Адыги - Новости Адыгеи, история, культура и традиции » Статьи » Археология » Меоты Северо-Западного Кавказа в эпоху раннего железа

Меоты Северо-Западного Кавказа в эпоху раннего железа

Меоты Северо-Западного Кавказа в эпоху раннего железа
Археология
zara
Фото: Адыги.RU
02:30, 12 июнь 2020
35 407
0
Происхождение и расселение меотов. В эпоху раннего железа (I тыс. до н.э.- нач. I тыс. н.э.) Северо-Западный Кавказ населяли многочисленные племена. Составляя самостоятельную и большую группу, они играли значительную роль в истории данного региона. Древние античные авторы, сочинения которых дошли до настоящего времени, знали их под собирательным именем - меоты. От них получило свое название и Азовское море, которое в древности именовалось Меотийским озером ("Меотидой"). Наиболее ранние сведения о меотских племенах содержатся у греческих авторов VI в. до н.э. Гекатея Милетского, Скилака Кариандского, Орфея Кротонского. Например, Скилак Кариандский писал, что соседями савроматов являются меоты а "за меотами следует народ синды: земля их простирается даже за (Азовское) море, по их стране следующие греческие города: Фанагория,
Происхождение и расселение меотов. В эпоху раннего железа (I тыс. до н.э.- нач. I тыс. н.э.) Северо-Западный Кавказ населяли многочисленные племена. Составляя самостоятельную и большую группу, они играли значительную роль в истории данного региона.

Древние античные авторы, сочинения которых дошли до настоящего времени, знали их под собирательным именем - меоты. От них получило свое название и Азовское море, которое в древности именовалось Меотийским озером ("Меотидой"). Наиболее ранние сведения о меотских племенах содержатся у греческих авторов VI в. до н.э. Гекатея Милетского, Скилака Кариандского, Орфея Кротонского. Например, Скилак Кариандский писал, что соседями савроматов являются меоты а "за меотами следует народ синды: земля их простирается даже за (Азовское) море, по их стране следующие греческие города: Фанагория, Кепы, Синдская гавань, Патус" (13, с.44).

Впоследствии сообщения о меотах у древних авторов становятся обычными, причем число причисляемых к ним племен значительно расширяется. Более подробные сведения содержатся в "Географии" Страбона (63 г. до н.э. - 23 г. н.э.), написанной на основании большого количества ранних источников. Страбон пишет: "У самого озера (Меотийского) живут меоты: у моря лежит азиатская часть Боспорского царства и Синдика, а за нею живут ахеи, зиги, гениохи, керкеты... К числу меотов принадлежат сами синды, затем данда-рии, тореты, агры и аррехи, а также тарпеты, абидиакены, ситтакенцы, досхи и многие другие"(13, с.69). Некоторые из этих племен известны и по эпиграфическим (древним надписям) памятникам Боспорского царства. Это те же синды, дандарии, тореты, досхи, а также фатеи и псесы.

Как видно по данным античных авторов, меоты размещаются в основном вдоль восточного побережья Азовского и Черного морей и в дельте р. Кубани. Но археологические исследования показывают, что в VII в. до н.э. - III в. н.э. меоты населяли более обширную территорию (147, с.224). Она ограничивалась на западе Азовским морем, на юге - северными склонами Кавказского хребта. На севере - в степной части правобережья Кубани -меоты соседствовали с кочевыми ираноязычными племенами савроматов. Более расплывчата восточная граница расселения меотов. Ни один из древних авторов не указывает об этом. Лишь в результате археологических раскопок выясняется, что восточная граница меотов простиралась по крайней мере до Ставропольского плато (до станицы Прочно-окопской). Восточнее р. Уруп жили племена, возможно, родственные меотам.

Кроме того, существовала еще одна отдельная группа меотов, населявшая районы Нижнего Дона и прежде всего его дельту. Донские меоты, издавна оказавшиеся в окружении ираноязычных племен, значительно отличались по своей культуре от основного массива меотов Прикубанья. По мнению ряда ученых, это - результат либо иного их происхождения, либо ранней их иранизации.

В настоящее время большинство ученых (археологи, историки и языковеды) считает, что меотские племена, упоминаемые в античных источниках, являются древними предками адыгов (кабардинцев, адыгейцев и черкесов). В доказательство того, что в древности адыги (черкесы) проживали на Северо-Западном Кавказе, приводятся многочисленные и убедительные данные топонимики (географические названия) и ономастики (названия имен), которые объясняются на материале адыгского языка. Адыгское происхождение легко прослеживается в меотских этнонимах псессы, досхи, аррехи и др., включающих псе (псы) "вода, река", суффикс "х" - обычные и широко продуктивные элементы, образующие этноними-ческие названия в адыгских языках. Археологические же материалы свидетельствуют о преемственности культур на Северо-Западном Кавказе от эпохи бронзы до периода раннего средневековья.

Расселение меотов. Несмотря на то, что античные авторы довольно часто и подробно перечисляют различные меотские племена (иногда даже указывая определенные ориентиры и расстояния между ними), все же определить конкретное их местоположение по современной карте очень трудно. Существуют разные варианты их размещения (147, с. 226-227; 355, карта), которые со временем будут значительно уточнены. Однако никто из исследователей не сомневается в том, что синды занимали Таманский полуостров, который в то время делился на ряд островов дельтой Кубани. Территория их простиралась до современной Анапы. Далее к югу - до современного Новороссийска - жили тореты, в районе Геленджика - керкеты. Еще южнее на побережье проживали ахеи, а за ними на востоке - в глубине гор - зихи.

К востоку от синдов примыкали псессы, населявшие левый берег Кубани до реки Афипса, которая служила границей с фатеями. А между реками Кирпили и Кубанью проживали дандарии.

Памятники меотов. Культура меотов прослеживается на протяжении тысячелетия. К настоящему времени накоплен огромный археологический материал, являющийся основным источником для изучения культуры, истории, экономики и общественного строя меотов. Исследованы сотни поселений, городищ и могильников, где выявлены тысячи погребений.

