой монголоидных заволжских кипчаков, однозначно подчинявшихся им и составивших основное тюркское население улуса Джучи). «Опа», «епа» у половецких князей могут быть убедительно объяснены только за счет асского-абазинского влияния: Урусоба — «сын Уруса» (а русские известны в адыгской и абазинской среде именно как урыс); Алтунопа — «сын Алтуна» (Алтун — обычное тюркское имя); Яросланопа — «сын Ярослава» (у половцев были и Судимиры, и Ярополки) либо «сын Арслана» (Арслан — обычное тюркское имя и могло быть услышано как Ярослан; тогда Арслан-ипа или Яросланопа — закономерный тюрко-абазинский (половецко-асский) композит); Аепа (Аяпа) — совр. абх. фам. Айба; Бякоба — совр. абазин. фам. Багба и Бакба; Етеба — совр. абх. фам. Атба; Китанопа — «сын Китана», и т.д. При дворе одного из половецких князей упоминается певец и музыкант Орева, чье имя сближается с абхазо-адыгским песенным рефреном Орейра-Орида (вар. Арираша) и словом орэд «песня». Здесь мы не оригинальны, т. к. с этим рефреном многие авторы (Шагиров, Лопатинский, Лавров, Турчанинов, Марков и другие) уже сопоставляли летописное имя Редедя, под которым фигурировал касожский князь, противник Мстислава Тмутараканского. Этот рефрен в последующие века был заимствован в казачью, малороссийскую и русскую среду, и был популярен даже в Сибири. В этой связи, наше предположение с Орева не столь уж невероятно. Не только имена на -опа, -епа могут быть сопоставлены с абазинским (асским) антропонимическим материалом. Так, имя Коряз весьма схоже с абх. Кяраз, Киараз.
Половецкие имена, во множестве совпадающие с черкесскими и абазинскими именами, и фамилиями, не совпадают с кипчакскими именами периода XIV–XV вв. Последние нам хорошо известны своим тюркским обликом и смыслом благодаря русским, и мамлюкским хроникам. Самые распространенные кипчакские имена Золотой Орды и султаната Мамлюков: Кипчак, Тайбуга, Актай, Йалбуга, Минташ, Тагриберд, Карабай, Алтунбуга, Акбуга, Бекташ, Димурдаш, Айтамиш и т.п. Ни одно из этих имен не фигурирует в домонгольский период, т.е. ни один из зафиксированных в летописях XI–XII вв. половецких князей не носил имени, подобного вышеперечисленным. Вывод таков, что половецкая элита была представлена черкесами и именно их целенаправленно истребляли монголы. История кипчаков, если ее вообще можно рассматривать как нечто целостное, знает две смены элит: с самого начала западнокипчакские орды попали под зависимость от более могущественных в военно-политическом плане черкесов и это привело к созданию некоего подобия независимого государства, т.к. черкесы лишь по очень важным поводам проводили скоординированную политику, а власть великих князей носила номинальный характер; затем, уцелевшие после монгольских погромов небольшие группы западных кипчаков (половцев, куманов) слились с восточными кипчаками, нахлынувшими из-за Волги в составе монгольских армий. Эти восточные кипчаки резко отличались от половцев, т.к. являлись монголоидами. Язык и самоназвание роднили их с половцами, а расовый тип — с хозяевами-монголами. Мы можем говорить не только о смене элиты, но и о почти полном изменении этнического состава степи от Днестра, на западе, до Кубани, на востоке. Важно привести мнение профессора М.В. Федоровой об этнолингвистической ситуации в южнорусских степях до монгольской агрессии: «Обращаясь к древнерусскому периоду, нужно отметить корреспонденцию среди части мужских личных имен. Из их числа выделяем слав. Олег — каб. Алигико (ШН), совр. Алыджыкъуэ/Алыгыкъуэ (Алиджуко) и Алеж (ШН), совр. Алэжь (Алеж). Следует обратить внимание на имя половецкого князя Кончака при каб. муж. имени Каншоко (ШН), совр. Къанщокъуэ (Каншоко).
Совокупность лексического и антропонимического материала позволяет говорить о том, что славяно-адыгские связи в зоне ПДО были длительными и прочными; при смене хазарского правления половецким местные жители в значительной степени оставались на своих местах обитания, а некоторые адыги (черкесы) занимали высокие посты при правителях-пришельцах.
Вместе с тем важно отметить следующее. 1) Практически тюркоязычность половцев не доказана. 2) Адыги до начала XVIII века были христианами. 3) Браки между днепровскими славянами и половцами были обычны и в княжеских семьях. Следовательно, можно думать не столько о тюрко-половцах, сколько об адыгах как подвластных половцам местных жителях-христианах. 4) Указы ханов периода татаро-монгольского нашествия с требованием полного истребления половцев относились именно к тем христианам ПДО, которые находились в половецкой земле, то есть к христианам — как славянам, так и к адыгам. Следов тюркской речи в ПДО вообще весьма мало. Если Кодекс Куманикус отражает тюркский как своеобразный Lingua franca, то это было обусловлено наличием тюркоязычных коллективов в Среднем Поволжье и Прикавказье, но связанность этого памятника именно с половецким языком не доказана. 5) без значительного адыгского компонента в ПДО кабардинский не мог бы стать «общим языком» для Северного Кавказа в XVI–XVII вв.
Изложенное позволяет говорить о том, что половцы-пришельцы (тюрки) значительной роли в языковой жизни ПДО не сыграли, а при управлении в значительной мере опирались на руководителей различных местных племен и народов»11.
