«КАВКАЗСКИЙ ТОЛМАЧ» (1891 г.) И Р. ЭРКЕРТ (1895 г.) О ЧЕРКЕССКОМ (АДЫГЕЙСКОМ) ЯЗЫКЕ

По указанию императрицы Екатерины II, было начато составление «переводчика» с русского на главнейшие кавказские языки. Этот «переводчик» составлялся долго, и он увидел свет лишь в 1891 г. под названием «Кавказский толмач»1. Его общим редактором был А.В. Старчевский. «Кавказский толмач» был предназначен в основном для военнослужащих и чиновников, начальствующих в кавказском регионе. Екатерина II считала необходимым знание языка и культуры подданных России народов для усмирения их буйного нрава и подчинения их российским порядкам. Нужно отметить, что царица почему-то считала уже подданными кавказские народы России и ее Величеству.

«Кавказский толмач» по своему содержанию и форме был необычным. Он содержал не только двуязычный (русско-иноязычный) лексикон, но и краткие грамматические заметки, извлеченные из ранее созданных работ разных авторов. Таким образом, дается материал почти для каждого кавказского языка. В силу этого получился непомерно большой объем книги. Толщина «Кавказского толмача» составляет около 10 см при обычном формате книги. Адыгейский материал, называемый «Черкесский язык (адыге)», занимает в книге страницы 674-680. В ней дается и кабардинский материал. В подаваемом лексическом материале и грамматических заметках мало нового дается, так как составители и редакторы ориентировались лишь на практическое использование уже существующих публикаций по описанию наиболее употребительных лексем и грамматических схем.

В «Кавказском толмаче» дается около 250-300 лексем, переведенных с русского на адыгейский язык. Грамматические заметки по адыгейскому языку ориентированы в основном на «Краткую грамматику.»2 адыгейского языка Л. Люлье. Возможно, составители пользовались и «Букварем черкесского языка»3 У. Берсея, рукописью Ш.Б. Ногмы «Начальные правила кабардинской грамматики»4 и «Черновыми заметками о черкесском языке»5 П.К. Услара.

В грамматических заметках по черкесскому (адыгейскому) языку составители «переводчика» констатируют отсутствие грамматической категории рода в этом языке. Они описывают категорию числа Падежную систему имени адыгейского языка дают почти по схеме Л. Люлье У.Х. Берсея, т.е. именительный, родительный, дательный, винительный, звательный, творительный, предложный. В «Кавказском толмаче» отмечается наличие в адыгейском языке имени прилагательного. Основной грамматической категорией имени прилагательного признается образование степеней сравнения. Показателем образования превосходной степени является частица «дэд» (дэхэ дэд «очень красивый»). Другой грамматической категорией имен прилагательных является категория падежа, одинаково присущая и именам существительным. Деклинационная система и способы их изменения аналогичны у имен существительных и прилагательных. В краткой грамматической заметке по адыгейскому языку даются образцы склонения личных, вопросительных, притяжательных и указательных местоимений. В отличие от склонения имен, местоимения изменяются, как пишут составители, по шести падежам. В системе склонения местоимений отсутствует форма звательного падежа. Что же касается других разрядов местоимений, то они, по мнению составителей, имеют лишь форму творительного падежа, т.е. прямо по Люлье.

В адыгейском глаголе составители отмечают возможность изменения этого класса слов по лицам и временам. Как пишут авторы заметки «Черкесского языка (адыге)», адыгейский глагол может изменяться по пяти «типам склонения» (видимо, по пяти «типам спряжения»). Темпоральная категория адыгейского глагола, как отмечают авторы заметки, различает три вида — настоящее время, прошедшеевремя и будущее время.

Данный труд может и не дает ничего нового в продвижении разработки адыгейского языка, но он является фактом краткого описания грамматики и лексики адыгейского языка, рассчитанного на определенный круг читателей. Кроме того, этот труд явился как бы итоговым в пропаганде описанных адыгских материалов до их издания. В этом плане мы сочли нужным упомянуть об этом труде (о «Кавказском толмаче»).

В 1895 году в Вене издается книга Р.Эркерта «Die Sprachen des Kaukasischen Stammes»6, в которой имеется раздел под названием «Grammatische zu ben tscherkessishen Dialecten» . В данном разделе Р. Эркерт констатирует грамматические реалии адыгейского языка, отмеченные до него другими исследователями. Он указывает на отсутствие грамматической категории рода в адыгейском языке, неоднократно подчеркнутая реальность этого положения его предшественниками. Однако он упоминает различие полов конкретными словами: самец - самка, не имеющее ими никакого значения для грамматической категории рода. Сематическое или естественное различение полов, разумеется, сам Р. Эркерт не причисляет или не приравнивает к грамматическим категориям. Более того, он относит к подлинно грамматическим категориям слова, облеченные определенными показателями или формантами — выразителями альтернативных грамматических категорий.

Адыгейские падежные окончания -р и -м трактуются Р.Эркертом выразителями определенности имен, т.е. они признаются им определенными (определительными) артиклями. При этом Р. Эркерт не показывает нулевой вариант (альтернативный вариант) этих маркированных «артиклями» именных форм. Другими словами, Р. Эркерт за -р и -м не признает значения падежного окончания, и формы, образуемые ими, по его мнению, не выполняют функции субъектов — подлежащих и объектов — дополнений в синтаксических конструкциях. Однако это не мешает ему утверждать, что во всех черкесских диалектах в родительном и дательном падежах появляется падежное окончание -м8. Здесь, по его мнению, допустимо наличие грамматической омонимии, т.е. совмещение форматом -м функции артикля и падежного окончания. Как кажется Р.Эркерту, формант-м приобретает грамматическое значение лишь в случаях пребывания слова с аффиксом -м в позиции косвенного объекта, т.е. при выражении им «косвенных отношений». Можно предположить, что Р. Эркерт не допускал даже возможности пребывания словоформ с -р или -м в позициях агенса (т.е. действующего лица — подлежащего). Отдельные формы, выражающие в предложении отношения его членов, Р. Эркерт подводит под категорию падежа. В этом плане он выделяет следующие падежи: адессивный, винительный, местный, совместный, творительный, а также послеложный.

Как отмечает Р. Эркерт, в адыгейском языке имена изменяются по числам. Однако он описывает лишь формы множественного числа, без указания на альтернативную «форму» (т.е. нулевую форму) единственного числа имени. Р. Эркерт указывает на сложную систему временных форм глагола в адыгейском языке, где имеются формы настоящего времени, аориста, имперфекта, перфекта, плюсквамперфекта I, II, и III, будущего времени. Однако, следует заметить, что временные формы, приводимые им для иллюстрации описываемой категории, по форме являются кабардинскими. Вообще Р. Эркерт порой путает адыгейский язык или адыгейские примеры не только с кабардинским (что само по себе не странно), но и с татарским языком. По этой причине я не согласен с теми исследователями, которые причисляют Р. Эркерта к адыговедам.
В своей монографии Р. Эркерт выделяет в адыгейском языке следущие формы глагольной категории наклонения: консекутив, кондиционалис, императив, значения которых не совсем понятны и грамматическое образование форм этих наклонений четко не определено.

Пройти мимо грамматических штудий Р. Эркерта и материала в «Кавказском толмаче» при исследовании и описании истории развития адыгейского языка просто нельзя, хотя бы потому, что эти издания имели своих читателей, которые так или иначе знакомились с адыгейским языком и узнавали, может быть, о существовании адыгейского языка, носителем которого является адыгейский народ. Да и кроме того, эти труды пропагандировали описательный уровень тогдашних исследований по адыгейскому (черкесскому) языку.