Но этот огромный материал еще не обработан полностью и не систематизирован, что значительно снижает возможности воссоздания цельной истории меотов.

Вместе с тем по археологическим данным уже становится возможным выделить в меотской культуре отдельные локальные группы или варианты которые, как считается, являются памятниками отдельных меотских племен, упоминаемых в письменных источниках (147, с.226).

В развитии меотской культуры археологами выделен ряд этапов: протомеотский (VIII - первая половина VII в. до н.э.), раннемеотский (конец VII - VI вв. до н.э.), средне-меотский (V - первая половина I в до н.э.) и позднемеотский (вторая половина I в. до н.э. -III в. н.э.)

Древнейшими памятниками, соответствующими периоду сложения меотской культуры, являются Николаевский, Кубанский, Псекупский, Абинский, Толстый Мыс и другие бескурганные грунтовые могильники. Умерших хоронили в простых ямах, а в некоторых могильниках (например, Фарс) сооружались каменные конструкции типа кобанских. Погребенные лежат либо вытянуто (большинство) на спине, либо в скорченном положении на боку. Они сопровождались разнообразными лепными сосудами типа корчаг, ковшей и горшками. Выделяется группа захоронений воинов с конями, точнее, со шкурой коня с оставленными при ней головой и нижними частями ног с копытами. Здесь же с ними обычно находятся бронзовые удила и псалии, бляхи конского убора. Из оружия чаще всего встречались бронзовые наконечники стрел и копья, железные ножи, топоры-секиры, а также биметаллические кинжалы. Весь этот набор вещей сходен с изделиями киммерийского типа, широко распространившегося к этому времени по обширной территории.

О тесных контактах с киммерийцами свидетельствуют наличие в Прикубанье их захоронений в курганах. Таковы, например, курганы у ст.Усть-Лабинской и хуторе Зубовском. Здесь, как мы уже знаем, обнаружены надгробные стелы-обелиски киммерийских вождей.

Хотя в протомеотских могильниках не обнаружено погребений сколько-нибудь выделяющихся значительным богатством вещей, процесс разложения первобытнообщинного строя здесь уже налицо. Социальное и имущественное расслоение меотского общества происходит ускоренными темпами в раннемеотский и, особенно в среднемеотский периоды, что хорошо прослеживается по материалам могильников и городищ. Этому способствовали несколько важнейших обстоятельств: внедрение в быт меотов нового металла -железа, возникновение кочевого скотоводческого хозяйства и походы киммерийцев и скифов, а также образование на восточном побережье Азовского и Черного морей греческих городов-колоний.

По сравнению с протомеотским периодом, число исследованных грунтовых могильников, относящихся к последующим этапам развития меотской культуры, значительно больше. Некоторые из них использовались на протяжении нескольких веков. Так, например, Усть-Лабинский могильник № 2 просуществовал, начиная с VI в. до н.э. вплоть до II в. н.э. включительно (т.е. на протяжении 800 лет). В отдельных могильниках раскопано до несколько сот могил. Такие обширные могильники позволяют иногда до мельчайших подробностей проследить происходящие изменения в развитии меотской культуры.

Наметившиеся в протомеотское время местные (локальные) различия отдельных групп памятников сохраняются более или менее отчетливо почти вплоть до конца средне-меотского периода. С этого времени наблюдается несколько иная картина: различия теперь прослеживаются между памятниками западных и восточных районов, причем граница проходит где-то между Усть-Лабинской и Ладожской группами (147, с.239).

Материалы могильников достаточно обильны и разнообразны. Главное место по числу находок занимает керамика - разнообразные по форме и качеству выделки глиняные сосуды (миски, кубки, горшки, кувшины и т.д.). Если в протомеотский и раннемеот-ский периоды преобладали вылепленные от руки чернолощеные сосуды, украшенные иногда геометрическим орнаментом, то, начиная с У в. до н.э. появляется сероглиняная посуда, изготовленная на гончарном круге. Впоследствии такая посуда становится господствующей.

В среднемеотский период не только в мужских, но и в женских погребениях довольно часто встречается оружие. Наряду с тяжелыми копьями широкое распространение получают легкие копья, употреблявшиеся для метания. Их находят в могилах по несколько штук. Под воздействием скифов среди меотов распространились мечи-акинаки с бруско-видным, а иногда и с когтевидным навершием. В последующее время меоты вырабатывают собственный вид этого вида оружия, так называемые "синдо-меотские" мечи с бруско-видным навершием и без перекрестья. Их было два вида: узкие с длинными клинками и широкие. Последние имели ширину 11-12 см у основания клинка, что напоминает один из излюбленных мечей у нартов джатэбгъуэ к1эщ1 (короткий и широкий меч). Встречаются довольно часто в могилах и наконечники стрел, но, преимущественно, из железа. Защитное оружие (шлемы панцири) найдено лишь в некоторых богатых погребениях.

Довольно многочисленны и предметы конской сбруи, которые в У - III вв. до н.э. чаще всего изготовлены уже из железа. Но продолжают встречаться бронзовые псалии и бляхи, иногда оформленные в зверином стиле. Появляются новые формы удил с крестовидными и колесовидными псалиями.

В меотских могильниках широко представлены также предметы быта и украшений: различные типы бронзовых зеркал, серьги, браслеты, перстни, гривны, многочисленные бусы.

О более значительных изменениях в развитии общества меотов свидетельствуют курганные захоронения скифского времени. Походы киммерийцев и скифов в страны Передней Азии не прошли стороной от меотов, часть которых, возможно, принимала участие в их набегах. Результатом этого, а главное - внутреннего развития племен Прикубанья, является появление рядом с оседло-земледельческим миром, другого мира - кочевого и воинственного.