Обзор адыгских имен у половцев был бы не полон без указания Ихсана Цея (Дамаск) на то, что столь очевидно тюркское имя, как Бейбарс на самом деле воспринятое тюрками адыгейское имя Пыипэрыс, где пыи «враг», а пэрыс «возникающий перед» (пэ — перед, -р — формант; ыс/-ис — находиться). Реконструкция Цея всегда казалась мне неправдоподобной — «Возникающий перед врагом» — слишком романтическое и слишком подходящее для Бейбарса имя. Хотя лингвистически словообразование Пыипэрыс не нарушает ни одну норму адыгейского языка, а возможность искажения этого имени в Бибэрс с последующим осмыслением его тюрками как Бейбарс теоретически полностью вероятна. Теперь же, по прочтении статьи крупнейшего алановеда В.А. Кузнецова «Забытый Кремух», идея И. Цея не кажется беспочвенной. Дело в том, что на плите в развалинах христианской церкви XIV–XV вв. в районе г. Белореченска (Шитхаль) содержится надпись греческими буквами: «В память раба Божия Георгия Пиуперти владетеля Минилии» (прочтение Н. Каменева, 1871 г.)12. По отчету Иосафато Барбаро (сер. XV в.) на этой территории располагалось княжество Кремух13. В.А. Кузнецов на основе анализа большого числа источников атрибутирует Кремух как одно из наиболее важных западноадыгских княжеств. Территориально он локализует Кремух «в пределах современной Адыгеи и сопредельных районов Прикубанья». Кузнецов опирается не только на текст Барбаро, но и на карту Я. Гастальдо (1548 г.): Кремух отмечен на правом берегу Кубани в ее среднем течении, причем отмечен значком, символизирующим город с башнями, как и Дербент14. Кузнецов сближает имена Пиуперти и Биберди (последнее принадлежит князю Кремуха в отчете Барбаро). Напрашивается аналогия — Пыипэрыс = Бейбарс и Пыипэрыт (Пиуперт) = Биберт. В Пиуперт мы видим именно Пыипэрыт, состоящее из пыи «враг» и пэрыт «находящийся перед». Семантика ровно та же, что и в Пыипэрыс. У половцев имя Биберд не зафиксировано, но в Черкесии в XV веке и в султанате этого же времени оно мелькает. Отец предпоследнего черкесского султана Кансава ал-Гаури носил это имя (а имя Бейбарс носил его кузен). В генуэзской переписке 70-х годов фигурирует еще один князь Биберд, но уже в западной Зихии. В этом же ряду — абазинская княжеская фамилия Биберд.
Вслед за антропонимическим материалом, ярко демонстрирующем черкесское влияние на половцев, обратимся к топонимии и гидронимии интересующего нас региона. Русское население стало осваивать Поднепровье и Подонье в Х веке, затем с переменным успехом в XI–XII вв. Все те старые русские названия крупных рек, их важнейших притоков, местностей и т.д., были восприняты как раз в половецкий период. И мы видим, что среди них масса адыги (черкесы)змов и практически нет тюркизмов. Крупнейший приток Дона — Псел — явный адыги (черкесы)зм. И этот гидроним, и многие другие (напр., Псуя, Пшись) могли быть заимствованы лишь при условии длительного и мирного сосуществования адыгов и славян на этих землях. Передача названий шла из уст в уста, поэтому они и сохранили адыгское звучание. Мы настаиваем на том, что славяно-адыгское лингвистическое взаимодействие на этих землях протекало именно в половецкий период (XI–XII вв. и перв. пол. XIII в.), а началось при печенегах в Х в. До Х века славян или нет вовсе или почти нет в этом регионе, а в XIV–XV вв. между Русью и адыгами встала Орда и общения уже не было. Остается только половецкий период — время благодатное для синтеза культур, взаимного обмена. Дешт-и-Кипчак был не просто полиэтничным регионом, но настолько нетюркским, что здесь сохранялись исконные адыгские топонимы и сохранялось значительное, оседлое адыгское население. Приведем несколько выдержек из М. В. Федоровой на эту тему: «Гидронимы с начальным пс- «Псел, р.п.Псла — левый приток Днепра, укр. Псел, древнерусск. Пьсьлъ... От пьсъ, т.е. «большая собака», с суф. -ьлъ, подобно словам козел, орел [неправдоподобную попытку связать с убых. bzi, bze, «вода» см. Поляк… — прим. О.Н. Трубачева]» (ЭСФ, III, С.397).
Рассматривая этот гидроним в связи с названиями ряда рек тоже средней полосы Восточной Европы видим возможность поддержать адыгскую этимологию, но не в убых., а в общеадыгском виде корня пс- «вода, река» при каб. пси (ШН), совр. псы. Этот корень широко представлен и очень устойчив в адыгской гидронимии и вообще гидронимии Кавказа. Не касаясь второй части гидронима Псел — с этим связана значительная литература, укажем, что два притока Псла имеют названия Псинка и Пселец, уже со славянскими суффиксами. Этот же корень — и в названии рукава Днепра — Псоля, в ойкониме Псой (Витебская область); ойконим Псуя (там же) имеет корень пс-, осложненный угорским (манс. ?) гидроформантом -я. В названии реки Псижа (Новгородская обл.) с корнем пс- связан второй каб. корень жьы «старый, прежний». Полагаем, что именно адыгский композит типа пс + лы «мясо» = «[из] воды, мясо» отразился в русском арготическом названии рыбы: псала, псалка, псалуга, псалыга, далее — салыга, салуга и др. Для псала «рыба» каб. дает хорошую мотивацию;... При наличии псынна«родник, ключ» (ШН), совр. псынэ перешедшие к славянам гидронимы типа Псинка обозначали, видимо, прежде всего родниковые/живые реки и речки в противоположность заболоченным и под.
…Верховья Псла и Северского Донца близки друг к другу. Неподалеку от истока Северского Донца в него впадает очень малая река Уды (эта река фигурирует у Плетневой, как населяемая и славянами, и половцами — прим. С.Х.). Элиминация финалей при заимствовании апеллятивов известна. Это частично относится и к топонимам ландшафтного характера апеллятивного происхождения. Уды при каб. Iуданэ «нить, нитка» — «тонкая/узкая речка»…
Река Икорец, левый приток Дона. При отделении славянского суффикса -ец основа Икор- сопоставима с каб. икhр «последний» (ШН), совр. икlэр «конечный, хвостовой» при корне кlэ «хвост». Река, видимо, обозначала какой-то предел или границу…
В Липецкой области река Негачевка, приток Дона, возможно, как и Икорец, обозначала какой-то предел: каб. нэгъуэщl «иной», нэгъуэщl хэкум щыщ «чужеземец».
Чебаков, как дуоген — Шебекин — каб. щlыбыкъуэ «горб (у человека)». Чебак — обычное название леща на Дону. Лещ же — крупная рыба со своеобразным подъемом спинной части, следующей после головы, так что и рыба, и человек могли получить именование от одной каб. основы. Слово чебак считают тюркизмом, но в большей части тюркских языков оно обозначает плотву или мелкую рыбу (ЭСФ, IV. С.324), так что возможна межъязыковая омонимия или паронимия. Но каб. слово имеет мотивацию, тюркское — не имеет.
