СОБЫТИЯ В УБЫХИИ В 1840-1841 гг.

СОБЫТИЯ В УБЫХИИ В 1840-1841 гг.
История
zara
Фото: Адыги.RU
01:39, 30 январь 2020
4 825
0
В результате десантных операций русских войск в 1837-39 гг. на территории Убыхии оказываются два сильных военных укрепления - Головинское в устье Шахе и Навагинское в устье Сочи и еще два в непосредственной близости от границ Убыхии - Лазаревское в устье Псезуапсе и «Святого духа» на Адлерском мысу в устье Мзымты. Создание этих береговых русских крепостей увеличило реальную угрозу вторжения во внутренние районы Убыхии, куда еще никогда за всю историю страны не ступала нога противника.
СОБЫТИЯ В УБЫХИИ В 1840-1841 гг.
В результате десантных операций русских войск в 1837-39 гг. на территории Убыхии оказываются два сильных военных укрепления - Головинское в устье Шахе и Навагинское в устье Сочи и еще два в непосредственной близости от границ Убыхии - Лазаревское в устье Псезуапсе и «Святого духа» на Адлерском мысу в устье Мзымты. Создание этих береговых русских крепостей увеличило реальную угрозу вторжения во внутренние районы Убыхии, куда еще никогда за всю историю страны не ступала нога противника. Одновременно береговые укрепления и русские военные крейсеры оборвали связи с турецкими контрабандистами и почти полностью лишили возможности убыхов, во-первых, сбывать основной предмет их экспорта - рабов и невольниц, захватывавшихся в набегах на соседние племена, Абхазию и станицы Кубанской кордонной линии, и, во-вторых, получать из Турции необходимые товары и оружие. Поэтому неудивителен тот ожесточенный отпор, который встретили русские войска при высадке десантов на земле Убыхов и в последующий период существования возведенных крепостей, находившихся в постоянной блокаде. В результате создалась такая обстановка, что русское командование вынуждено было постоянно пополнять гарнизоны береговых укреплений, таявших в оборонительных боях в условиях постоянной осады и от болезней (малярия, цинга и др.) Планировавшиеся вылазки из укреплений внутрь страны оказались практически невозможными. Все усилия сводились уже в основном не к продвижению вперед, а к удержанию занятых береговых пунктов.

Сравнительно легкое овладение фортом Лазарева при штурме 7 февраля и Вельяминовским укреплением 29 февраля 1840 г. произвело на шапсугов и убыхов сильное впечатление. Уверившись в своих силах, 10 марта они в большом числе подступили к форту Головинскому. Начальник гарнизона успел сообщить командованию о грозящей опасности и просил прислать подкрепление. Немедленно на пароход «Могучий» в Анапе была посажена седьмая мушкетерская рота тенгинцев в составе 113 человек, и к вечеру 13 марта высажена в устье реки Шахе.

Несмотря на прибытие в крепость подкрепления, убыхи предложили начальнику гарнизона сдаться добровольно, напомнив об участи, постигшей форт Лазарева, но получили категорический ответ, что следующие посланцы будут повешены, а форт будет защищаться до последнего. Всю ночь гарнизон провел на валах, исправляя повреждения и ставя по дну рва палисады и рогатки. В 11 часов вечера убыхи попытались было скрытно подползти к укреплению, но обнаруженные сторожевыми собаками были отогнаны картечным выстрелом артиллерии. В два часа ночи они уже открыто произвели нападение на восточный фас и бастион № 3, где были расположены тенгинцы. После часовой ожесточенной схватки убыхи отступили со значительными потерями.

Потерпев эту временную неудачу у Головинского форта, собравшиеся отряды убыхов и шапсугов ринулись вновь на север к укреплению Михайловскому, находившемуся на месте современного поселка Архипо-Осиповка, в устье реки Булан. Укрепление Михайловское считалось наиболее мощным фортификационным сооружением на всем Черноморском побережье Кавказа.

В донесении от 3 апреля 1840 года Г.И. Филипсон сообщал М.П. Лазареву о захвате горцами Михайловского укрепления следующее: «... 22 числа прошлого месяца взято горцами укрепление Михайловское... В укреплении Михайловском было 2 роты Черноморского линейного №5 (ныне 6) батальона, 6-ая мушкетерская рота Тенгинского и 6-ая мушкетерская рота Навагинского полков. Воинским начальником был штабс-капитан Лико, офицер храбрый и распорядительный. Гарнизон имел 480 здоровых и 20 слабых, всего 500 человек под ружьем; дух как офицеров, так и нижних чинов был отличный, съестных и боевых припасов в излишестве. Сделаны были распоряжения к упорной защите укрепления. Линия огня оного имела до 540 саж. длины, фигура продолговатая, растянутая на 200 саж. Воинский начальник сделал вокруг порохового погреба в северо-восточном углу перерез, вооружив его 3 орудиями, чтоб защищаться там, если даже неприятель ворвется в укрепление.