В Прикубанье в это время появляются курганные захоронения, дающие яркое представление о быте сложившейся кочевой и воинственной аристократии меотов. По своему богатству они ничем не отличаются от царских захоронений скифов. Наиболее ранние из них (VII-VI вв. до н.э.) представлены группой курганов у станиц Келермесской, Костромской и Ульского (Уляп) аула. Раскопки их производились еще в дореволюционный период.

Для них характерны погребальные сооружения в виде шатровых остроконечных перекрытий из бревен под огромной ямой или ее частью (10x10; 6x6 м) или под квадратной бревенчатой площадкой или оградой, сооружавшейся на поверхности почвы. По сторонам в обширной яме или по сторонам деревянного настила располагались убитые взнузданные лошади числом от двадцати или тридцати. Наборы узд выполнялись в зверином стиле. Под курганной насыпью иногда оставляли и погребальную колесницу или повозку.

В одном из курганов Ульского аула, достигавшем высоты более 15 м при раскопках была открыта площадка, на которой обнаружили остатки более 50 лошадей. При дальнейшем снятии насыпи на уровне древней почвы был открыт шатер с четырьмя столбами по углам и по шести столбов с каждой стороны. Вокруг этого сооружения находились коновязи и много костей лошадей и двух волов. Всего вокруг коновязей обнаружено 360 лошадиных скелетов. Необходимо отметить, что Ульский курган не был целиком раскопан. Таким образом, количество убитых и захороненных в этом кургане лошадей, возможно, достигает 500 голов.

Несмотря на то, что Келермесские, Ульские и Костромские курганы были сплошь ограблены в древности, в них выявлено много ценного материала: великолепный меч-акинак в золотых ножнах и с золотой рукоятью; роскошная боевая секира, покрытая золотом; золотые ручки от трона с львиными головами; накладки для колчана из листового золота; литая золотая фигура пантеры, укрощавшая щит; прекрасное серебряное зеркало. Все они украшены многочисленными изображениями зверей, животных и птиц, выполненные в скифском зверином стиле в сочетании с изображениями в манере урартского искусства. Кроме того, обнаружены две золотые чаши, золотая диадема, несколько золотых блях и бусы, а также бронзовые наконечники стрел, шлемы и котлы, панцирь из железных и бронзовых пластинок, железные наконечники копий.

Келермесские, Костромские и Ульские курганы оставлены кочевой аристократией и представителями родо-племенной знати, очень близкой по образу жизни и привычкам к степным царским скифам. Они свидетельствуют о глубоком социально-имущественном расслоении племен Прикубанья. Убитый и захороненный в Ульском кургане табун лошадей в 500 голов представляет собой совершенно уникальное явление. Одни ученые считают, что эти сотни лошадей были подношениями покойному вождю от его подданных, выражавших таким образом свое почитание умершему, другие видят в этом захоронение царского табуна.

Как бы то ни было Ульский курган свидетельствует о существовании в Прикубанье большого объединения, находившегося под властью могущественного вождя. Данное объединение, по-видимому, было устойчивым, поскольку и в V и IV вв. до н.э. здесь сооружались курганы с такими же погребальными конструкциями, сопровождавшимися массовыми захоронениями лошадей (курганы у станиц Воронежская, Марьевская, Елизаветинской). Количество погребенных взнузданных коней в некоторых случаях достигает 200. Появляются и захоронения зависимых лиц.

Такие же курганы и святилища раскопаны совсем недавно (1981-1984 гг.) в окрестностях аула Уляп (бывший Ульский). Помимо многочисленных предметов вооружения, деталей конской узды, бронзовых и серебряных сосудов, украшений из золота, в уляпских курганах и святилищах обнаружены уникальные шедевры древнего искусства. Это скульптурные навершия в виде лежащего кабана и оленя, а также два ритона (своеобразной формы рог для питья) - золотой и серебряной с позолотой. Серебряный ритон выполнен выдающимся мастером-ювелиром в виде Пегаса (волшебного коня с крыльями).

Относительно того, какому народу принадлежали богатейшие курганы Прикубанья типа Келермесских и Ульских в исторической и археологической науке нет единого мнения. Одни исследователи приписывают их скифам, другие - меотам. Третьи же считают, что наиболее ранние Келермесские курганы VII-VI вв. до н.э. принадлежат киммерийцам, вместе со скифами вернувшимися из переднеазиатских походов. Во всяком случае, весь материал курганов Прикубанья подчеркивает своеобразие и отличие от погребальных сооружений других областей, хотя проникновение и оседание тех и других групп кочевников, а затем смешение и полное их растворение с меотами нельзя отрицать (см. 67, с.125-137). И в решении данного спора немаловажное значение будут иметь результаты археологических раскопок последнего десятилетия на Северном Кавказе (курганы у аула Уляп - в Адыгее, у хутора Красное Знамя, селения Новозаведенное - в Ставрополье и у селения Нартан - в Кабардино-Балкарии).

Поселения меотов. Наряду с появлением у одних племен Прикубанья в эпоху раннего железа кочевого скотоводческого (с преобладанием коневодства) хозяйства, у других племен меотов продолжает сохраняться земледельческий уклад хозяйства. Оседлое земледельческое население занимало в основном территории по восточному побережью Азовского моря, по берегам Кубани и по ее левым притокам.