Унеин. Выделяем слова из Поучения Мономаха: «иде же станете, напоите, накормите унеина, и боле же чтите гость». В этой фразе считается неясным слово унеин. Предложенное еще в конце XVIII в. толкование через сопоставление с каб. уна «дом» было отвергнуто, ибо, как полагали, в языке восточных славян нет других слов кабардинского происхождения (См.: Ларин Б.А. Лекции по истории русского литературного языка (Х — сер. XVIII в.). — М., 1975. С.138). Собранные нами и другими авторами материалы в связи с историей адыгов позволяют подтвердить старое сопоставление и объяснение слова унеин как «хозяин дома» при наличии в Верхнем Поднепровье топонимов типа Уна (Витебская обл. БССР), Унеча (город и село в Брянской обл.) и ряда других, сопоставимых с каб унэ «дом», унэщlэ «новоселье», букв. «дом новый» при каб. чh (ШН), совр. щlэ, адыгейск. кlэ «новый» [Адыгейская-кяхская форма кlэ-чэ подходит больше, чем каб. щlэ-щэ — прим. С.Х.) (См.: Федорова М. В. Унеин, Унеча, кашубы и касоги // Тыпалогiя славянскiх моу i узаемадзеянне славянскiх лiтаратур. — Мiнск, 1977]. Возражение такому толкованию слова унеин было высказано Ф.И. Гордеевым, который обратил наше внимание на то, что в каб. унэ «дом» может быть словом тюркского происхождения при карач.-бал. къонакъ «гость», тат. конак, чув. хуна/хона и марийск. из чув. уна, хына (Эти слова, как и рус. кунак, прямо соответствуют гъунэгъу «сосед; соседний; близкий» как производному от гъунэ «край; граница»; каб. гъунэгъу, следовательно, имеет мотивированное значение: «сосед» > «дружественный человек» > «друг» — прим. М.В. Федоровой). Соглашаясь с тем, что понятия «дом» и «гость» могут быть семантически связаны, обращаем внимание на следующие обстоятельства:
1. Топонимы Уна, Унеча находятся в Верхнем Поднепровье, более восточных топонимов этого корня, кажется, нет (впрочем, отметим ойконим Уни на востоке Кировской обл. — прим. М.В. Федоровой), а при тюркском происхождении корня ожидалось бы обратное, хотя бы для Среднего Поволжья.
2. Слово унэ «дом» материально и семантически более, чем с тюркскими, сопоставимо с фин. huone «комната; помещение; строение», эст. hoone «здание». Следовательно, если унэ в каб. и не исконно, то более связано не с тюркским, а с финно-угорским началом.
3. Топоним Унеча строго соответствует каб. словообразовательной модели с постпозицией корня атрибутивной семантики при том же месте ударения.
4. Слово унеин создано от иноязычного корня по славянской модели с помощью суффикса -ин-, ср.: русин, немчин и под. Для вхождения в славянскую словообразовательную модель корень должен быть достаточно освоенным. Если же он освоен, но новых производных при его участии не создается, то заимствование было достаточно древним. Контакты же восточных славян с тюркоязычными народами являются относительно поздними.
Изложенное позволяет нам сохранить мнение о том, что слова унеин, Уна, Унеча обязаны своим появлением не славяно-тюркским, а славяно-адыгским контактам»15.
К тому материалу с основой на унэ, который столь основательно проанализирован проф. Федоровой, добавим еще один топоним — городок Уненеж, находившийся в XI–XII веках на стыке Руси и Дешт-и-Кипчака (степное пограничье Переяславского княжества)16. Адыгейская этимология Уненеж не просто вероятна, но и единственно возможна. В этом районе, а также на юге Черниговского княжества и в Поросье (по реке Рось, притоку Днепра) были расселены немногочисленные всаднические этносы, весь период Киевской Руси являвшиеся федератами Киева. Это такие этнические группы как торки, ковуи, берендеи и черные клобуки. Название последней группы распространялось и на три первых племени. У С.А. Плетневой все они атрибутированы как тюрки, хотя она не приводит ни одного довода в пользу такого взгляда. К слову сказать, она сумела ни разу не употребить этноним черкес в своей работе. Даже при рассмотрении истории половцев на Северном Кавказе она не упоминает черкесов; не упоминает она черкесов и при анализе темы Тмутаракани. Вместо слова черкес она вводит анонимное понятие «земледельческие народы Прикубанья». Когда она говорит о мамлюкской эпопее Бурчевичей и опять без какого бы то ни было упоминания черкесов, тогда окончательно становится ясно, что мы имеем дело с крайне предвзятым автором. В любых изданиях по мамлюкам, какими только могла пользоваться Плетнева, сказано, что Калаун имел гвардию из черкесов и те самые бурчевичи, которых он перевез в Каир, фигурируют как черкесы. Черкесская тема должна была быть затронута ею на стр.70–89 в рамках главы «Черные клобуки», т.к. десятки весьма серьезных авторов считали черных клобуков черкесами. Сам Карамзин считал их таковыми. Тема генезиса раннего казачества неразрывно связана с черными клобуками, черкесами, касогами. Сводку мнений по этому вопросу мы дали в главе, посвященной адыгской эмиграции на Украину. Наконец, самое важное и отправное — русская летопись считает черных клобуков черкесами. В Патриаршей или Никоновской летописи под 1152 г. сообщается: «Изяслав же то слышав, скопя свою дружину, поиде, поима с собою Вячеслав весь полк, и все Черные Клобуки, еже зовутся Черкасы»17. Клобук представлял собой островерхую войлочную шапку. Этот вид головного убора был распространен, согласно исследованию Т.Д. Равдоникас, на Северо-Западном Кавказе на протяжении не менее, чем 2,5 тыс. лет: с VI–V вв. до н.э. и вплоть до XIX века18. Ш.Д. Инал-ипа уделил много внимания этому специфическому абхазо-адыгскому головному убору19. Черкесская гвардия Калауна носила этот вид головного убора, что резко выделяло их на фоне остальных мамлюков-тюрок20. И Макризи, и Ибн Тагри Бирди сообщают, что черкесские эмиры являлись на заседания султанского дивана в непомерно высоких, островерхих шапках21. С приходом к власти Баркука эти шапки стали особенно популярны и их носили вплоть до 1517 года, когда Каир достался османам. Джорджио Интериано, автор XV века, длительное время живший в западных районах Черкесии, описал именно этот вид головного убора22. Ни кипчаки в мамлюкской армии, ни кипчаки Золотой Орды, ни татары Крымского ханства не носили «клобуки». Филипп Брун, автор потрясающего по степени осведомленности двухтомного трактата «Черноморье», ссылаясь на арабского историка Абуль-Гази, утверждает, что Черные Клобуки тождественны черкесам23. По Бруну, эта северная часть черкесов, накануне монгольского вторжения проживала на реках Миус и Калмиус, и поддерживала добрососедские отношения с так называемыми бродниками — предками донских казаков и в этой связи название «казаки» перешло к славянам от касогов-черкесов — «черных клобуков»24. В.М. Аталиков, крупный специалист в источниковедении истории народов Северного Кавказа, предположил наличие генетических связей между Черными Клобуками русских летописей и меланхленами («черноризцами» и «чернонакидочниками» русских переводов) Геродота (IV, 107, 125), которых он считал нескифским племенем и размещал именно там, где находит Черных Клобуков Патриаршая летопись25. Через пятьсот лет после Геродота и за тысячу лет до русских отчетов Помпоний Мела помещает меланхленов у Меотиды.