Как говорят и лазутчики, один выбежавший и один выкупленный солдаты (последние оба изранены), горцы 20 и 21 марта давали знать через переговорщиков, что возьмут укрепление на другой день, и два раза присылали сказать, что атака отложена до другого дня. Гарнизон был в полной готовности.

22 марта, когда совершенно рассветало, толпы горцев хлынули мгновенно из ущелий с восточной стороны прямо на укрепление. Первый приступ был отбит, неприятель потерпел большой урон от картечи. Потом еще два раза горцы возобновляли нападение; толпы их беспрестанно увеличивались. После сделалось известно, что их было до 20 тыс. В продолжение трех часов не умолкала канонада, гарнизон тоже терял людей от ружейного огня, наконец, последний отчаянный напор горцев заставил гарнизон отступить в редут. Воинский начальник приказал загвоздить орудия, зажег провиантские бунты, сомкнул остатки гарнизона в колонну и отступил в редут. Толпы горцев ворвались в укрепление и скоро наполнили оное. Упорная защита редута продолжалась, наконец, последние три орудия замолкли, слышна была одна ружейная пальба. Воинский начальник поставил надежных людей к пороховому погребу, дал им заряженные гранаты и приказал зажечь и бросить их в окно погреба, когда в редуте останется слишком мало людей.

Толпы горцев теснили более и более редут; задний били и рубили своих передних; большая часть горцев были пьяны. В редуте осталось человек 10 гарнизона, остальные были убиты и ранены. Тогда исполнено отчаянное приказание воинского начальника, - пороховой погреб взлетел на воздух и похоронил под развалинами горсть храбрых защитников.

Выбежавший из плена казак, взятый в блокгаузе, рассказывает, что перед взрывом замолкла ружейная пальба, слышны были только крики горцев, которые стеснились в укреплении и, сверх того, усыпали всю долину вокруг оного. Взрыв был ужасен: до 200 пуд. пороху было в погребе, не считая чиненых гранат. После взрыва, говорит казак, небольшие кучки горцев выбежали из укрепления в разные стороны; остальные там и погибли. Бревна погреба разметало сажен на 200. Когда казака вели в плен мимо укрепления, то он видел огромные груды черкесских тел, а ров укрепления был ими завален. Лазутчики сказывают, что при переходе через ров, на дне коего были набиты в досках гвозди, человек 300 или погибли на гвоздях или были ими изуродованы. Вот все, что известно доселе об этом подвиге»1.

Через несколько месяцев бежавшие из плена и выкупленные участники обороны Михайловского укрепления рассказали подробности разыгравшейся здесь трагедии. В середине марта командиру гарнизона Михайловского укрепления капитану Лико сообщили о падении Лазаревского, а затем и Вельяминовского укреплений. Лико собрал на военный совет офицеров и солдат-ветеранов; было решено крепость не сдавать ни при каких обстоятельствах, а в случае невозможности удержать укрепление - в самый последний момент взорвать пороховой погреб и нанести неприятелю максимальный урон. Взорвать погреб вызвался рядовой Тенгинского полка, участник Турецкой и Персидской компаний Архип Осипов. И когда штурмовавшие укрепление горцы прорвали оборону и окружили остатки гарнизона в редуте, устроенном у порохового погреба, Архип Осипов сдержал свое слово. С горящим факелом он пробрался в пороховой погреб и взорвал его.

В 1876 г. на месте этого трагического события был сооружен памятник - огромный чугунный крест с надписью на пьедестале: «Рядовому Архипу Осипову, погибшему во славу русского оружия 22 марта 1840 года в укреплении Михайловском». На месте бывшего Михайловского укрепления в 1864 году была основана станица Вуланская, в 1889 году переименованная в Архипо-Осиповскую. Первыми поселенцами были кубанские казаки.

Успеху восстания убыхов и причерноморских шапсугов в начале 1840 года способствовала развернувшаяся еще с 1837 года активная деятельность англо-турецких эмиссаров и контрабандистов, поставлявших горцам оружие и боеприпасы, распространявших среди них слухи о скорой новой войне между Турцией и Россией и обещавших им военную помощь со стороны Турции и европейских держав. Характерно, что в этом же 1840 году в Чечне произошло восстание, а в Дагестане вновь начал усиливаться Шамиль, потерпевший было поражение в 1839 г. под Ахульго. Однако в этот период борьба за независимость на Западном и Восточном Кавказе сколько-нибудь тесных связей не имела. Целый ряд официальных русских военных документов свидетельствует о ведущей роли убыхов в выступлениях причерноморских племен в 1840 г. против российской экспансии.