Наиболее ранние поселения (более 30) неукрепленного типа меотов относятся еще к VIII -VI вв. до н.э., но они недостаточно изучены. В последующие века, с естественным приростом населения и оседанием части кочевников высокий берег Кубани покрывается густой сетью городищ. Все они имели разную продолжительность существования и разную степень развития. Особенно много (более 150) их становится в позднемеотский период (вторая половина I в. до н.э. - III в. н.э.). Например, в Усть-Лабинской группе они образуют почти непрерывную цепь. По минимальным подсчетам археолога И. С. Каменецкого на рубеже II - III вв. н.э. общая площадь городищ этой группы достигает огромной цифры - 1237797 кв. м., а средняя численность населения (из расчета 5 человек на семью) одновременно проживавшего здесь, составляла 62 тыс. человек. На другом, ограниченном участке - в треугольнике между Кубанью и Лабой сохранившаяся площадь небольших городищ - 181726 кв. метров, где жило около 10 тыс. человек. Некоторые городища достигают значительных размеров. Например, в Ладожской группе, городище Конусное тянется вдоль берега на 1800 м. В таких городищах могло проживать по несколько тысяч человек (147, с.244-245)

На многих городищах имеются мощные культурные слои, свидетельствующие о длительном и непрерывном их существовании. Они имеют также развитую систему оборонительных укреплений - "цитадели" (сильно укрепленная центральная часть, отделенная от остальной площади городища глубоким рвом и валом) и внешние рвы. Время сооружения этих укреплений точно не выяснено, но, как показывают материалы отдельных городищ (например, Елизаветинское близ Краснодара), оно относится к IV в. до н.э. Хотя, как полагают археологи, в различных районах Прикубанья возведение укреплений могло происходить в разное время (147, с.235).

О характере меотских жилищ нет полных данных. Но в некоторых городищах встречались остатки турлучных и саманных построек. На донских меотских городищах выявлены подквадратные, со скругленными углами жилища, стенки которых сделаны из камыша. Снаружи они обмазывались глиной. Высота стен достигала 2,5 м. Пол был глинобитный, крышу делали из камыша. В центре такого жилища располагался открытый очаг; у задней стенки иногда устроены большие хлебопекарные печи, сложенные из сырцовых кирпичей. Вдоль стен располагались глинобитные лежанки (147, с.241).

На городищах и поселениях Прикубанья найдены многочисленные кости домашних животных (коровы, лошади, овцы, свиньи, собаки), масса керамики, серпы, сошники, мотыги, жернова, рыболовные грузила, металлические украшения и т.д. Наряду с материалами могильников и письменных источников они позволяют охарактеризовать экономическую и культурную жизнь меотов.

Хозяйство меотов. Основой хозяйства меотов являлось земледелие и скотоводство. Плодородные степные районы правобережья Кубани и долины рек были чрезвычайно удобны для земледелия. Заболоченные низины и предгорья являлись прекрасными пастбищами для скота.

Земледелие у меотов стояло на высоком уровне, что позволяло производить хлеб не только для собственного потребления, но и для вывоза. Они возделывали пшеницу, ячмень, рожь, просо и бобовые культуры, из технических культур - лен. На многих городищах найдены обуглившиеся зерна этих культур.

Второе место в хозяйстве меотов занимало скотоводство, которое давало тягловую силу, мясо, молоко, шкуры и шерсть. Высоко было развито и коневодство, поставляющее боевых коней и коней для передвижения. Поскольку и в могилах нередко встречаются отдельные части туши коня, считается, что и конина шла в пищу. Судя по материалам курганных захоронений, верховые кони являлись и мерилом богатства.

Широкое распространение у меотов получило и рыболовство. Меотам принадлежали наиболее богатые рыбой пункты Азовского побережья и Кубани. На городищах и поселениях повсеместно встречаются грузила для сетей, кости рыб и целые пласты рыбьей чешуи. Их анализ показывает, что меоты ловили сома, стерлядь, севрюгу, белугу, осетра, сазана и судака. На некоторых городищах ( например, Подазовское) обнаружены рыбоза-солочные ямы. Все это говорит о том, что рыба шла и на внешний рынок (147, с.248).

Ремесленное производство было развито в основном у оседлых меотов. Это и метал-лопроизводство и ювелирное дело, но особенное значение получило производство серог-линяной керамики. Об этом свидетельствуют не только многочисленная посуда, найденная в меотских могилах, но и гончарные печи, довольно часто встречаемые на городищах.

С появлением гончарного круга появляются и центры по производству керамики. Одним из таких, наиболее известных центров было Елизаветинское городище близ Краснодара. Здесь открыто около десятка гончарных печей и керамический брак. Высококачественная сероглиняная посуда меотов пользовалась высоким спросом у соседних и отдаленных племен. Она попадала далеко в степь, вплоть до Поволжья и даже до Казахстана, не говоря уже о более восточных районах Северного Кавказа.

Важное место в жизни меотских племен занимала торговля. Торговые связи осуществлялись не только по суше. Письменные источники свидетельствуют, что отдельные меотские племена были хорошими мореходами, причем морская торговля часто совмещалась с пиратством. Страбон и римский историк Тацит (умер в 120 г. г. н.э.) писали (13, с.70, 122-123), что ахеи, зиги (зихи) и их южные соседи - гениохи строили для нападения на проплывающие корабли небольшие узкие и легкие лодки, вместимостью до 25-30 человек. Как выясняется, эти суда были сделаны без единого металлического гвоздя. Верхняя часть их бортов располагалась близко друг к другу, а корпус расширялся. Во время штормовой погоды борта наращивались досками, образуя крышу, защищая таким образом судно от захлестывания его волной. Греки называли их "'камарами" (от греческого слова "камара" - повозка со сводчатым верхом или сводчатая комната). Об искусстве мореплавания различных меотских племен писали и другие авторы. Николай Дамасский (I в. до н.э.) указывает, что "у керкетов, если кто, управляя лодкой ошибается, то все подходят один за другим и плюют на него" (13, с.56). Другой автор V в.н.э., имя которого осталось неизвестным (Псевдо-Арриан) писал: "керкеты... народ... весьма опытный в мореходстве" (13, с.178).

Торговля (как сухопутная, так и морская) у меотов получает особенное значение и развитие после возникновения на Черноморском побережье греческих городов и образования Боспорского царства.