Антропологический тип как половцев, так и Черных Клобуков не имеет ничего общего с расовым обликом кипчаков Заволжья и кипчаков периода Золотой Орды. Многие исследователи считают, что куманы-половцы были белокурыми и голубоглазыми; не раз высказывалось мнение об их связи с «динлинами», занимавшими степи Западной Сибири в конце I тыс. до н.э. — начале н.э. По описаниям китайских хронистов динлины были белокожие гиганты со светлыми волосами. Процитируем здесь Г. Вернадского: «В более отдаленном этническом фоне была сильная примесь иранской крови как у тюрков, так и у монголов. Предполагают, что народы, принадлежавшие к кавказской расе, населяли Центральную и Восточную Азию, включая Китай, с незапамятных времен. К этой расе, согласно Грум-Гржимайло, должно относиться имя Дилинг, упоминаемое в китайских хрониках. Изображения всадников, выбитые на камнях по реке Енисей, поразительно схожи с образами аланских всадников на настенных изображениях в Крыму. На надписи нач. VIII века, обнаруженной в Монголии, упоминаются войны между тюрками и асами (аланами). Позднее мы встречаем «асуд» (т.е. ас), включенными в «правое крыло» монгольской нации, т.е. среди монгольских племен. По рождению Темучин принадлежал к монгольскому роду Борджигин (есть ли здесь какая-то взаимосвязь с Бурчевичами пока не понятно — прим. С.Х.). В дополнении к Коа-Марал монголы чтили память еще одной прародительницы — Алан-Коа, жены рыцаря Добун-Мергана, потомка первоначальной пары прародителей. Имя Алан-Коа требует специального внимания. Коа означает «красивая». Алан является, возможно, этническим именем могущественного иранского народа — аланов. Как уже упоминалось, кланы аланского происхождения существовали среди монгольских племен. Кажется, что у Борджигинов, как и некоторых других монгольских родов, была примесь аланской крови. Важно, что монгольский эквивалент слова «слава» (алдар) является заимствованием из аланского. По-осетински алдар означает «вождь», «князь». Весьма возможно, что аланские рыцари древности впечатляли праотцев монголов своими великими делами. …В общем, Алан-Коа может быть переведено как «Прекрасная аланка»»26.
Мы привели этот отрывок из Вернадского с тем, чтобы показать, что логика и методология, примененная нами при анализе половецкой темы, не являются чем-то из ряда вон выходящим, но следуют в русле лучших образцов историографической мысли. Возвращаясь к безупречному арийскому облику половцев заметим, что вряд ли все они были столь белокуры и голубоглазы. Это штамп, появившийся под воздействием необычности ситуации, так как все прочие тюркские кочевнические этносы были в той или иной степени монголоидны. Какое то небольшое число половцев действительно могло иметь североевропейский облик, как это наблюдается у черкесов и абазин, но основная масса скорее всего была понтийского типа: белая кожа, каштановые волосы, слабый волосяной покров тела, средний рост, прямой нос без горбинки, слабо выраженные скулы. В этом отношении очень интересно одно половецкое либо черноклобукское погребение в Поросье. «В нем похоронен мужчина, — пишет Плетнева, — ориентированный головой на запад, вместе с ним положена была целая туша коня. Инвентарь этого захоронения очень богат и разнообразен: остатки узды и седла, сабля, копье, остатки щита, булава, кольчуга, шлем, серебряные накладки и серебряная чаша. Датируется погребение концом XI–XII в. Погребальный обряд явно языческий, несмотря на находку в могиле медальончика с изображением Христа. Однако считать это погребение принадлежащим какому-то богатому тюркскому воину мы не можем, потому что измерения его черепа показали, что это европеоид, длинноголовый, с признаками «средиземноморского типа»»27. Это типичное княжеское черкесское-касожское подкурганное погребение. Тюркские кочевники не пользовались ни щитом, ни булавой, ни кольчугой. Их доспех представлял собой кожанную куртку с нашитыми на нее металлическими пластинами. В пользу черкесской атрибуции этого погребения говорит и его синкретизм — сочетание языческого обряда с христианской символикой. Русского князя в XII в. похоронить вместе с конем не могли — таких примеров мы не знаем. «Средиземноморский тип» — это и есть черкесский, кавказский тип. Черкесские княжеские могилы обязательно содержат чаши из серебра (чаще) и золота (реже), кубки или роги для питья. И здесь очень знаково, что мы видим серебряную чашу. Есть еще и серебряные накладки — накладки на что и почему серебряные? Плетневу этот вопрос не занимает, но для нас он очень важен. В черкесской оружейной традиции и, в целом, в украшении различных элементов облачения воина-всадника золото не использовалось принципиально, зато серебро облачало газыри (в XVIII–XIX вв.), ножны сабель, шашек и кинжалов, шлемы-«мисюрки», наборные пояса, и некоторые другие предметы. Чаши изготовлялись чаще или почти исключительно из серебра. У черкесских мамлюков Египта чаша — ключевой элемент в геральдической символике. Этого нет ни у кипчаков, ни у русских. Поросский курган, описанный у Плетневой, без сомнения, был возведен черкесами и он является превосходной иллюстрацией для нашей темы.