Военный министр граф Чернышев, получив известие о разгроме нескольких укреплений Черноморской береговой линии, 12 апреля 1840 г. приказывает командующему Отдельным Кавказским корпусом «немедленно направить карательную экспедицию в землю убыхов... жечь и уничтожать их посевы, жатву и запасы». Генерал Раевский в рапорте Чернышеву от 16 июля 1840 г. пишет о необходимости «более решительно действовать против убыхов», и далее сообщает: «Мы едва можем защищать Абхазию, пока убыхи в связи с джигетами. Из этого следует необходимость принудить сих последних к немедленной покорности, а потом объединенными силами джигетов и Абхазии, поддержанными нашими войсками, действовать решительно против убыхов »1.

Однако к маю 1840 г. восстание горцев южного склона Западного Кавказа пошло на убыль. Уничтожив ближайшие русские береговые укрепления, шапсуги и натухайцы посчитали, что обеспечили независимость своих аулов и общин. Их боеспособность и смелость уменьшались по мере удаления от родных мест. Шапсуги северного склона и абадзехи вообще почти не поддержали восстания.

В мае 1840 г. путем новых десантных операций русскими войсками вновь были заняты Вельяминовское и Лазаревское укрепления. Причем из последнего была отправлена карательная экспедиция по долине реки Псезуапсе, в результате которой было сожжено 13 шапсугских аулов общества гоев с уничтожением всех виноградников и насаждений.

При вторичном занятий десантными операциями укрепления Черноморской береговой линии были восстановлены, усилены, гарнизоны увеличены, сформированы 4 батальона подвижного резерва, улучшено довольствие всех войск и устройство санитарной части. В распоряжение начальника Черноморской береговой линии была передана целая эскадра, состоявшая из 4 пароходов, 6 военных транспортов и 40 азовских баркасов, вооруженный каждый восьмифунтовой каронадой. Сверх того всегда готова была оказать помощь береговым крепостям русских войск крейсировавшая вдоль берегов эскадра Черноморского флота.

Не рассчитывая более на шапсугов и натухайцев, убыхи стремятся обеспечить себе поддержку на юго-востоке и пытаются привлечь к восстанию садзов-джигетов, ахчипсув-цев, аибгинцев, дальцев и цебельдинцев. 17 октября 1840 г. Раевский сообщает: «Цебельдинцы подстрекаются убыха-ми... В Абхазии часть народа готова восстать против владетеля и присоединиться к убыхам».1

Осенью 1840 г. Хаджи-Берзек с 2500 убыхами и ахчип-совцами захватывает устье Бзыби и одновременно посылает гонцов к дальцам в Кодорское ущелье. Однако дальнейшим решительным действиям Хаджи-Берзека в Абхазии помешали противоречия с другими представителя убыхской племенной знати во главе с предводителем сочинских убыхов Аубла Али-Ахметом, стремившимся к примирению с русскими.2 В этом походе Хаджи Берзек ограничился опустошением Цан-дрипша, наказал тем самым цандрипшских князей за их вступление в русское подданство незадолго перед этим. Но угроза нападения убыхов на Абхазию продолжает сохраняться; об этом свидетельствует рапорт генерала Раевского военному министру от 23 ноября 1840 года: «По собранным мною сведениям, убыхи с единомышленниками своими обратятся нынешнюю зиму не на 1-отделение (Черноморская береговая линия была разделена на 2 отделения: 1-ое от Анапы до Навагинского укрепления и 2-ое от Навагинского до Ингура - В.В.), а на Абхазию... Все заставляет думать, что Хаджи-Берзек преимущественно обратится на Абхазию, где он не найдет сопротивления, где ожидает его надежда взволновать край против нас, а во всяком случае добыча гораздо богаче, чем в укреплении, хотя мы можем надеяться на преданность Владетеля Абхазии, но есть часть народа, которая готова восстать против него и присоединиться к убыхам. Вторжение Хаджи-Берзека будет сигналом восстания Абхазии, Цебель-ды, Самурзакани, восстания, которое остановится только на границах Мингрелии, Имеретии и подвергнет разорению ту и другую. Тогда что будет стоить вновь покорение Абхазии, Цебельды и Самурзакани... Десятилетие спокойствия не должно вводить нас в заблуждение, тогда мы еще не занимали восточного берега, тогда еще занятием Субаши и Сочи в земле убыхов мы их не вооружили против себя...»1

Раевский просит военного министра усилить абхазские гарнизоны еще одним линейным батальоном и одновременно расположить в Новороссийском укреплении Тенгинский пехотный полк, как резерв береговой линии для оказания экстренной помощи укреплениям, против которых возможны в предстоящую зиму новые выступления горцев.

Просьба, изложенная Раевским в рапорте военному министру была удовлетворена. Абхазские гарнизоны Сухума, Гагр, Бомбор и других укреплений были усилены. В конце декабря 1840 г. против восставших дальцев была двинута карательная экспедиция под начальством полковника Муравьева2. В январе 1841 года дальские повстанцы были разгромлены, все жители выселены, а жилища их и запасы сожжены. Часть отряда Муравьева, состоявшая из трех рот Тенгинского полка была двинута в сторону Бзыби для предотвращения помощи дальцам со стороны убыхов, так как в это время авангарды убыхов, обойдя Гагринское укрепление по горным тропам, действительно концентрировались в Бзыбском ущелье.