Греческие города-колонии. Возникновение греческих городов-колоний на Черноморском побережье не было явлением случайным. Греческие мореходы очень рано познакомились с Северным Причерноморьем. Это нашло отражение в их мифах и сказаниях, древнейшие из которых относятся ко II тысячелетию до н.э.(Мифы и сказания об аргонавтах, совершивших на корабле "Арго" поход в Колхиду за золотым руном, о храбром и хитроумном Одиссее, блуждавшем в стране киммерийцев, о прикованном к скале в горах Кавказа Прометее и др.) Указанные мифы отражают еще тот период, когда для греков Черное море еще было чем-то далеким, труднодоступным и плавание к его берегам -опасным. Сложению такого впечатления способствовало, кроме всего прочего, и неблагоприятный климат, отсутствие каких-либо островов для поэтапного успешного освоения черноморских берегов. Поэтому-то первоначально греки называли Черное море "Понтос Аксенос" - Негостеприимное море. Лишь впоследствии, поселившись на его берегах и познакомившись с богатым краем, они переименовали Понт Аксенос в "Понт Евксинский" - Гостеприимное море. Об этом рассказано в книге "География" Страбона.

Первые поселения греков появились на северном побережье Черного моря в самом конце VII в. до н.э. или в самом начале VI в. до н.э. Греков привлекали плодородные равнины Причерноморья, где можно было возделывать хлеб и вывозить его в Грецию. У приазовских и причерноморских кочевников были также огромные табуны лошадей и отары овец, которые давали много продуктов животноводства для вывоза. Кроме того, Азовское и Черное моря и реки, впадавшие в них, изобиловали рыбой, а частые военные столкновения местных племен не обходились без захвата пленных, которых можно было приобретать с большой выгодой для перепродажи их в рабство. Сами же греки стремились расширить границы рынка для сбыта своих товаров.

В VI-V вв. до н.э. греческие города возникли на всем протяжении Северной береговой полосы Черного моря, а затем и в районе Азовского моря. Большая группа городов была основана на берегах Керченского пролива, называвшегося греками Боспором Киммерийским. По их представлению, Боспор Киммерийский разделял Европу и Азию: земли, расположенные к западу от пролива, греческие географы считали европейской частью, а к востоку - азиатской.

Города основывались в основном там, где уже существовали поселения местных племен, которые первоначально охотно предоставляли грекам эти места. Они (и особенно их племенная знать) были заинтересованы в торговых связях с греками. Со временем же стремление греческих колонистов к расширению своих владений за счет вытеснения местных племен и их порабощения натолкнулись на сопротивление. Поэтому вскоре вокруг этих городов выросли каменные оборонительные стены и валы.

С появлением греческих городов, развитием взаимоотношений между ними и местными племенами в истории юга нашей страны началась античная эпоха. Города (по-гречески - полисы) были сложившимися рабовладельческими торгово-земледельческими и ремесленными центрами, поставщиками хлеба, сырья и рабов из Причерноморья в Грецию.

Античные авторы сохранили нам более тридцати наименований греческих городов (12), возникших в разное время. На Боспоре наиболее значительным был Пантикапей, южнее его Нимфей, а северо-восточнее Пантикапея - Мирмекий. Крупнейшим городом азиатской части Боспора - на Таманском полуострове - являлась Фанагория, которую основал в 540 г. до н.э. теосец Фанагор. К западу от Фанагории, на месте нынешней станции Тамань, возникла Гермонасса. На близлежащих островах были расположены Патрэй, Ке-пы, Корокондама. В районе современной Анапы возник пункт Синдская гавань, в IV в. до н.э. переименованный в Горгиппию. Именно они сосредоточили в своих руках всю торговлю с меотскими племенами Прикубанья. Импортные изделия (главным образом, посуда греческого производства) начинают поступать к ним уже с VI в. до н.э. В небольших количествах они обнаружены в Краснодарской и Усть-Лабинской группах меотских памятников. Более заметным импорт становится в V в. до н.э., но особенный его наплыв наблюдается в IV в.до н.э. Это было связано с образованием и развитием Боспорского царства.

Боспорское царство. В 480 г. до н.э. греческие города, расположенные по обоим берегам Керченского пролива, объединились в одно государство под главенством Пантика-пея, чеканившего еще с середины VI в. до н.э. собственную серебряную монету. Общность торговых интересов, а также необходимость совместной защиты от возможных нападений со стороны местных племен были главными причинами политического сплочения этих городов.

Во главе Боспорского царства стояли архонты (правители), избираемые первоначально из знатного греческого рода Археанакта, основателя Пантикапея. Власть Археан-тактидов стала наследственной и, по свидетельству Диодора Сицилийского (греческий историк, живший в I в. до н.э.), эта династия правила Боспором в течение 42 лет (13, с.85).

В 438 г. до н.э. к власти приходит новая династия Спартокидов, родоначальником которой стал Спарток I. Спартокиды правили Боспорским царством до II в. до н.э. Происхождение этой династии до сих пор остается неясной. Поскольку имена Спартока и некоторых других его потомков не греческие, а фракийские, вопрос о том, кем были они по происхождению, решается различными учеными по-разному. Одни считают, Спартока фракийцем или фракизированным скифом, другие предполагают, что он - выходец из синдо-меотских племен(12, с.13).

Приход к власти Спартока знаменовал собой начало нового этапа в истории Боспора, связанного со стремлением территориального расширения, как на западе, так и на востоке. В этом плане Спарток I не смог достичь многого, так как он вскоре умер. Его преемник Сатир I (403-390 гг. до н.э.) предпринял решительные меры к расширению границы Бос-порского царства. Ему удается силой присоединить город Нимфей, расположенный всего в 15 км от Пантикапея и остававшийся свободным городом. Затем он приступил к осаде Феодосии. Феодосия к тому времени превратилась в крупный торговый центр и успешно конкурировала с Пантикапеем. Именно это соперничество не давало покоя Спартокидам. К тому же с покорением Феодосии все земли Керченского полуострова оказались бы в их руках, а это было важно и по стратегическим соображениям. Но Сатиру I не удалось полностью осуществить свои замыслы: он умер при осаде Феодосии. Упорное сопротивление этого города удалось в конце концов сломить его сыну Левкону I (390-351 гг. до н.э.).