Раз уж мы затронули вопросы доспеха, оружия, геральдики, символов аристократа-всадника в Черкесии, то очень интересно было бы проследить общие черты оружейно-всаднического комплекса в этих двух регионах — Кумании и Черкесии. Если Клапрот, Спенсер, Муфти, Федорова правы и князья Кумании действительно были черкесами-адыгами, то и их всаднический облик должен соответствовать западнокавказскому. В специальной главе (II.5) мы привели большой материал об экспорте с территории Западного Кавказа в Степь многих новых форм оружия и доспеха, других составляющих комплекса воина-всадника. Этот процесс начался еще во времена Майкопской культуры в III тысячелетии до нашей эры и имел место всегда, то есть вплоть до последних лет существования Черкесии в XIX веке. В конце XIV века в Черкесии появляется новинка мирового значения — кольчато-пластинчатый доспех. Очень важно, что одновременно он появляется и в армии Баркука, что говорит о тесных и непрерывных связях черкесских мамлюков с родиной. Затем это изобретение подхватывают в Золотой Орде и в Западной Европе28. Это и есть яркий пример черкесского влияния на кипчаков, и татар. Закономерно, что под обаянием всаднической моды Черкесии пребывали за столетие до того и половцы, и русские князья, предпочитавшие «шеломы черкасские» всем другим29. Закономерно, что на летописных миниатюрах и русские, и половецкие всадники изображены абсолютно идентично: одинаковый тип лица, схожий экстерьер коней, шлемы, сабли (у русских не мечи, а именно сабли) кольчуги, копья (причем у половцев они рисуются чаще), щиты, стремена и прочее — тождественно все. Единственное отличие в том, что древко русского знамени увенчано крестом, а половецкие знамена без крестов. Как это обстоит и с именами, половцы в своем всадническом облачении не обнаруживают ничего общего с кипчаками периода Золотой Орды — у тех нет ни кольчуг, ни щитов, ни копий, их главное оружие составляет лук со стрелами. Опять привлечем мамлюкский материал по кипчакам. Известно, что Баркук, превративший черкесов в господствующее племя, главным султанским турниром учредил копейные ристалища. «Черкесские копейные ристалища, — отмечает Т. Нагель, — означали окончательный разрыв с тюрко-монгольскими (центрально-азиатскими) военными традициями»30. Лес копий возвышается не над русским воинством, но над половецким (см. обложку монографии Плетневой). Это значит, что и приемы конного сражения половцев были не кипчакские, а черкесские. Итак, обзор археологического и летописного материала убеждает в том, что элита половецкого войска имела рыцарское, по образцу черкесов, вооружение: кольчуги, шлемы, копья, длинные сабли, щиты, булавы. Порода коней типично черкесская (150–152 в холке), голова — «вороний клюв». Сибирские тюрки на таких конях приехать не могли. Легкая же конница половцев характерна для тюрок-кочевников: ее основное вооружение — лук со стрелами; кольчуг нет; копьями не пользуются. Тактика боя у нее типичная для кочевников: держать дистанцию и осыпать стрелами. Половецкие аристократы использовали их на начальной стадии сражения, очень часто для растягивания противника, заманивания его обманным отступлением. Сами они, как и подобает тяжелой кавалерии (со времен сарматских катафрактариев), устраивали лавинную либо клиновидную атаку с копьями наперевес, довершая дело сабельным боем. Именно это устроили мамлюки, ведомые Кутузом и Бейбарсом, в битве при Айн Джалуте. Ни в этом, ни во всех последующих генеральных сражениях монголы не выдержали копейных атак мамлюков.
Половецкие шлемы неизменно украшены типичным черкесским орнаментом, ключевой элемент которого — трилистник. Мы не находим его у кичаков, но он повсюду у черкесских мамлюков — герб Баркука это трилистник в круге. Христианские (греческие и итальянские) кресты в священных рощах черкесских друидов имеют верхушки в виде трилистника. Он на пистолетах, пороховницах, на гипертрофированно длинных рукавах (ложных рукавах) женской верхней одежды и на мн. др. У Плетневой приводится изображение половецкого колчана с настолько черкесским трилистником, что будь он помещен в альбом Азаматовой, то никто и не заподозрил бы, что он найден далеко за пределами Черкесии. Стилизованные изображения трилистника в Черкесии и Шотландии разнятся очень сильно, поэтому половецкий орнамент воспринимается нами как весомый довод в рамках излагаемой здесь теории.
Половецкий стиль в облачении и экипировке был популярен при русских, византийском, венгерском и болгарском дворах. Ни до половцев, ни после них стиль евразийских тюрок в Европе никого не вдохновлял — слишком иноприродная одежда. Тяжело представить аристократов России, Польши, Византии (затем Османской Турции), Венгрии, Грузии, которые бы восхитились хоть чем то в традиционном татарском костюме. Зато черкесский стиль и стиль Абаза во всех этих, да и во многих других странах считался эталоном. Если половецкая элита, в их числе Бурчевичи, являлись черкесами, то тогда все становится на свои места и носили они скорее всего элегантную обтягивающую форму — прототип черкески XVI–XIX вв. В этом плане мы руководствуемся той же логикой, что и Клапрот, особо отметивший то обстоятельство, что европейцы восхищались красотой половецких княгинь. Мы не имеем подобных отзывов в отношении кипчакских, татарских и ногайских дам. Знать половцев (куманов) и «черных клобуков» — мужчины и женщины — были красивы по европейским критериям. В русских летописях упоминаются половецкие пляски — без подробностей, но из контекста ясно, что имеются ввиду танцы много более темпераментные, чем русские. При описаниях черкесов (кем бы они ни делались) всегда особое внимание уделяется танцу, а британские путешественники неизменно бурно восхищались сходством кельтских танцев с черкесскими (рил, флинг, джига, и другие). Петр I повез черкесских танцовщиков в Западную Европу, т.к. восхищался красотой и сложностью их танцев. Черкесские мамлюки у стен Цитадели на Горе устраивали бурные джьэгъу — танцы в кругу. Помимо быстрых танцев, имелись медленные аристократические танцы — зафак, исламей, уоркъ кафэ и другие — полные достоинства, неспешные, но изощренные па, и вершиной умения были танцы на кончиках пальцев. Боевые танцы с оружием и флагами видимо особенно впечатлили современников и запомнились в летописи. В рамках нашей версии мы должны заявить, что половецкие пляски — не что иное, как многочисленные, с очень сложными и разнообразными па, черкесские танцы. Современные хореографы, создающие под названием половецкой пляски хаотичное дерганье дикарей с измазанными лицами и едва одетых, целиком пребывают в рамках историографического штампа — половцы-кочевники — и ряда шовинистических клише («нерусь», «басурмане», «кровожадные хищники» и т.п.). Мы, со своей стороны, советуем историкам и балетмейстерам посмотреть программу госансамбля танца РА «Нальмэс» — сколь темпераментный, столь и благородный убыхский танец доставит им образец половецкой пляски.