В середине февраля 1841 г. отряд убыхов, численностью около 1000 человек, под командованием Берзека Керан1 туха, (племянника Хаджи-Берзека - В.В.) совершил глубокий рейд по Бзыбской Абхазии, опустошил селение Отхары, принадлежавшее владетелю Абхазии князю Михаилу Шер-вашидзе. На обратном пути 20 февраля этот отряд атаковал Гагринское укрепление, но был отбит орудийным огнем.1

Одновременно убыхи держат в осаде береговые укрепления, к тому времени восстановленные повторными десантными операциями после захвата горцами (Лазаревское, Велья-миновске, Михайловское) или усиленные (Навагинское, Головинское и «Св. Духа»). В начале 1841 г. командир Отдельного Кавказского Корпуса генерал Головин доносил военному министру: «Между укреплениями Лазарева и Головинским имеют они несколько орудий, к которым приучают артиллеристов с намерением бомбардировать оба эти укрепления. Между фортами Головинским и Навагинским горцы в довольно значительном сборе и беспрестанно выстрелами тревожат по ночам как то, так и другое укрепления...»2

В 1841 году убыхи и шапсуги продолжали свои нападения на береговые укрепления. Почти все эти нападения возглавлял неутомимый Хаджи-Берзек, хотя и достигший уже 80-летнего возраста, но заряжавший всех своей неукротимой энергией.

В начале января 1841 года Хаджи-Берзек, собрав отряд численностью до 2000 человек, подступил к восстановленному Вельяминовскому укреплению, но при штурмах 5 и 8 января потерпел наудачу. Тогда, усилив отряд до 3000 человек, он направил часть этих войск грабить селения в Абхазии, а сам 9 февраля ринулся на форт Лазарева. 12 и 13 февраля убыхи и шапсуги произвели стремительные атаки и были близки к захвату укрепления, но благодаря стойкости и мужеству гарнизона были отбиты с большим уроном.

Захватив в прошлом году орудия в разгромленных укреплениях, Хаджи-Берзек надеялся их теперь использовать в новых нападениях. Пороха и снарядов у горцев также было достаточно. Искусно замаскировав свои орудия на окружающих залесенных высотах, убыхи постоянно держали Навигинское и Головинское укрепления в осаде, в результате до предела утомленные гарнизоны вынуждены были круглые сутки находиться в состоянии постоянной готовности к отражению нападения.

В апреле 1841 года под влиянием владетеля Абхазии князя Михаила Шервашидзе феодальная верхушка джигетов (князья Хамыш, Гечь, Цанба, Чуу и др.) выразили покорность русской администрации на Кавказе и на территории Джигетии было образовано так называемое джигетское приставство, вошедшее в состав Абхазии. Первым приставом был назначен С.Т. Званба, оставивший нам оригинальный труд «Зимние походы убыхов в Абхазию» - один из немногих источников об этом своеобразном народе. Джигетское приставство простиралось от Гагр до Хосты и это внезапное вклинивание новых российских владений к самым границам приморской Убыхии было для самих убыхов явлением в общем-то неожиданным. К тому же сочинский владетель Облагу Али-Ахмет также тяготел к сближению с Абхазией и, находясь под огнем батареи Навагинского укрепления, в любой момент мог принять русское подданство.

Хаджи-Берзек решил предпринять карательные меры против джигетов, чтобы снова склонить их на свою сторону. Узнав о готовящемся нападении, джигеты обратились за помощью к Муравьеву, который не замедлил направить усиленный отряд к укреплению «Св. Духа». Внезапное появление русского отряда на границе убыхской земли произвело на убыхских предводителей большое впечатление и они, чтобы остановить дальнейшее движение отряда в создавшейся обстановке, пошли на переговоры с русской военной администрацией на Кавказе.

Определенную роль при этом сыграл Михаил Шервашидзе, находившийся в близких отношениях с самим Хад-жи-Берзеком; в детстве он воспитывался в семье Хаджи-Бер-зека и согласно родовому обычаю аталычества, считался его названным сыном.

Первая встреча убыхских предводителей во главе с Хад-жи-Берзеком с новым начальником Черноморской береговой линии генералом Анрепом состоялась 9 мая 1841 г. в укреплении «Св. Духа». Встреча происходила в присутствии Михаила Шервашидзе, Каца Маана и ряда других абхазских феодалов. В ходе переговоров среди убыхских делегатов выявились резкие разногласия. Предводитель сочинских убыхов Облагу Али-Ахмет, владения которого простирались между устьями рек Сочи и Хоста, был сторонником мира с русскими и выразил желание немедленно «принести покорность», приняв русское подданство. Его противниками были «убыхи из Вардане и из окрестностей укрепления Головинского, которые поддерживали закоренелую вражду своих соплеменников».1 Хаджи-Берзек и его племянник Берзек Керантух в этот период также были готовы к капитуляции перед Россией, хотя во время официальных переговоров не высказывались об этом.