Меоты и Боспор. Присоединив Феодосию и высвободив свои войска, Левкон I обратил свои взоры на богатые земли азиатской части Боспора - области расселения синдов и меотов. За годы своего правления Левкону I удалось расширить границы Боспорского царства до современного Новороссийска, подчинив синдов. Вслед за ними были присоединены и другие меотские племена Нижнего Прикубанья и восточного Приазовья: тореты, дандарии и псессы. В некоторых надписях времени Левкона I, высеченных на каменных блоках, его титул обозначен как "архонт Боспора и Феодосии, царь синдов, торетов, дан-дариев и псессов". Спустя какое-то время, к титулу его преемника Перисада I (351-309 гг. до н.э.) добавляются фатеи и досхи, а он именуется уже царем "всех меотов"(13, с.12).

Но, как считают ученые, присоединение меотов к Боспору носило скорее всего формальный характер, чем фактический, поскольку их территория не была включена в границы царства (132, с.77). Следовательно, меотские племена сохраняли какую-то самостоятельность и продолжали подчиняться собственным царям и вождям. Подчинение их Бос-пору означало только, что они должны были признавать власть боспорских царей и выплачивать им дань хлебом и другими продуктами, а в случае необходимости поставлять воинов и предоставлять на своей территории свободу действия купцам. Что же касается внутренней жизни, то они сохраняли свои обычаи и образ жизни, а также родоплеменной быт (14, с.130).

На это указывают и некоторые письменные источники. Весьма показателен рассказ Диодора Сицилийского о борьбе за власть на Боспоре после смерти Перисада I (309 г. до н.э.) между его сыновьями (13, с.85-88). По словам автора, против законного наследника Сатира II выступил его младший брат Евмел. Где-то в Прикубанье, на берегу реки Фат, произошло большое сражение. В данном сражении принимал участие и царь меотского племени фатеев Арифарн, поддерживавший Евмела. Причем, согласно источникам, Ари-фарн прибыл на поле битвы вместе с отборной дружиной и войском, состоявшим из 20 тыс. конницы и 22 тыс. пехоты. В битве с Сатиром Евмел и Арифарн потерпели поражение и бежали с войском в замок Арифарна, находившийся в лесистой и болотистой местности на берегу р. Фат. Замок был хорошо укреплен высокими башнями. Сатир пытался атаковать замок, вырубив лес, окружавший его, но был при этом смертельно ранен и вскоре умер. Брат и преемник Притан пытался продолжить борьбу, но его попытки не увенчались успехом. Евмел с помощью фатеев захватил "немало городов и укреплений". Притан был убит, а боспорским царем стал ставленник Арифарна Евмел.

Все это свидетельствует о том, что отдельные меотские племена, обладая значительными вооруженными силами, имели возможность освободиться от притязаний Боспора. Правда, некоторые ученые считают, что Арифарн был царем сарматского племени сира-ков. Но то, что подобного рода попытки со стороны меотов действительно могли иметь место, подтверждают надписи с изменениями списка племен, подчиненных боспорским царям. Страбон также пишет, что "иногда то один, то другой народ отпадали от них" (13, с.70).

Если эти данные говорят о большой неустойчивости в политической жизни Боспора по отношению к меотским племенам, то экономические связи между ними получили значительное развитие. Более того, можно говорить об экономической экспансии боспорян. Ведь основная масса хлеба, вывозимого Боспором в Грецию, поступала в основном из прикубанских районов. В годы наивысшего подъема (при Левконе I) Боспор вывозил ежегодно в Афины 400000 медимнов хлеба, то есть около 16700 тонн. Страбон же называет еще большую цифру - около 87500 тонн (13, с.63).

Помимо хлеба, Боспор вывозил в Грецию соленую и вяленую рыбу, скот, кожи, меха, рабов. Греческие импортные товары пользовались большим спросом среди знати скифских и меотских племен.

Для лучшей организации взаимовыгодной торговли, боспорские купцы создавали на землях местных племен торговые пункты (фактории или эмперии). Такая торговая фактория возникла в конце IV в. до н.э. и в среднем течении Кубани на месте крупного меотского поселения, располагавшегося в районе современной станицы Елизаветинской. Это был самый восточный торговый пункт боспорян среди меотских племен.

Отсюда импортные товары широко расходились по всем направлениям. На многих городищах и могильниках, расположенных далее в глубине предгорий и вверх по течению р. Кубани, найдены многочисленные остродонные амфоры, ювелирные изделия, доспехи греческого производства, античные сосуды и т.д. Конечно, большинство из них сосредотачивалось в руках племенной знати, что приводило к еще большему углублению имущественного и социального неравенства в меотском обществе.

Меоты и другие местные племена, будучи тесно связаны с греками, испытывали их культурное влияние. Они познакомили местное население с достижениями античной цивилизации. В свою очередь и Боспор испытывал влияние местной культуры. В частности, боспоряне заимствовали тактику боя, некоторые виды вооружения, типы одежд, более удобные в условиях Северного Причерноморья, чем греческая (14, с.131; 132, с.77-78).

Естественно, это взаимовлияние двух культурных традиций сильнее всего сказывалось на территории самого Боспорского царства. И в этом плане показательнее всего история синдов, которые раньше всех были подчинены Боспору.

Синдика. Самое большое племя меотов - синды - населяли Таманский полуостров и Черноморское побережье, включая территорию современной Анапы. На востоке их территория простиралась до Семибратнего городища (в 12 км к западу от станицы Варени-ковской), расположенного в низовьях Кубани, на левом ее берегу. Наиболее раннее захоронение синдской племенной знати, относящееся к концу VII или началу VI в. до н.э., обнаружено в кургане у Цукурского лимана. Вместе с погребенным найдены бронзовая секира-молот, бронзовые наконечники стрел, бляшка с изображением двух сцепившихся барсов, а также привозной греческий кувшин (родосская ойнохоя).