Перейдем теперь к мамлюкским источникам, степень аутентичности которых очевидно выше, чем у русских летописей. В каком виде предстают в них два главных Бурчевича — Бейбарс I и Калаун? Это белокожие высокие люди с каштановыми волосами, а Бейбарс вдобавок еще и голубоглаз. Оба они родились в восточном Крыму, а этот регион всегда имел значительное черкесское население. Настолько значительное, что им была основана Сугдея, ставшая центром Зихской епархии в восточном Крыму31. Более того, епархия Херсонеса также называлась Зихской, а топонимика всего восточного Крыма была насыщена адыгскими названиями32. Известно, что Бурчевичи занимали земли по р. Судак (рус. название Сугдеи) перед монгольским вторжением. Речка Бельбек, также в восточной части Крыма, до XV века называлась Кабарда (вспомним и порт Кабарди в западной части Азовского моря; он отмечен на итальянских картах XIV–XV вв.). В восточной части Крыма в золотоордынский-генуэзский период фигурирует более десятка названий рек, сел и крепостей с основой черкес.
Родиной Бейбарса и Калауна можно считать именно крайнюю восточную часть Крыма, т.к. они позаботились о строительстве в Солхате мечетей, посылая туда корабли со строителями и отделочным камнем33. Авторы сценария фильма «Султан Бейбарс» (совместное производство Казахстана и Египта) вводят зрителя в заблуждение, показывая Бейбарса монголоидным кипчаком, родившимся в степях Казахстана. Ни один мамлюкский источник не рисует подобных картин. И султан-основатель, и его собрат Калаун типичные европеоиды. Имей они монгольский облик хотя бы отчасти — это стало бы известно повсеместно не только в Египте и Сирии, но и в Европе. И мамлюки, и их главные враги-монголы были в центре внимания всего мира. «Средиземноморский» череп из описанного поросского кургана стал для Плетневой достаточным основанием, чтобы категорично утверждать, что захоронение принадлежит не тюркскому, а русскому князю. Эта же логика заставляет нас усомниться в тюркском происхождении Бейбарса и Калауна.
Весьма важно, что Бейбарс направил послом в Золотую Орду не любого из своих эмиров сотни (24 эмира сотни в военное время командовали отрядами в тысячу и более всадников, и являлись элитой мамлюков), а, если мы доверимся современным тюркским авторам (татарским, казахским, турецким, кумыкским, карачаевским и т.д), то все они кипчаки-монголоиды, но останавливает свой выбор на единственном уроженце заволжской Кипчакии — эмире Кушарбеке. Согласно аз-Захири, автору весьма осведомленному и вхожему во дворец, на кандидатуре Кушарбека султан остановился исходя из того, что этот эмир был тюрком из Хорезма и ему в отличие от других эмиров были знакомы обычаи страны назначения — Золотой Орды34. Вывод: половцы не знали заволжских кипчакских обычаев и тамошнего придворного этикета. В Сарай-Берке, столице Золотой Орды на Волге, кипчакские порядки уже были не в чести, так как элита была монгольской. Вряд ли Кушарбек знал монгольский язык и тонкости монгольского протокола, но он был среднеазиатский кипчак и вырос уже при монгольской власти, а значит что-то знал, что-то видел. И многие монголы Золотой Орды уже успели выучить язык своих основных подданных — кипчаков.
Герб Бейбарса — это изображение идущего влево льва. Синдо-меотский (западнокавказский) звериный стиль оформился в оригинальное явление культуры еще в до-скифскую эпоху. Во времена Бейбарса мы обнаруживаем идентичное изображение (идущий влево лев) на чаше в одном из закубанских курганов Шитхаля. Совпадение не случайное: один период, один этнос, одна геральдика, один геральдический символ. Выше мы уже говорили о черкесском трилистнике на половецких шлемах.
Но, что действительно заставляет поверить в черкесское происхождение Бейбарса, так это обряд друидического погребения, который группа приближенных эмиров устроила ему сразу после его смерти. Тело султана положили в деревянный ящик и подвесили к потолку цитадели (по одной версии) или мечети (по другой версии). Обряд «воздушного погребения» был известен в Черкесии и Абхазии на протяжении 2,5 тысяч лет. В соавторстве с Б.С. Агрба мы достаточно подробно рассмотрели эту тему в разделе I.10. Здесь же отметим, что «воздушное погребение» было абсолютно не присуще кочевникам — кипчакам, татарам, монголам, ногайцам. В средневековой Черкесии так хоронили вождей; героев; лиц, особо сведующих в друидических ритуалах; тех, кто погиб от молнии; других выдающихся представителей общества. Соратники султана — Калаун, Тарамак, Билбак и другие эмиры — хотели оказать ему последнюю почесть, принятую в их племени — «воздушное погребение». Бибарс висел несколько суток, а факт его смерти тщательно скрывали. Затем он был как мусульманин погребен в мавзолее при мечети, построенной на его деньги, при его жизни.