Генерал Анреп сообщает, что Берзек Керантух «дал мне и владетелю Абхазии слово за себя и за дядю, что у убыхов не будет такого сборища, которое могло бы быть опасно покорившимся. Вообще керантух показался мне человеком замечательным и могущим в последствии быть для нас весьма полезным»2.

Эти переговоры закончились 12 мая 1841 г., когда Аубла Али-Ахмет принес присягу на верность «престолу российскому», а остальные убыхские делегаты разъехались, возмущенные его поступком.

Приведение к покорности джигетов и прибрежных сочинских убыхов настолько обрадовало Николая I, что он пожаловал генералу Анрепу «всемилостивейший рескрипт», полковника Муравьева произвел в генерал-майоры, Михаила Шеваршидзе наградил орденом святой Анны первой степени, а всем присягавшим князьям и дворянам распорядился выдать денежные подарки...3

Наметившаяся сдача убыхского руководства перед русской военной администрацией на Кавказе вызвала массовые протесты среди убыхов, высказанные на прошедших бурных народных собраниях и свидетельствовавшие еще о силе патриархальной народной демократии. В очередном рапорте генерала Анрепа от 30 мая 1841г. сообщается: «20 мая убыхи, собравшись в значительном числе, арестовали покорившихся князей Аубла-Ахмета и Зураба Хамыша и сверх того несколько других лиц, имевших с нами переговоры, в бытность мою в укреплении Святого Духа. Между сими последними были: Хаджи-Берзек, племянник его Керантух и Му-рад, житель долины Вардане, известный между убыхами своею храбростью. Князья Аубла Ахмет и Зураб Хамыш были вынуждены отречься от принесенной ими присяги и тогда только освобождены из-под ареста. Задержание Хад-жи-Берзека продолжалось недолго, и он тотчас же начал делать распоряжения о сборе всех убыхов для действия против покорившихся джигетов»1.

Таким образом, опасаясь окончательно потерять авторитет в глазах убыхов, Хаджи-Берзек вынужден был нарушить тайное свое обещание, данное им Михаилу Шервашид-зе, и вновь возглавил сопротивление убыхов. Одновременно он начал оживленные переговоры с шапсугами и абадзеха-ми об образовании союза западнокавказских племен к подготовке нового восстания.

Представители абадзехов, убыхов и шапсугов собрались летом 1841 года на реке Пшехе в урочище Меакопы (совр. Майкоп), принесли взаимную присягу и после долгих переговоров и обсуждений издали дефтер, предписывавший: строгое выполнение шариата, прекращение всяких сношений с русскими. Были определены штрафы и наказания за содействие русским, предусматривалось давать всем беглым и выходцам из России убежище. К дефтеру была приложена присяга о взаимной защите племен и запрете вести отдельным племенам самостоятельные переговоры с русскими. Однако этот закон не мог иметь сколько-нибудь действенной силы, так как он опирался, в основном на шариат, в то время как основная масса населения Западного Кавказа была слабо привержена к мусульманству, за исключением княжеско-дворянской прослойки. А в Убыхии в этот период вообще мусульманство исповедовалось только в прибрежной полосе и то в сложной смеси с пережитками дохристианских верований и с остатками средневекового христианства.

Еще во время переговоров на Пшехе убыхи пытались привлечь шапсугов и абадхезов к выступлению против дислоцированного на Адлерском мысу карательного отряда генерала Муравьева, но опустошительные операции генерала Засса на левобережье Кубани и боязнь шапсугов карательных экспедиций со стороны усилившихся гарнизбнов береговых укреплений, воспрепятствовали наметившемуся новому военному объединению западнокавказских племен. Тогда убыхи попытались собственными силами взять штурмом Навагинское укрепление, предварительно бомбардировав его из шести имевшихся в их распоряжении пушек. Уже в середине июля они начали устанавливать свою артиллерию на виду гарнизона: делать лафеты и устраивать амбразуры на горе против форта (ныне гора Батарейка). Убыхи полностью блокировали Навагинское укрепление со стороны суши, так что лазутчики не могли туда проникнуть и гарнизон находился в неведении о планах дальнейших действий противника. С каждым днем толпы вооруженных убыхов вокруг укрепления увеличивались. По полученным Муравьевым сведениям, Хаджи-Берзек в случае неудачи штурма Навагинского укрепления намеревался напасть на Гагрин-ский отряд, слабость которого ему была известна.

Чтобы отвлечь внимание и силы убыхов от Навагинского укрепления, Муравьев с двумя батальонами Тенгинского полка в числе 700 человек вышел из Гагр и береговой дорогой прибыл в укрепление «Св. Духа» на Адлерский мыс. 22 июля к нему были доставлены на кораблях остальные два батальона Тенгинского полка, имевших в строю 600 человек. Войска продвинулись на 4 километра к западу от укрепления «Св. Духа», но из-за страшной одурманивающей жары не смогли двигаться дальше и вернулись обратно в долину Мзымты. Муравьев принял решение переправить войска к Навагинскому форту морем и потребовал срочно из Сухуми все наличные плавсредства.