Очень важными для решения вопроса о происхождении синдов являются могильники у хуторов Рассвет и Красная Скала недалеко от Анапы. Здесь выявлены разные типы погребальных сооружений: грунтовые погребения под круглыми каменными выкладками; каменные гробницы в курганах; каменные ящики. Более трети всех захоронений сопровождались оружием, главным образом мечами-акинаками, копьями и ножами.

Но главное в том, что погребальный обряд и характер могильных сооружений указывают на тесную связь с эпохой бронзы. Следовательно, речь может идти о последовательном и едином развитии населения, проживавшего на данной территории, от эпохи ранней бронзы до эпохи железа.

Такая же картина прослеживается и южнее Анапы до районов Геленджика, где раскопаны подкурганные дольменообразные каменные ящики VII-IV вв. до н.э. Происхождение их от кавказских дольменов эпохи ранней бронзы более очевидно, поскольку здесь имеются все характерные черты этого погребального сооружения: пазы для сборки ящика и отверстие в передней стенке (147, с.232).

Указанные памятники обнаружены на местах расселения теоретов и керкетов, ахеев и зихов. Все это говорит об общности их происхождения и родственной связи с синдами. Об этом же говорят и письменные источники. Античные авторы единодушно считали синдов родственными меотам, хотя упорно выделяли среди прочих меотских племен. Это было связано не только с особенностями их быта и обряда, но и с тем, что синды раньше всех подверглись значительному греческому влиянию.

Хотя Синдика в VI-V вв. до н.э. не входила в состав Боспора, греческое влияние ощущается в облике оборонительных сооружений и археологическом материале с синд-ских поселений и городищ. Крупных городищ VI-V вв. до н.э., игравших на Боспоре важную и стратегическую роль, мы знаем несколько: Краснобатарейное, Раевское и Семи-братнее.

Из них наиболее значительным и хорошо изученным является Семибратнее городище. Оно возникло во второй половине VI в. до н.э., а в начале V в. до н.э. было обнесено мощной каменной стеной с прямоугольными башнями и пристенными лестницами. Толщина стен - 2,5 м, высота достигала 6 м. Все это было сооружено в соответствии с требованиями античной фортификации. В конце V в. до н.э. эти укрепления были разрушены, но затем восстановлены (132, с.76).

Около городища находится много курганов, называвшихся в народе "Семь братьев", по самым большим из них, достигавшим высоты 13-15 м. Этим же именем назвали городище археологи.

Курганы раскапывались частично еще в дореволюционное время и стали знаменитыми. Захоронения совершены в прямоугольных гробницах из сырца или камня с деревянными перекрытиями, внутри которых иногда устанавливался деревянный саркофаг. Обнаружен обильный и богатый инвентарь, состоявший из оружия (мечи, копья и панцири, украшенные золотым полумесяцем и изображением головы Медузы), драгоценной посуды из золота, серебра и бронзы, а также украшений. В курганах есть и остатки погребальных колесниц, а также погребения от 6 до 12 упряжных коней. Многие предметы имели греческое происхождение. Часть курганов была сооружена в У в. до н.э., остальные позже - в IV в. до н.э.

Принято считать, хотя некоторые ученые иного мнения, что Семибратные курганы являлись захоронениями членов синдской царской династии, а одноименное городище -их резиденцией (132, с.76). По другим же данным, с чем согласны большинство ученых, столицей Синдского царства в У в. до н.э. был город Синдик или Синдская гавань (переименован в IV в. до н.э. в Горгиппию), расположенный на месте современной Анапы. Имеется немало свидетельств того, что до присоединения к Боспору синды в У в. до н.э. действительно имели свое государство, которое чеканило серебреные монеты с надписью "Синдон" (1, с.141-145; 217, с.204-215).

Синдо-меотская аристократия находилась в тесных дипломатических и брачных связях с Боспорскими царями. Например, вельможа и богач Сопей (сравни с названием древ-неадыгского племени "Собай") выдал свою дочь за сына царя Сатира I (433 - 398 гг. до н.э.), получив при этом высокую должность наместника (13, с.35-36). Дочь же самого Сатира I стала второй женой синдского царя Гекатея. На это указывает прекрасный романтический рассказ греческого писателя II в. н.э. Полиена. Содержание его таково.

Царъ синдов Гекатей был женат на меотянке Тиргатао. В результате династической борьбы он был свергнут с престола. Боспорский царь Сатир I (403-390 гг. до н.э.) вмешался во внутренние дела Синдики и не только вернул Гекатею престол, но выдал за него свою дочь. При этом Сатир потребовал от Гекетея убить прежнюю жену меотянку Тиргатао. Но Гекатей любил Тиргатао и не решился ее убить. Он заточил ее в крепость и велел жить под стражей. Однако Тиргатао обманула стражу и бежала. Скрываясь днем в лесах, а ночью пробираясь по пустынным скалистым дорогам, она добралась до соседившего с синдами племени як-соматов (язаматов), где были владения ее родственников. Не застав в живых своего отца, Тиргатао вступила в брак с его преемником и, собрав сородичей-меотов, начала кровопролитную войну против Сатира и Гекатея. Во время набегов меоты не раз опустошали Синдику и причиняли вред царству Сатира. Гекатей и Сатир вынуждены были просить мира, выдав в заложники сына Боспорского царя. Однако вскоре мир опять был нарушен Сатиром. Он подослал наемного убийцу, который не смог, однако, привести в исполнение коварный замысел. Когда покушение раскрылось, Тиргатао велела убить заложника и возобновить войну. Она вновь подвергла земли Синдики и азиатские владения Боспора "всем ужасам грабежа и резни". Только после смерти Сатира его сын Горгипп богатейшими дарами и просьбами добился мира (13, с.35-36).

Из этого рассказа следует, что во времена Сатира синды и другие меотские племена были независимыми от боспорского правителя, а синды же имели и своего царя. Стремление Сатира породниться с царем синдов Гекатеем, выдав за него свою дочь, свидетельствует и о том большом значении, которое придавали боспорские правители установлению прочных связей с Синдикой.