Наконец, самое важное обстоятельство, свидетельствующее о черкесском происхождении половецкой элиты, состоит в том, что все без исключения мамлюкские источники говорят, что гвардия султана Калауна (1280–1290 гг.) называлась Бурджийа и была специально набрана им из черкесов. Бурдж и Бурч лингвистически одно и то же (вар.: бург, бурж, бурк, барчо, бирча и т.п.). Примеров мены дж-ч сколь угодно во всех языках и диалектах. Эта мена может быть убедительно показана на примере этнонима черкес, арабские формы которого: джаркас, шаркас, чаркас, джихаркас. Одна и та же фамилия, которую мы считаем происходящей от этникона Бурч (Бурчевичи) в кяхском варианте дает дж — Бырджь, а в кабардинском варианте — Быркlэ (кl=ч). Еще одна кяхская (бжедугская ) фамилия, Барчо, возможно восходит к этому этнониму. В начале XVI века два брата-черкеса, эмиры сотни, с фамилией Бурчи фигурируют в свите Кансава ал-Гаури35. С самого начала изучения мамлюков британские и французские востоковеды были введены в заблуждение легко напрашивающимся толкованием термина Бурджийа от арабского бурдж «башня». Отсюда и гвардия Калауна получила наряду с названием «черкесская» еще одно — «башенные мамлюки». Этот неверный штамп тем более не стали перепроверять, т.к. уже имелись так называемые «речные мамлюки» — Бахрийа, где бахр «река; море». Не заставил задуматься и тот факт, что наряду с Бахрийа был еще корпус Салихийа (по имени султана-аййубида ас-Салиха), воины которого всегда размещались в башнях каирской цитадели и их не называли «башенными мамлюками». Вне всякого сомнения, гвардия Калауна получила название Бурджийа не по араб. бурдж, а по этнониму Бурч-Бурчевичи. При восхождении на трон Калаун встал перед проблемой удержания власти. Понятно, что выход он нашел в массовом привлечении своих соплеменников-Бурчевичей, разметанных по всему Северному Причерноморью монголами за сорок лет до того (напомним, что бурчевический князь Бацимак вместе с асским князем Иджисом потерпел поражение и был казнен Менгу-кааном в 1240 г.). Обычно сообщается о том, что Калаун набрал 12000 гвардию, но педантичный Айалон уточняет эту цифру — 3700 всадников к концу правления Калауна36. Новый элитный кавалерийский корпус находился полностью на содержании Калауна и должен был стать, как он сам пояснял, «опорой для меня, моих детей и (всех) мусульман»37. Арабы-современники с готовностью усвоили второе название черкесской гвардии; видимо, очень немногие из арабов с самого начала знали о существовании племени Бурч и о принадлежности к нему Калауна и его гвардейцев. В масштабах всей страны этого знания естественно не было, а в XIV в. лишь один только ал-Айни имел точное представление о происхождении первых султанов.
В период правления сына Калауна Халила численность черкесов достигла 5700 и он намеревался довести их число до 10 тысяч38. Черкесские-бурджийские мамлюки получили в этот период еще и название «ашрафийа» — по тронному имени Халила.
Первое серьезное столкновение между бахритами и бурджами произошло в 1293 г., когда султан Халил был убит в результате заговора, организованного наместником (наибом) Египта эмиром Бейдара. Черкесские мамлюки во главе со своим эмиром Тугджи (Такаджи) выступили против мятежников, разгромили их, убив при этом Бейдара и еще нескольких высокопоставленных тюркских эмиров из его окружения. Вслед за этим, черкесы возвели на трон 9-летнего сына Калауна Насир Мухаммада. Тем не менее, междуусобная борьба на этом не прекратилась. Два наиболее высокопоставленных тюркских эмира — атабек (т.е. главнокомандующий) Китбуга (хотя он не был тюрком, а был монголом из племени ойрат) и визирь (т.е. премьер-министр) Санджар — вступили в борьбу за лидирующее положение при малолетнем султане. Санджар сделал ставку на черкесскую гвардию, на которую в день тратил астрономические суммы — до 80 тысяч динаров. Он заявил черкесам, что всякий из них, снявший голову эмира из группировки Китбуги, получит «дом, водоемы и икта (т.е. поместье) убитого».
В правление Насира Мухаммада из черкесских мамлюков выдвинулись эмиры сотен и наместники отдельных провинций Сирии и Египта. При обеих вторжениях монгольского императора Ирана Махмуда Газана (1299, 1303) черкесские мамлюки сыграли решающую роль в их разгроме, что отмечается в хронике Макризи, а также в современных исследованиях Дж. Глабба, А. Хакима, А. Хасанова. Эти военные заслуги чрезвычайно повысили авторитет черкесской общины. Общепризнанный лидер бурджийского корпуса эмир Бибарс Джашнакир занял пост визиря и, затем, султана39.
Весьма характерно, что самый сильный лидер черкесского корпуса носил это имя. В домонгольской истории половцев это имя (в рус. вар. Бегубарс) особенно часто носили именно князья Бурчевичи. Черкесо-тюркские (в качестве тюрок фигурируют в основном кипчаки и монголы-татары при главенствующей роли вторых) отношения в Египте XIV века определяли основные события внутриполитической истории. Анализ источников показывает, что это были неуклонно враждебные отношения: о черкесах сообщается, как о «племени чуждом и противном Атраку» (Атрак — тюркская община, прим. С.Х.), стремящемся к достижению высшей власти; черкесы — это «люди с жаждущими власти душами», и т.п. отзывы египетских хронистов40. В целом, султаны-Калауниды благоволили к черкесам, привлекая их в большом числе в ряды гвардии и армии. В XIV веке бурчевичи теряются в массе черкесов, представителей многочисленных кланов и княжеств Северо-Западного и Центрального Кавказа. Напомним, что на XIV век падает пик территориального и, видимо, численного роста Черкесии: на севере границы доходят до Дона, а на востоке черкесы-кабардинцы занимают все земли исторической Алании и доходят до Сунжи. Последние упоминания о корпусе Бурджийа относятся к 1340 г. — можно предположить, что и этнически бурчевичи перестали существовать к этому времени. Следующие успехи черкесских мамлюков связаны уже с уроженцами причерноморских горских обществ Зихии. Таковым был и Баркук, сместивший последнего Калаунида.