Утрем 29 июля со стороны Навагинского укрепления послышалась сильная канонада. Муравьев тотчас же посадил на имевшийся пароход одну роту Тенгинского полка и вместе с нею отправился на помощь к осажденным. Как только на сочинском рейде показался пароход, Хаджи-Берзек направил все орудийные выстрелы на гребные суда, принявшие на себя войска десанта. Однако убыхская артиллерия не причинила вреда тенгинцам и они с песнями и барабанным боем, при радостных криках осажденного гарнизона, вступили в ворота укрепления. Помощь подошла очень своевременно, убыхи собрались в громадном количестве и ждали только результатов артиллерийской подготовки, которая велась довольно удачно (сказались результаты инструкторской деятельности Белля и других английских эмиссаров, а также польских дезертиров). В результате артиллерийского обстрела форт потерпел значительные повреждения. Одна из гранат попала в зарядные ящики и взрывом был разрушен передовой блокгауз, от другой гранаты загорелись покрытые рогожами мучные склады. С большими усилиями возникшие пожары были потушены. Наконец, ответным обстрелом батарей Навагинского укрепления к полудню убыхские амбразуры были сильно повреждены и Хаджи-Берзек вынужден был совершенно прекратить огонь. В этот день гарнизон укрепления потерял 5 человек убитыми и 18 ранеными.

Штурма ожидали ночью и гарнизон готовился к отпору. К вечеру на судах еще прибыли войска из укрепления «Св. Духа». Но на рассвете все увидели, что толпы убыхов разошлись и все их орудия увезены. По донесению Муравьева, при высадке тенгинцев, действиях при обстреле укреплений убыхами, тушении пожаров и подготовке к отражению штурма особое мужество, хладнокровие и распорядительность проявил подполковник Тенгинского полка Данзас.1

После неудачи при Навагинском укреплении убыхи ушли в свои горы, но продолжали воздействовать на другие племена, угрожали джигетам, что полностью разрушат их аулы, если они присоединятся к русским. Хаджи-Берзек перед многочисленным собранием поклялся, что сбреет бороду и наденет женское платье, если хотя одного русского («гяура») пропустит на свою землю. Под воздействием убыхов продолжали волноваться шапсуги и натухайцы. Учитывая создавшееся положение, генерал Анреп доказал военному министру Чернышеву необходимость скорейшего осуществле- ния намеченной карательной экспедиции в землю убыхов, приводя доводы о том, что проведение экспедиции на следующий год будет осуществляться в значительно более трудных условиях нового сплочения убыхов с соседними племенами и возможно обойдется для Росии потерей Джигетии.

Экспедиционный отряд двинулся в Убыхию из устья р. Мзымты вдоль берега моря, предпочтя эту дорогу намечавшейся ранее более трудной и втрое длиннее горной дороге по долине Мзымты и далее по одному из левых притоков р.Сочи.

Убыхские стратеги, предвидя это направление движения войск, перегородили береговую полосу множеством завалов, высотою в рост человека, из срубленных деревьев, колючих кустарников, громадных камней и земли. Отсутствие прибоя и возможность иметь поддержку с кораблей делали этот путь более благоприятным, по сравнению с горной дорогой, проходившей через многочисленные враждебные убыхские аулы.

8 октября, в 2 часа ночи, отряд тихо тронулся в путь. Сопровождавшая эскадра под командованием контр-адмирала М.Н. Станюковича, в составе фрегата «Агатополь» и корабля «Три иерарха», буксируемых пароходами «Боец» и «Могучий», а также шхуны «Смелая», тендера «Нырок», бригов «Меркурий» и «Телемак» и баркасов азовских казаков, поплыла параллельно берегу, держась на картечный выстрел от колонны войск.

До диспозиции назначены были два батальона в авангард под начальством генерал-майора Муравьева, а арьер-гардпод начальством подполковника Данзаса и в правое прикрытие под начальством полковника Хлюпина, в то время уже командира Тенгинского полка. Остальные войска были в колонне, под начальством гвардии капитана Лауница, который в то время уже произведен был в полковники, но приказ не застал его в живых. Владетель Абхазии генерал-майор Михаил Шервашидзе командовал своей милицией, насчитывавшей до 2000 человек.

Первый переход в 13 верст до реки Хамыш (Хоста) войска сделали почти без выстрелов. За Хостой на горах были встречены первые завалы. Морская артиллерия открыла по ним огонь, а 4-й батальон тенгинцев, под командой капитана Корзуна, был послан в тыл позиции убыхов. Убыхи, несмотря на неожиданность нападения с тыла, вступили в ожесточенный рукопашный бой. И только помощь Брестского полка, бросившегося с фронта в штыковую атаку, сломила убыхов, рассыпавшихся по лесу.