Война меотов с синдами и боспорцами, о которой рассказывает Полиен, в какой-то степени подтверждается археологическим материалом. К середине или концу V в. до н.э. небольшие греческие поселения Таманского полуострова временно или окончательно пустеют. С этой же войной, как считают, связано и разрушение ранних стен Семибратнего городища в конце V в. до н.э. или в самом начале IV в. до н.э.(14, с.130, примеч.; 132, с.76).

Таким образом, верхушка синдской знати была еще до присоединения Синдики к Боспору тесно связана со спартокидами, что подготовило включение Синдики в состав Боспорского царства. Это произошло в начале IV в. до н.э. во время правления на Боспоре Левкона I. Но едва ли оно было добровольным. Недавно появился новый документ, недвусмысленно указывающий на враждебный характер политики только что пришедшего к власти на Боспоре Левкона I по отношению к Синдике. В 1985 г. на окраинах Семибрат-ного городища была обнаружена посвятительная надпись Левкона I, нанесенная на постаменте статуи, текст которой гласит: "Принесший обет Левкон, сын Сатира, архонт Фебу Аполлону поставил тому, что в Лабрите. Владыке же города лабритян я, помогающий после сражения и победы над Феодосией, указал Октамасаду: " Уводи к себе от Синдов обоих сыыновей и уничтожь смертоносную дружбу царя Синдов - ведь враждебен доводящий царство до тяжелейшего [поражения(?)]" (47, с.36). Судя по источнику, датируемому 389 г. до н.э., на месте нынешнего Семибратнего городища в то время находился город Лабри-та, правитель которого Октамасад имел дружеские отношения с царем Синдики. Правда, автор публикации и перевода текста Т. В. Блаватская считает, что этот союз со стороны Октамасада носил принужденный характер и был вызван разгромом царства лабритян царем синдов, потребовавшему от покоренного владыки Лабриты выдать в заложники двух своих сыновей (47, с.44-45). Однако такое толкование представляется несколько произвольным. Не исключено, что мы имеем дело с одним из ранних свидетельств проявления института аталычества. Как бы то ни было, приведенный текст надписи прямо указывает на вмешательство Левкона I во внутренние дела Синдского царства, с существованием которого придется смириться скептикам. Вполне возможно, что принесенный Левконом I обет был связан и с ликвидацией самостоятельности Синдики.

С включением Синдики в состав Боспора, элементы греческой культуры стали проникать в самые широкие слои синдского общества. Отмечается и активное проникновение представителей местной племенной знати в греческие города, располагавшиеся на азиатской части Боспора. Эта племенная верхушка втягивалась в торговые операции, вступала в браки с греческой аристократией, перенимала некоторые элементы эллинской культуры. В свою очередь, сближение с ними отразилось на мировоззрении, традициях, художественном вкусе и погребальном обряде греческой знати.

Во многих городах азиатской части Боспора (Фанагории, Тирамбе, Корокондаме и др.) увеличивается и число горожан - рядовых общинников из синдо-меотских племен. На это указывают черты синдо-меотского погребального обряда в грунтовых могильниках этих народов. Их присутствие придавало известное своеобразие боспорской культуре.

IV-III вв. до н.э. были временем подъема Боспорского царства и сложением экономического, политического господства и процветания греко-синдо-меото-скифской бос-порской аристократии, связанной с крупным землевладением и хлебной торговлей.

Однако вскоре наступает кризис, вызванный не только внутренним противоречием среди правящей династии Спартокидов за власть, но и нарастанием социальных конфликтов в обществе между рабами и рабовладельцами. Кроме того, значительно активизировались и скифы Северного Причерноморья, на которых напирали новые союзы кочевых племен, двигавшихся с востока.

Сарматы и Меоты. Сильным был натиск сарматов и в районы Северо-Западного Кавказа. Но здесь устремления сарматов успешно сдерживались многочисленными и сильными племенами меотов, а также активной политикой Боспорского царства. Заняв степную часть правобережья Кубани, сарматские племена сираков со II в. до н.э. начинают постепенно проникать в среду оседло-земледельческого меотского населения. С расселением сираков распространяются общесарматские элементы материальной культуры -оружие, предметы туалета и украшений, художественный стиль. Происходит и частичное изменение погребального обряда. В некоторых могильниках появляются катакомбные погребения. В свою очередь, сарматы испытали значительное влияние со стороны меотов. Все это позволяет археологам утверждать, что в Прикубанье происходил не только процесс так называемой "сарматизации" меотов, но и значительной "меотизации" сарматов. Сираки использовали в основном вещи меотского производства, поскольку меотское ремесло стояло на высоком уровне развития. Особенно ярко это проявилось в керамике. Сарматы не освоили гончарного круга и большинство посуды они получали от меотов.

В отличие от районов Центрального Предкавказья, частичное проникновение и оседание сарматов в Прикубанье не привело к смене языка у меотов. Наоборот, оседавшие сарматы были ассимилированы и растворились среди меотов - древних предков адыгов (132, с.81). Подобный вывод археологов подтверждается и историческими преданиями. На это указывал еще в свое время Ш. Б. Ногмов. Он писал: "Здесь нелишне будет переименовать все народы, которые были в сношении с нашими предками и даже посредством частных переселений, или переходя в горы массами и присоединяясь к нашему народу, могли иметь большое влияние на состав и образование... языка... Еще осталось в памяти народной, что некоторые фамилии вели свой род от сарматов и потому носят название шармат. Здесь, кстати, приведу одну старинную сохранившуюся у нас пословицу, доказывающую, что наши предки были с ними в коротких сношениях. Когда кто-нибудь в обществе много шутит и заставляет других смеяться, то ему говорят: "Ты не черт и не шармат, откуда же ты взялся" (240, с.61). В настоящее время фамилия "Щэрмэт" - "Шармат" (принятое русское написание - "Шерметов") известно в нескольких кабардинских, абазинских селах.
Ctrl
Enter
Заметили ошЫбку
Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить (0)