Во всей этой истории с Бурчевичами невыясненным остается очень важный вопрос — об этимологии самого этого этнонима. Конечно, происхождение этнонима еще ничего не говорит об этнической природе тех, кто его «носит». Мы видим это и на примере этнонима «черкес». Тем не менее, прояснение лингвистической среды, давшей основу бурч, представляется важным аспектом темы. Ни славянская речь, ни тюркская не имели слова бурч или любых других его возможных форм — бурж, бург, борг, берг, бурдж, бордж, и т.п. Таким образом, ни кипчаки, как рядовой состав половцев, ни русские, скорее всего, не имели отношения к «запуску» этого термина в оборот. Форма Бурчевич (как и бурджоглы у ал-Айни) показывает, что русские лишь адаптировали это название в свою речь, скорее всего, не зная смысла. Мена ч-дж-г явление частое и можно предположить в бурч именно бург «замок; башня». Учитывая, что под вежами подразумевались в том числе и башни, приходим к парадоксальному выводу: гвардейцы Калауна все-таки не случайно получили имя «башенных мамлюков», так как их костяк, Бурчевичи, и есть обитатели башен, «башенные» половцы. Русские XI–XII веков знали немецкое слово burg, но вряд ли стали бы его припоминать для обозначения одной из половецких группировок. Значит эту «этикетку» на соплеменников Бейбарса и Калауна повесил кто-то другой. Германское название в Северном Причерноморье могли выдать только крымские готы — остатки Готской державы III–IV веков н.э. на Украине. Крымские готы сохраняли свой язык и культурную идентичность вплоть до XV века и даже служили в гвардии первых Гиреев. Но была еще одна группа готов, осевшая в западной Зихии в V веке н.э., ассимилировавшая синдов (Синдику стали называть Эвдусией), но затем растворившаяся в адыгской среде. Так, что этноним бурч вполне мог появиться как итог готско-черкесских связей. На дальнейший анализ этого этнонима нас сподвиг труд выдающегося украинского лингвиста Василя Чапленко «Основы адыгейской теории» (Мюнхен, 1972): «Это слово («берег» — прим. С.Х.), без сомнения, родственно не только с немецким «Berg» (гора), но и с «Burg» (замок). Все эти слова родственны между собой только через отдаленного общего этимологического «предка», который может быть с легкостью реконструирован с помощью адыгейского «ключа». В адыгейских языках есть слова «бгы» (гора, горы), «бэгу» (прыщ), «бэга» (пухлый), «бэгын» (пухнуть) и в этих словах есть семантика того, что могло быть в первичном значении горба, горы, крутого берега — набухание, разростание (у гуцулов есть поверье, что горы «ростуть») земли. Об этом же свидетельствует украинское слово «бганка», восходящее к адыгейскому «бга». Эти адыгейские слова также, как и слова «берег», и «Berg» свою первичную основу имеют в адыг. «бэ», что первично и означало «то, что выросло»»41. Бгы в ряде случаев приобретает формант -р: бгыр (гора), бгырхэр (горы), бгырысхэр (горцы). Готы закономерно исказили адыг. бгыр, в свое berg, а от них это слово перешло к славянам. А в эпизоде с Бурчевичами могло иметь место прямое заимствование из адыгского, тогда бурч < бург в косожских и аланских надписях передается не только звук к, но и къ, видеть в названии Кууай, в корне куу, ассимилированное къыу-къуу «лебедь». Тюрк. къуw «лебедь» в черкесский язык заимствовано настолько давно, что ныне факт его заимствования почти уже забыт. Если в названии Кууай заключено коренное слово къыу–къуу «лебедь», то при общераспространенном черкесском аффиксе для обозначения племенных названий -ей (-ай) этноним нашей надписи будет иметь значение: «лебедяне», а занимаемая ими территория — «Лебедия». Здесь невольно приходит на память Константин Порфирогенит с его «De Administrando Imperio» в котором Lebedia, как это установлено исследователями, представляла собой территорию в Северном Причерноморье, занимаемую пришедшими сюда из-за Волги мадьярами и жившими здесь примерно с 30-х годов IX столетия до конца его. Из сочинения Константина Порфирогенита мы узнаем, что Lebedia иначе называлась Atelkusа и что эта «местность… (так) называется по имени протекающей там реки Etel и (так же) Kousou». Ч.А. Макэртней установил, что после Волги и ее притоков именем Etel (Atel) назывался Дон и что так он назван в мадьярских источниках, а отсюда мы позволим себе высказать предположение, что под Kousou следует понимать второе тюркское название Дона, несколько искаженное в произношении информатора Порфирогенита. Здесь должно было быть къуwсу «Лебежья река», тогда как Lebedia явно имеет своим источником славянскую речь.
Когда появилось это название и как долго оно просуществовало, судить трудно, но поскольку, как это видно из нашей надписи, в низовьях Дона обитало косожское племя Кууай «Лебедяне», оно, по-видимому, получило это местное название от названия реки, а не наоборот. Сказать что-либо большее при данных источниках невозможно, как трудно заключать и о том, насколько рано обосновалось и сколь долго жило здесь племя Кууев»51. И тем не менее, такая возможность существует, если мы попробуем сопоставить Кууев Турчанинова с коуями (ковуи, куи и другие формы) русских летописей XI–XII веков, одним из этнических соединений, входивших в состав Черных Клобуков. Коуи занимали земли в Поросье и в Черниговском княжестве («коуи черниговские» под 1185 г.). Черкесская атрибуция Клобуков, о которой говорит русская летопись и о которой мы подробно рассуждали выше, подтверждается и великолепным лингвистическим, и источниковедческим анализом Турчанинова. Коуи XI–XII вв. и есть те самые «Лебедяне», сидевшие до X века в устье Дона — «Лебежьей реки». Если в имени Калаун начальное Ка- связано с черкесским къыу «лебедь», то тогда герб этого султана закономерен в виде стилизованного изображения лебедя52. Вполне возможно, что коуи и бурчевичи этнически были ближе друг другу, чем к остальным субэтносам степного черкесского сообщества.
Дешифровки Турчанинова демонстрируют нам полнокровный черкесский язык. Мы убеждаемся в том, что черкесская речь звучала в Степи на протяжении веков и что черкесы являли собой такую культурную общность, которая заботилась о сохранении и воспроизводстве собственной этничности. «Косожский язык надписей на флягах, — подчеркивает Турчанинов, — оказался также полнокровен, как и аланский язык надписей на камнях Маяцкого городища на Дону. И здесь о языковой ассимиляции не может быть речи»53.
Изучение этнической истории мамлюков, которая обычно рисуется крайне упрощенно, оказывается невозможно без привлечения большого числа источников по этнической истории Северного Причерноморья. Стереотипное и весьма поверхностное восприятие половецкой культуры, как некоего тюркского монолита, было заимствовано в мамлюковедение и дало столь же шаблонный взгляд на происхождение первых султанов. В рамках данного очерка, как кажется, удалось доказать полиэтничность Кумании, присутствие в ней алан (осетин), славян, черкесов и асов (абазин). Сохранились также финно-угорские, еврейские, армянские и греческие поселения. Мы можем говорить и о готском (германском) влиянии на половецкое сообщество, а также об инфильтрации, помимо черкесов, асов и алан, других северокавказских этнических групп — вайнахов, горцев Дагестана. Половцы — исключительно полиэтничная общность, ни разу не объединившаяся в унитарное политическое образование (по типу тюркских ханств) или какое-то его подобие. Социальная организация половцев — клановая, то есть горская. Черкесы, если и не составляли всю элиту половцев, то, по крайней мере, представляли ее значительную часть. Кипчаки пришли не на пустое место, а в регион, в котором черкесы, асы и аланы всегда занимали важнейшие позиции (ландшафтные, военно-политические) и проживали в большом числе.

Самир Хотко