Главная колонна продолжала двигаться вдоль берега, преодолевая один завал за другим. Как только открывался огонь с кораблей по завалам, убыхи покидали их, прячась в ближайшие складки местности и в окружающий лес, ожидая русского «ура!», которое служило также для них сигналом: они производили залп из ружей и с ответными криками «Алла!» бросались с шашками во встречную атаку.

При входе в долину реки Агура и при овладении ре правым приустьевым склоном (в районе современного международного молодежного лагеря «Спутник»), произошла ожесточенная перестрелка. Решительной штыковой атакой убыхи были выбиты с этой позиции первым батальоном Тен-гинского полка и абхазской милицией. В одной из схваток этого боя был убит и бывший профессор Виленского университета участник декабристского движения Феликс Ордынский. Непрерывный бой и невыносимая духота утомили войска и на следующий день отряд выступил только в полдень. На правом берегу Агуры вновь было встречено сопротивление убыхов. Новые завалы при дальнейшем продвижении войск были встречены на подходе к долине реки Мызы (Ма-цесты). За завалами виднелось множество убыхов. После первого же залпа морских орудий большинство убыхов спешно укрылись в ближайшем лесу. После окончания обстрела гвардии капитан Лауниц со сводным батальоном бросился в атаку на завалы и в рукопашном бою окончательно выбил оттуда остатки убыхов. Бой продолжался по всему левому склону долины реки Мацесты, покрытому частыми завалами, и продолжался до полной темноты. Истомленные войска отдыхали на отбитых позициях.

После второго дня боев в долине Агуры русские войска потеряли 150 человек убитыми и ранеными.

В конце второго дня похода стало известно, что в тылу отряда, в долине Хосты скопилось до восьми тысяч джиге-тов. Лазутчики сообщали, что джигеты пока не были намерены действовать против русских войск; но они не скрывали, что если убыхи начнут побеждать, то они преградят войскам дорогу к отступлению и соединятся с убыхами.

На следующий день утром отряд встретил жестокое сопротивление на правом берегу Мацесты, где было множество завалов и огромное количество защищавших их убыхов. Генерал Анреп в донесении об этом бое позже сообщал: «Вероятно, немногим на Кавказе удалось слышать такой батальный огонь убыхов, какой они открыли по всей линии, прежде чем бросаться в шашки». Это была излюбленная тактика убыхов. Осыпав градом пуль батальоны Виленского и Бело-стокского полков, убыхи ринулись в атаку, но, наткнувшись на штыковую контратаку русских войск, они дрогнули и в беспорядке стали отступать, неся большие потери. В эту критическую для них минуту из леса ближайшей горы выступил сам Хаджи-Берзек с пятью тысячами свежих сил. Начавшие было отступать и своим завалам убыхи остановились и затем вся их огромная масса молча, без выстрела, ринулась снова в атаку на Виленский и Белостокский полки.

Позже в своих «Воспоминаниях Филипсон писал: «Нет сомнения, что они опрокинули бы их в море, но судьба и тен-гинцы спасли дело»1. Третий и четвертый батальоны тенгин-цев, взяв часть крайних завалов, выдвинулись настолько вперед, что очутились в тылу всех сил Хаджи-Берзека. Майор Хромов, заметив критическое положение атакованных убы-хами полков левого фланга, поспешно занял правый борт узкой и глубокой балки и открыл во фланг и тыл главных сил убыхов убийственный батальный огонь. Поражаемые с трех сторон и не имея возможности через глубокий овраг броситься на тенгинцев, убыхи смешались и начали отступать.

Виленцы и Белостокцы, воспользовавшись этим наступившим переломом, перешли в наступление и преследовали убыхов с полверсты.

Впоследствии говорили, что Хаджи-Берзек еще раз хотел повести в атаку убыхов, но никто ему уже не повиновался. Старый опытный воин, насчитывавший много удач в боях, увидел свое дело проигранным и покинул позиции, отправившись в свой родовой аул Мутыхуа, находившийся в среднем течении долины реки Сочи (на месте современного села Пластунка).

При дальнейшем движении экспедиционного отряда русских войск убыхи хотя и оказывали сопротивление, но настолько неупорное, что войска продвигались почти безостановочно и к 7 часам вечера вошли в долину реки Сочи к Навагинскому укреплению, около которого и разбили обширный лагерь. Позже, через лазутчиков, было выяснено, что убыхам в этих упорных боях помогали отряды ахчип-сувцев, проживавших в верховьях реки Мзымты.

В рапорте А.И. Чернышеву от 11 октября 1841 года генерал И.Р. Анреп сообщал о результатах карательной экспедиции: «... вчера вверенный мне отряд прибыл в укрепление Навагинское. Этот переход продолжался 3 суток, которые ознаменовались рядом бесчисленных подвигов. Убыхи были все в сборе и под предводительством Хаджи-Берзека отчаянно оспаривали каждый шаг. Они все были твердо уверены, что невозможно отряду пройти через узкое дефиле, продолжающееся сряду на 28 верст и на каждом шагу защищенное прочными завалами в несколько рядов. Оказалось, что этот проход возможен русским войскам при помощи божьей и с содействием флота. Наша потеря значительна, но неприятель потерял еще более. Вчера после отчаянной атаки на наше правое прикрытие Хаджи Берзек оставил сборище, сказав: «...теперь деритесь кто хочет, я еду домой»...

Все войска покрыли себя славой в этом достопамятном трехдневном бою: новые войска дрались как старые, старые рвались, чтобы их перещеголять. Милиция, особенно имеретинская, мингрельская и гурийская, была везде, где была упорная драка...

Теперь мы в сердце земли убыхов и можем располагать нашими действиями на местности более доступной...»1

Однако карательная экспедиция вглубь Убыхии не была продолжена, поход отряда Муравьева ограничился береговой полосой от Адлерского мыса до устья Сочи с разрушением лишь нескольких приморских аулов, жители которых бежали в горы.

Большие потери экспедиционного отряда (более 500 человек), утомленность, плохое санитарное состояние отряда и множество больных заставили генерала Анрепа прекратить дальнейшее продвижение вглубь убыхской земли. В последующие дни при работах по усилению Навагинского укрепления, вырубке лесов вокруг него и строительстве башни на горе Батарейка, напротив форта, положение отряда усугубилось потерей в многочисленных стычках с убыхами еще 100 человек убитыми и ранеными.

Несмотря на незавершенность карательной экспедиции, значительная часть убыхской племенной знати встала на капитулянтские позиции. Генерал Анреп сообщал о событиях ранней весны 1842 г. следующее: «... живущие по рекам Шахе, Субаши и окрестным долинам дворяне главной между убыхами фамилии Берзек неоднократно приезжали в укрепление Головинское и просили представить их главному начальнику для объявления покорности его императорскому величеству со всеми их подданными. Время было бурное, и ген. Муравьев не съезжал с парохода, но к нему немедленно явились значительнейшие из тех дворян - Эдик и Мату Берзеки, которые уже готовы были ехать с сею целью в Абхазию на казачьем баркасе.

Убеждаясь в искренности этих людей, просивших принять их покорность на тех же основаниях, как таковая принята была от джигетов, генерал-майор Муравьев назначил им собраться в долине реки Шахе, близ укрепления Головинского... Жители окрестных долин были в сборе недалеко от укрепления, а 27 февраля Убыхские дворяне: Шеулех-уко Амищук-Берзек, Хапеш-уко Эльбуз-Берзек, Шеулек-уко Эдик-Берзек и Шуей-уко Мату Берзек присягнули за себя и за своих подвластных на вечное подданство великому государю...»1

В результате этих переговоров и по условиям присяги, Берзеки получили определенную автономию, их владетельные права над Субашинскими и Шахинскими общинами не ущемлялись, они были ограничены только в проведении внешней политики. Царское правительство рассматривало этот акт как первую ступень в покорении убыхов, сохранивших еще достаточно высокую боеспособность, и надеялось, опираясь наБерзеков, успешно завершить покорение Западного Кавказа.

Сразу же после получения известия о присяге Берзеков, Николай I «пожаловал» каждого из них в поручики и «повелеть соизволил произвести сим офицерам жалованье по 200 рублей серебром в год и сверх того выслать им эполеты... за особые услуги нашему Правительству»2.

Расчеты царского правительства в отношении Берзеков начали оправдываться.

Генерал Анреп в очередном рапорте сообщал, что «поведение новых подданных государя императора превзошло все мои ожидания... Хаджи-Берзек через нарочного дал мне знать, что он желает иметь со мной свидание»3.

Влияние Берзеков с этого времени резко падает среди массы убыхов. Даже наиболее популярный военный предводитель убыхов Хаджи-Берзек, хотя и не присягнувший официально царской России, значительно теряет свой авторитет. Из-за весьма преклонного возраста (Хаджи-Берзеку было уже более 8Q лет) и понимания бессмысленности сопротивления маленького убыхского народа могучей Российской империи, Хаджи-Берзек отрекается от политической и военной деятельности и отправляется на второе богомолье в Мекку. Вскоре после возвращения из паломничества Хаджи-Берзек внезапно умирает в своем родовом ауле Мутыхуа (совр. пос. Пластунка). В течение многих лет Хаджи-Берзек стоял во главе убыхской военной и политической организации, он пользовался авторитетом не только среди убыхов, но и среди племен всего Западного Кавказа. И после Хаджи Берзека военно-политическое руководство продолжало оставаться в руках дворянского рода Берзеков. Уже вскоре после смерти Хаджи-Берзека во главе убыхского сопротивления встал его племянник Берзек Керантух, который оставался на этом посту в течение более двадцати лет, до самых последних дней Кавказской войны.
Ctrl
Enter
Заметили ошЫбку
Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить (0)